Если история техники составляет, по Бэкону, раздел естественной истории, то история науки - раздел истории гражданской. Невозможно создать подлинную гражданскую историю, не включив в нее как неотъемлемую ее часть - и притом часть самую лучшую и достойную - историю науки. "Действительно, если бы история мира оказалась лишенной этой области, то она была бы весьма похожа на статую ослепленного Полифема, так как отсутствовало бы именно то, что как нельзя более выражает гений и талант личности". До сих пор, указывает Бэкон, история науки как самостоятельная дисциплина не была создана, ибо те сведения, которые даются при изложении основного содержания отдельных наук - математики, юриспруденции и т.д. - относительно истории этих наук, как правило, представляют собой "сухое перечисление различных школ, учений, имен ученых или же поверхностное изложение хода развития этих наук" и потому не могут претендовать на подлинное звание истории науки. "Я с полным правом заявляю, что подлинной всеобщей истории науки до сих пор еще не создано", - не без основания говорит Бэкон.
Как же представляет себе Бэкон настоящую всеобщую историю науки? Поскольку соображения Бэкона здесь носят программный характер, мы остановимся на них подробнее, тем более, что влияние идей Бэкона именно в области истории науки невозможно переоценить. Не только первые истории науки XVIII в. написаны под влиянием идей Бэкона, но и обширная "История индуктивных наук" У. Уэвелла, и даже некоторые современные исследования, например, работы такого крупного историка науки, как Кромби, еще несут на себе следы бэконовской историко-научной программы. Именно Бэкон, как мы уже отмечали, предложил кумулятивную модель истории науки и определил тем самым характер ее развития на протяжении более чем двух столетий.
Первый уровень изучения истории науки - это, по Бэкону, уровень фактов: "какие науки и искусства, в какие эпохи, в каких странах мира преимущественно развивались. Здесь нужно сказать о состоянии науки в древности, о ее развитии, распространении по разным частям света (ведь знания путешествуют так же, как и сами народы); далее следует сказать о тех или иных ошибках, периодах забвения и возрождения". Фактическая сторона дела должна быть понята шире, чем она рассматривалась в прежних средневековых и возрожденческих - экскурсах в историю отдельных наук: нужно излагать не только состояние самих наук, содержание научного знания, полученного в разных странах в разные эпохи, но не упускать из виду и человеческую, и социальную сторону научной жизни, а также - что особенно существенно и ново - организационные формы научной деятельности. "Важно также, - пишет Бэкон, - назвать отдельные школы и наиболее известные споры, возникавшие среди ученых, рассказать о том, какую клевету приходилось терпеть ученым и какой славой и почестями они бывали увенчаны. Должны быть названы основные авторы, наиболее значительные книги, школы, традиции, университеты, общества, колледжи, ордены, наконец, все, что имеет отношение к состоянию и развитию науки". Наука у Бэкона впервые с такой определенностью и так осознанно выступает прежде всего как социальный институт, и это не случайно: именно человек типа Бэкона, прежде всего государственный деятель, имевший не только специально юридическое образование, но и большой опыт общественной и политической деятельности, мог так трезво и практически подойти к науке как в настоящем, так и в историческом ее развитии. А насколько вопрос о практической организации научной деятельности, о социальном положении и материальном обеспечении ученых волновал Бэкона, мы увидим ниже.
Однако историк науки, по Бэкону, не должен ограничиваться только фактической стороной дела. Его задача, как и гражданского историка вообще, установление причинной связи исследуемых фактов, рассмотрение поводов возникновения тех или иных отдельных открытий и теорий, источников происхождения знаний, а также причин недостаточного развития науки и, соответственно, помех, которые были тому причиной. "...Мы хотим, чтобы было восполнено то, что составляет достоинство и как бы душу гражданской истории, а именно, чтобы одновременно с перечислением событий говорилось и о причинах, их порождавших, т.е. чтобы было сказано о природе стран и народов, об их больших или меньших способностях и дарованиях к тем или иным наукам, о тех или иных исторических обстоятельствах, способствовавших или мешавших развитию науки, о ревности и вмешательстве религий, о законах, направленных против науки, и о законах, благоприятствовавших ее успехам и, наконец, о замечательных качествах и деятельности отдельных лиц, способствовавших развитию науки и просвещения и т.п.".
Средством изучения науки и ее истории должно быть, по Бэкону, тщательное изучение первоисточников, а не обращение к сведениям из вторых и третьих рук. Фактический материал для истории науки, подчеркивает Бэкон, следует искать не только у историков и комментаторов, но "привлечь к изучению важнейшие книги, написанные за все время существования науки, начиная с глубокой древности...". В результате такого изучения самих источников, наблюдения не только над их содержанием, но и над стилем и методом изложения, будет возможность реконструировать не только отдельные "сухие сведения", как делалось до сих пор, но, как говорит Бэкон, сам дух науки того времени, которое мы изучаем. Это требование английского философа и по сей день еще остается не вполне реализованным, хотя многое в этом плане было сделано в истории науки во второй половине XIX и в ХХ вв. Однако задача, поставленная Бэконом, весьма актуальна именно сегодня: исследование науки в системе породившей ее культуры должно и может, по-видимому, приблизить нас еще на один шаг к решению этой задачи.
Теперь остается посмотреть, какую же цель, по мнению Бэкона, должна выполнять таким образом построенная история науки. Цель эта двойная: с одной стороны, история науки углубляет теоретические знания современных ученых и понимание ими собственного предмета изучения; с другой - она имеет практическую цель. Последняя состоит в том, чтобы найти наилучший способ организации науки, при котором научная деятельность могла бы давать самые богатые плоды. "...С помощью такого изложения, какое мы описали, можно значительно увеличить мудрость и мастерство ученых в самой научной деятельности и в организации ее и, кроме того, оттенить движения и изменения, недостатки и достоинства в истории мысли в такой же мере, как и в гражданской истории, а это в свою очередь даст возможность найти наилучший путь руководства ими. Ведь, по нашему мнению, труды блаженного Августина и блаженного Амвросия не могут принести такой пользы для образования епископа или теолога, какую может принести тщательное изучение церковной истории. Мы не сомневаемся, что аналогичный результат даст ученым история наук".
Поскольку наука выступает у Бэкона как сфера деятельности, которая может и должна способствовать экономическому и социальному развитию человечества, то ее общественное значение превращает ее в такой институт, который общество не может больше представлять самому себе или благотворительности отдельных меценатов, как это было раньше. Общество должно найти средства руководства наукой и содействия ее развития - но развития, конечно, по тому пути, которое общество считает верным.
Бэкон одним из первых понял, в чем общественное значение науки и каким образом общество должно стимулировать отныне ее рост и развитие. Наука не должна оставаться частным делом отдельных ученых и небольших научных сообществ. В средние века научная деятельность велась главным образом в монастырях и позднее - в университетах, но ориентация университетской науки, как это подчеркивает Бэкон, была преимущественно неправильной слишком теоретически-созерцательной и потому схоластической: опыты в ней заменялись как правило диспутами. Нужно создать новые, обеспечиваемые государством объединения ученых, а также учредить научные журналы для того, чтобы ученые оповещали друг друга о своих новых опытах и открытиях.
