Его американский современник Джек Лондон, написавший множество замечательных повестей и рассказов из жизни канадских ездовых собак («Белый клык», «Зов предков» и др.), сталкивая мир человеческий и животный, изображал людей столь черными красками, что звери выглядели чуть ли не святыми в таком антураже; непременно, однако, находился добряк, рядом с которым горемычной собаке становилось, наконец, хорошо. У Сетон-Томпсона и люди, и животные представлены с позиций стороннего наблюдателя: пишется именно биография, характер через ряд последовательных мастерских сцен. Человек в этих биографиях не больше, чем еще один равноценный подвид животного. Эта равнозначность исходного состава двуногих и четвероногих позволяет автору изображать совместную деятельность обоих как партнерскую и дружескую, согреть их взаимоотношения юмором, причем человек подчас предстает большим дураком и недотепой, чем его четвероногий партнер.
Тщеславный японец Мали, продавший бродячую кошку под видом некой аттестованной и многократно награжденной Королевской Аналостанки в одноименном рассказе, воспринимается нами как фигура комическая, поведение же самой кошки, еще вчера шатавшейся по помойкам, а ныне с тем же достоинством восседающей на пуховиках, как самое естественное и натуральное. Верность царственной Королевской Аналостанки своим инстинктам вызывает невольное к ней уважение. На задворках городской загаженной цивилизации, среди картонных коробок, кухонных и человеческих отбросов это маленькое непримиримое существо оказывается одно достойным жизни и свободы, потому что каждый день идет за них на бой, среди сотен превратностей не забывая еще и любить. Всякий раз пренебрегая сытой и спокойной жизнью в комнатах ради голодной уличной, которая полна опасностей, Королевская Аналостанка неназойливо подводит нас к мысли: хорошо – это когда здоровье, свобода и крепкие зубы. Эта мысль благосклонно воспринимается подростками и юношеством, неизменными почитателями канадского писателя; впрочем, в этом смысле им сегодня повсеместно вольготно – столько везде мордобоя и естественного права.
Часто четвероногие герои Сетон-Томпсона олицетворяют какую-нибудь одну черту: например, пес Бинго в рассказе «Бинго» - это воплощенное добродушие; бультерьер Джинджерснап в рассказе «Снап» - это воплощенное бесстрашие и отвага. В этом тщедушном песике таится настоящий мужской темперамент, он затевает драки со всякой превосходящей силой. Это неоспоримое преимущество приводит его к гибели: он гибнет в поединке с матерым волком. В схватке участвует вся свора, но я говорю «в поединке» потому, что при такой сверхзадаче его коротенькая жизнь иначе, как героической смертью, закончиться не могла. История бультерьера трогает нас не меньше, чем если бы мы прочли биографию человека, которого обстоятельства неуклонно подталкивают к самоубийству. По сути дела, животные (и те, которыми мы себя окружаем, и те, что живут в природе безнадзорно) – это иное выражение Премудрости Божией, чтобы люди не очень-то зазнавались в своем эгоизме. Помню, сидя как-то в одном из осенних березовых перелесков на берегу речки с удочкой, я вдруг увидел лису: она воплотилась на противоположном берегу среди тихо опадающих листьев, т о р о п я с ь п о с в о и м д е л а м; как она на меня, так москвич, выйдя из метро и закуривая, обернулся бы на какую-нибудь безмолвную кариатиду, которая показалась ему одушевленной. С тех пор я как-то очень ясно осознал, что у животных своя жизнь, свои тропы, магазины, пивнушки, детские сады, конференц-залы, а нас они воспринимают как наружную вредность или угрозу, вроде автомобиля с пьяным водителем.
Эрнест Сетон-Томпсон был человеком разносторонних дарований, поэтому, с одной стороны, требования честолюбия вынуждали его организовывать выставку своей живописи и дорожить знакомством с Рузвельтом; а с другой стороны, он был очень органичным человеком, и требования телесного здоровья и счастья вынуждали его без конца кочевать в прерии и участвовать в каждой облаве на волков, о какой только ему становилось известно. В этой любви к нормальному бытию он прошел мимо социальных потрясений. Думаю, он не понял бы многих нынешних бледных юношей в скрипучих кожаных куртках, навязывающих кофеварки и видеомагнитофоны возле ярких стеклянных витрин, хотя в его время в Америке шли те же процессы, плодились коммивояжеры, и человек становился приложением к вещи, - то есть шли процессы, обратные со-природным; вместе с тем уйти в примитивное самосохранение, как поступают спортсмены, земледельцы и прочие любители физических усилий, ему тоже не нравилось. Но, как бы там ни было, ему удавалось и то и другое сочетать (стать гармоническим человеком, сказали бы иные), и к концу жизни он имел собственную виллу в Санта-Фе и законно гордился, что входит в одну компанию с Твеном, Хоуэлсом и Берроузом и так же, как они, популярен. Он действительно оказал значительное влияние на всю мировую анималистику (как в прозе, так и в живописи); Чехов, Куприн, знаменитый канадский прозаик Ч. Робертс обращались к этой тематике под впечатлением его «биографий».
Вспоминая прожитые годы, он писал в книге «Моя жизнь» о самых первых детских впечатлениях и жизненных установках:
«Из окон нашего дома открывался очень красивый вид на поля и долины. Мы любовались стадами коз и овец, которые там паслись, и заслушивались песнями жаворонков. А в туманные вечера, когда кругом была мгла, к нам доносился с берега моря заунывный вой сирены и навевал тоску. В такие вечера я любил прислушиваться к тихому голосу матери, когда она рассказывала про старину.
В нашей семье жила память об одном замечательном предке, его называли Непобедимый Джорди. Он прославился своими замечательными подвигами в битве за Шотландию.
Сколько раз в жизненных битвах, когда, казалось, все мои карты были биты и угасала последняя искра надежды, я вспоминал рассказы матери об отважном предке и говорил себе: «Он никогда не сдавался, никогда не терпел поражения, и я должен выйти победителем».
И всегда эта мысль поднимала мои силы и вселяла уверенность в мое сердце, а потом приносила победу в жизни».
Конечно, нам не всегда любопытно, как отдельные упорные и трудолюбивые личности на американском континенте воплощают свою американскую мечту в действительность. У нас свои житейские и литературные архетипы, и один из них называется: «как наказывают за непослушание». Но и там и здесь человека, реализовавшего свои мечты и устремления, мы именуем победителем и чествуем с подобающей торжественностью. Думаю, что в связи со 135-летием со дня рождения, да и вообще в связи с самим фактом его жизни и творчества никто из нас не откажет в этом выдающемуся канадскому ученому, художнику и писателю
Алексей ИВИН
(газета «Литература», приложение к газете «Первое сентября», №26 за 1995 год. Статья также опубликована в ЖЛКиС, «Журнале литературной критики и словесности»)
-----------------------------------
©, ИВИН А.Н., автор, 1978, 1994 гг.
НАДО ЛИ ПРОЩАТЬСЯ С МАТЕРОЙ?
Для читателей очевидно различие между повестями Валентина Распутина «Деньги для Марии» и «Последний срок», с одной стороны, и «Прощание с Матёрой» - с другой. Если в первых исследовался моральный облик характеров, их чистота и привязанность к почве или, напротив, оторванность от родной земли, а, следовательно, нечистоплотность, сребролюбие, то в «Матёре» этого противопоставления почти нет, во всяком случае, в характерах (Клавка и Петруха все-таки недостаточно полнокровны, эскизны).
