нематериальным умом", - говорит Гассенди.

Декарт различал две познавательные способности, следуя здесь средневековой традиции, идущей от аристотеликов и неоплатоников: воображение, посредством которого человек воспринимает эмпирически данные, т.е. телесные вещи, и понимание (или разум), посредством которого мы постигаем то, что не дано

эмпирически - идеи и их отношения. Гассенди выступает против этого различения, рассуждая следующим образом: "Но разве может ум обратиться к

самому себе или к какой-нибудь идее, не обращаясь одновременно к чему-нибудь телесному или представленному телесной идеей? Ибо треугольник, пятиугольник, тысячеугольник, десятитысячеугольник, а также другие фигуры и их идеи - все это телесно, и, обращая к ним мысль, ум может понимать их лишь как телесные вещи или на манер телесных вещей. Что же касается идей

вещей, считающихся нематериальными, например идей Бога, ангела, человеческой души или ума, то известно, что все наши идеи этих вещей либо

телесны, либо как бы телесны, т.е. позаимствованы ... от человеческого образа и от других тончайших, простейших и самых неощутимых вещей, каковы,

например, воздух или эфир".

Как видим, логика последовательного сенсуализма требует считать телесными

даже Бога, ангелов, не говоря уже о человеческой душе и уме. При таком подходе к процессу познания Гассенди должен прийти к выводу, что не чувства

обманывают нас и вводят в заблуждение как считала рационалистическая традиция, а скорее суждения нашего рассудка, поскольку при этом мы слишком далеко отходим от непосредственного восприятия вещей, которое обманывать не

может.

Здесь, однако, мы видим любопытное противоречие в учении Гассенди. С одной

стороны, атомистическая гипотеза предполагает как раз недоверие к

непосредственному чувственному восприятию: ведь атомы не могут быть

доступны этому последнему, а постигаются только нашим умом. Атомизм Демокрита, как мы знаем, в этом отношении как раз исходил из недоверия к чувственному восприятию. Как отмечает Э. Кассирер, "понятие атома придумано

Демокритом, чтобы обрести строго единое и рациональное понимание действительности и тем самым освободиться от противоречий, в которые нас повсюду запутывает наивное чувственное созерцание". С другой же стороны, Гассенди настаивает именно на достоверности чувственного восприятия, не принимая декартова рационализма. По мнению Кассирера, здесь Гассенди резко отходит от принципов Демокрита, который "стремится из тьмы чувственного

познания к математическому миру чистых образов и движений".

Что противоречие тут у Гассенди имеется, это несомненно. Но это, на наш взгляд, противоречие, характерное и для античного атомизма, в том числе и

для Демокрита. Кассирер прав, когда говорит, что Демокрит хотел освободиться с помощью понятия атома от противоречий, на которые указали

элеаты, критикуя непосредственное чувственное созерцание как источник "мнения", а не истинного знания. Но Кассирер не прав, делая отсюда вывод, что Демокрит действительно пришел к "математическому миру чистых образов и

движений", т.е. к последовательному рационализму. В действительности

Демокрит, пытаясь, видимо, решить парадоксы бесконечности Зенона, свое понятие атома определил с самого начала двойственно: с одной стороны, атом невидим, а это значит, что он познается только разумом (отсюда - критика Демокритом чувственного восприятия и сферы "мнения" вообще); с другой же стороны, это очень малое, но физическое тело, которое ничем принципиально не отличается от тел, наблюдаемых нами в эмпирическом мире. Поэтому, хотя атом и постигается умом, но в то же время он не есть нечто бестелесное, умопостигаемое в собственном смысле слова. Мир атомов Демокрита, вопреки

утверждению Кассирера, отнюдь не есть "математический мир", - это мир

физический, только не доступный нашему восприятию по причине малости

составляющих его тел. Не случайно Гассенди, живший в эпоху изобретения

микроскопа, постоянно возвращается к мысли о тех возможностях, которые

предоставляет микроскоп для подтверждения атомарной гипотезы.

Кстати, все те сенсуалистические построения Гассенди, сообразно которым познание есть восприятие образов, отделяющихся от тел, в принципе ничем не

отличаются от теории истечений Демокрита; учение Гассенди о душе как

образованной из тонкой материи создано, несомненно, опять-таки под воздействием античных атомистов, и не только Эпикура, но и Демокрита. И не

случайно у античных атомистов мы находим тоже сенсуалистическое представление о процессе познания: оно только по видимости противоречит

атомистической онтологии, а по существу вполне согласуется с этой

последней. Ведь, вообще говоря, атом представляет собой как бы нечто среднее между понятием разума и представлением воображения: не случайно

образ пылинок, движущихся в солнечном луче, сопровождает атомизм как в античности и в средние века, так и в эпоху Возрождения и в XVII-XVIII вв. И поэтому на почве атомизма все время возникает отмеченное нами противоречие.

Но это же противоречие, составляющее слабость атомизма как философского учения, оказывается, как это ни парадоксально, несущим в себе эвристические

возможности, которые делают атомизм весьма привлекательным для естествоиспытателей. Как свидетельствует Аристотель, теоретический оппонент атомистов, теория Демокрита привлекала естествоиспытателей и в его время,

поскольку она с самого начала была ориентирована на объяснение явлений

эмпирического мира и всегда давала обильную пищу представлению, воображению. Прибегая к понятию-представлению атомов, движущихся в пустоте, ученый может как бы наглядно видеть те процессы, которые в действительности

чувственному восприятию не даны, но которые в то же время мыслятся как

причины чувственно воспринимаемых явлений. Иными словами, атомизм дает

удобную и пластически ясную модель тех умственных конструкций, которые

создает естествоиспытатель - физик, химик, даже медик. В отличие от

философа, стремящегося к построению логически непротиворечивой системы понятий, а потому сравнительно легко вскрывающего противоречия атомизма как

философской доктрины, естествоиспытатель видит в атомизме средство моделирования природных процессов и за это ценит атомизм как эвристическую гипотезу. В результате даже те ученые, которые, подобно Декарту, отвергают атомизм как философское учение, в то же время нередко принимают его как

физическую гипотезу - в виде корпускуляризма.

В период становления классической механики атомизм как средство моделирования физических процессов получает самое широкое распространение, - такое, какого он не имел ни в эпоху античности и эллинизма, ни тем более в средние века. И это понятно: атомизм объясняет все явления - не только в

неживой, но и в живой природе и, как видим на примере Гассенди, даже в сфере духовной - чисто механическим путем. Вот почему, несмотря на наивный

и упрощенный подход Гассенди к объяснению процессов физического мира, принимавшему подчас весьма фантастический характер, а также несмотря на то,

что теория познания Гассенди не в состоянии обеспечить фундамент, на котором стоит его физика, Гассенди оказал большое влияние на развитие мысли XVII столетия, в том числе и естественнонаучной. Многие из ученых - в том числе отчасти и Ньютон - представляли себе атомы и пустоту в той форме, какую они нашли у Гассенди. "Данное им (Гассенди.- П.Г.) определение атомов

чуть ли не дословно такое же, как у Ньютона в его "Оптике", изданной пятьдесят лет спустя. Гассенди так убедительно обосновал эту точку зрения,

что она была принята всеми натурфилософами, не принадлежавшими к числу

ревностных приверженцев декартовой заполненности с ее вихрями".

Атомизм Гассенди принял и такой выдающийся ученый XVII в., как Христиан Гюйгенс. "Следуя Гассенди, великому реставратору атомизма, Гюйгенс полагал,