«Билли? — раздался в голове знакомый голос. — Я уж думала, ты совсем забыла о нашей маленькой встрече. О наших… особых отношениях».

Девушка поежилась.

«Нет, я… было много работы… я… не могла ее оставить», — зачем-то оправдываясь, неловко подумала она.

«Не стоит извиняться, дорогая, — в голосе зазвучали покровительственные нотки. — Приходи, я тоже хочу тебя увидеть. Вижу, ты в северной части города, это очень удачно. Чтобы добраться до поместья Бригмор, тебе вот что нужно сделать…»

***

— Это было… неописуемо, — выдохнула Билли через несколько часов. Они лежали, обнаженные, раслабленные и довольные, в, похоже, единственной целой кровати бригморского поместья — да и та после их недавних игр держалась, можно сказать, на одном честном слове. Открытые глаза Делайлы мерцали в полумраке странным светом, по влажной коже ползли приятные мурашки.

Билли Лерк и раньше обычно предпочитала женщин, с тех самых пор, как поняла, чем девочки отличаются от мальчиков, но сейчас — сейчас все было совсем иначе. Все было иначе с самого начала.

Бригморское поместье располагалось на самом берегу Ренхевена, в низкой широкой лощине почти за чертой города. Поместье выглядело необитаемым, добраться к нему у обычного человека шансов не было — единственная подъездная дорога оказалась наглухо завалена, а любой мало-мальски крупный корабль немедленно сел бы на мель у пологих берегов, окруженных со всех сторон скалами, которые давно облюбовали себе речные хрустаки.

Счастье, что назвать Билли обычным человеком было совершенно невозможно.

Она кошкой — которых в Дануолле становилось с каждым днем все меньше и меньше — спустилась с круч, нависших над лощиной, тенью мелькнула над сочной, напоенной влагой травой и приземлилась уже на территории поместья. Для непрошенных гостей здесь были приготовлены разные неприятные сюрпризы, но к Билли это не относилось — она на минуту задержалась во дворе, вдыхая ароматный — как же это чувствовалось после всех дней в пропахшем дымом и горелым жиром Дануолле! — воздух и осматриваясь.

Тишина, какая здесь стояла тишина. Когда годами живешь в городе, воспринимаешь шум как обычную часть быта, наподобие плеска волн за окном или следов рвоты на мостовой. Грохочут по улицам экипажи и грузовые фургоны, воют страхолюдные волкодавы на поводках Смотрителей, работает в отдалении фабрика, в темной аллее по соседству из чьей-то перерезанной шеи темной плотной струей льется кровь… В Бригморе было оглушительно тихо — даже трава под ногами Билли шуршала слишком громко, не стоило ей этого делать. Не стоило нарушать этого торжественного, прямо-таки религиозного молчания.

Когда-то семья Бригмор была одной из богатейших в Дануолле — торговля лесом выглядела беспроигрышным делом. Продавали прямой корабельный лес, продавали корявый и сухой на растопку, продавали ценные породы на мебель и безделушки. Технический прогресс уничтожил основу благосостояния Бригморов менее, чем за поколение — стальные корабли пришли на смену деревянным лоханям, а дома обзавелись паровыми котлами и железными батареями отопления. Последний наследник разорившегося семейства то ли неудачно продал фамильный особняк, то ли там что-то случилось уже позднее — но счастья он никому не принес. Под постепенно разрушающейся крышей одно время находилась перевалочная база контрабандистов, потом малина какой-то захудалой банды, а потом… сюда пришла Делайла.

Тихонько шурша мокрой травой под подошвами сапог, Билли подошла к крыльцу и озадачилась — массивная деревянная дверь оказалась распахнутой настежь, а внутри, насколько можно было видеть, не было ничего, сплошная тьма с редкими проблесками непонятных оранжевых огоньков. Ничего себе таинственность…

Девушка вступила внутрь и с непривычки закашлялась — та же странная пыльца, что была тогда, в комнате без потолка и пола, щекотала нос и горло. Не то, чтобы это было неприятно… словно с размаху падаешь в темную, теплую воду, и теперь она медленно продвигается к легким, мягко, но настойчиво вытесняя последние пузырьки задержавшегося воздуха.

«Добро пожаловать в Бригмор», — прозвучало в голове, и Билли от неожиданности вздрогнула. Постойте-ка…

В голове?

Нет.

Билли обернулась. Перед ней, оценивающе склонив голову набок, стояла Делайла.

— Все-таки пришла, — ведьма улыбнулась одними губами. Вокруг нее то вспыхивали, то гасли мертвые желтоватые огни, и кто-то гудел в голове на одной низкой ноте. А вот запаха больше совершенно не чувствовалось, воздух был темен и свеж — удивительно. — Хорошая девочка. Дай-ка я тебя поцелую.

Билли ощутила волнами исходивший от ее тела холод и задрожала, то ли от страха, то ли от предвкушения. Что с ней теперь будет, что с ними теперь будет, что будет со всем миром, когда они наконец окажутся вместе. Легкие издавали слабый, отчаянный писк — так пищит кролик, попавший в силки. Она закрыла глаза и почти не ощутила поцелуя, только нежное касание кожи и легкое дыхание у обветренной щеки, и ускользающий, едва заметный аромат цветов, как на весеннем, пробуждающемся от зимней спячки лугу. В нем была свежесть и прохлада, и радость и целый водопад наслаждения от того, что это — это наконец случилось. Теперь все будет хорошо. Теперь все будет как следует.

Но потом пришла жара.

И это было неописуемо.

— Ты правда так думаешь, дорогая? — Делайла перекатилась на живот мягким, кошачьим движением. Белая кожа, казалось, сверкала даже в полумраке. — Я рада. Люблю дарить людям радость.

Сколько сейчас было времени? День или ночь? Билли сбилась со счета давным-давно — часы болезненно-острого наслаждения сменялись краткими минутами отдыха, напоминавшего забытье. Долго ли она здесь? Она не знала. Возможно, прошло уже несколько дней, и покушение на Императрицу уже прошло и оказалось — конечно же, оказалось! — успешным. Нет, нет, это, конечно, невозможно — она ведь принимала в нем непосредственное участие, Делайла должна была предупредить…

Делайла.

Короткие черные волосы, торчащие сейчас в стороны смешными ежиками, острые тивийские скулы, почти мальчишеское угловатое тело. Что в ней было такого, отчего сердце Билли, циничной и равнодушной суки, как она предпочитала о себе думать, заходилось галопом? Девушку тянуло к ней, тянуло гибельно, неправильно, нездорово — неостановимо. Говорят, сердечные дела рано или поздно сводят всех в могилу… Может и так, но до чего же приятен этот путь.