Отбросив в сторону нижнюю рубаху и подштанники, я опрокинул на себя два деревянных ведра до безумия ледяной воды. Это помогло. Тягучая мерзость, имеющая в глубоких предрассветных сумерках однотонный серый цвет, отваливалась легко. Еще пары ведер хватило, чтобы очиститься почти полностью.
Когда поднимал из колодца четвертое ведро, до меня внезапно дошло, что моя кожа более не покрыта уродующими ее шрамами. Я провел ладонями по гладким щекам и пригладил довольно длинные и, на удивление, почти не спутанные, достигающие плеч, волосы. К сожалению, нигде поблизости не оказалось отражающей поверхности, но я почему-то был уверен, что мое прежнее лицо снова при мне.
Если бы я не знал, что магия – это не плод больного воображения, а другие миры вполне себе существуют, вне зависимости от мнения скептиков, я бы, возможно, воспринял это как-то иначе. Но три последних года приучили меня принимать то, что мне непонятно, как любопытную данность и никак иначе.
Головная боль заметно пошла на спад, а кусочки памяти, мечущиеся в черепной коробке, наконец-то успокоились и, как и положено, задремали на своих местах, ожидая, когда я к ним обращусь. Убедившись, что мое тело вновь в порядке, я двумя пальцами поднял с земли так неосмотрительно отброшенное нижнее белье. Ткань была основательно мокрой, с налипшей на нее грязью и сухими травинками. Простым отряхиванием ситуацию тут было не исправить. Хотя на улице было довольно тепло, с голым задом чувствовал я себя некомфортно, но и натягивать грязные портки желания не было. Пришлось приняться за спешную стирку.
Занятые делом руки думать не мешали. Гул в голове утих, и я занялся перебором своих знаний, накопленных за эти чуть более чем три года. Начал, конечно же, с периода жизни в родном мире, на Земле, и тут же выяснил, что память вернулась не полностью. Хотя основные моменты были свежи и детализированы, будто произошли только вчера, местами зияли тревожные черные провалы.
Итак, мое полное имя Вольшин Данислав Юрьевич. Фамилия довольно распространенная, отчество обычное, а вот c именем родители, кажется, перестарались. Имя имело древнерусские корни и переводилось как «тот, кому богами дана слава» или что-то вроде того. На этимологии своего имени я никогда особо не заморачивался. В быту и в кругу семьи я всегда был Славиком, кроме тех моментов, когда был в чем-то виноват. В этих случаях я превращался в полноценного Данислава, видимо для того, чтобы ощутить всю глубину ответственности за свой проступок. В старших классах средней общеобразовательной школы номер пятнадцать города Залесска, когда подростковое эго потребовало быть уникальным и единственным в своем роде, я превратился в Дана, сменив вторую часть своего имени на первую. Это впоследствии так прикипело, что и по окончании школы при знакомствах я представлялся именно так. В своей, теперь уже прошлой, жизни я был обычным парнем. Интересовался всем понемногу, но каких-то выдающихся талантов за собой никогда не замечал.
Однако все эти воспоминания были поверхностными, будто читаешь чужую биографию. Я прекрасно помнил название города и школу, которую окончил. Да и мой дом вспоминался в мельчайших деталях. А вот мои родители и младшая сестра уже присутствовали в воспоминаниях сугубо номинально. Я помнил, что они есть, но не мог вспомнить ни лиц, ни голоса. То же самое с друзьями. Сергей, Макс, Леха и многие другие стали просто именами. Ни внешности, ни каких-то присущих им особенностей. Просто плоские картинки в моем прошлом, рождающие ощущение какой-то вещи, которую забыл во время суетных сборов в дальнюю поездку, а теперь мучаешься, но не можешь даже припомнить, что же не взял. Амнезия была пугающе избирательной.
Последним воспоминанием, унесенным мной из родного мира, был момент моей смерти, если это можно так назвать. Деталей было мало. Кажется, парк, вечер, все как-то смазано. Редкий дождь. Рядом присутствует человек, который вызывает у меня негативные эмоции. Потом чей-то крик, удар листовидного вороненого лезвия в грудь и притупленная боль. Затем жар и пепел. Этот эпизод моей жизни закрывал веху существования на Земле, и мое место занял уже Крис, очнувшийся в доме Анхора.
Дальше пробелов в памяти не было совершенно. Все люди, события и закачанная в голову любознательным альтер-эго информация воспринимались цельно. Знание двух наречий тринийского языка, являвшегося в этих землях чем-то вроде государственного, было таким же глубоким, как и знание русского. Собранная из рассказов моего приемного отца по крупицам информация о большом мире и его обитателях, дополненная и расширенная Эйрой, была плотно утрамбована в голове и ждала своего часа.
Кстати, занятная личность эта целительница. Если не считать мистического способа моего появления в этом мире, как я уже припоминал раньше, имевшем название Альмарион, целительница была вторым доказательством существования здесь магии. В ее исполнении, правда, лично я видел только плавающую за ней по воздуху искорку, которая, невзирая на малый размер, распространяла довольно яркий рассеянный свет. Но даже это давало значительный объем пищи для размышлений.
Анхор воспринимался мной одновременно и как старший товарищ, и как родной человек. Конечно же, он не смог бы заменить собой моего настоящего отца, облик которого надо еще постараться вспомнить, но называться, как минимум, приемным отцом у него было полное право. Мало кто будет так заботиться о незнакомом человеке, как он заботился обо мне.
Еще одна интересная личность из моего близкого окружения, пожалуй, стоит отдельного, более пристального внимания – Амия, с чьим дедом Анхор водил старое знакомство. Кареглазая и темноволосая девушка лет восемнадцати-девятнадцати была ростом мне по плечо и обладала довольно привлекательной фигуркой. Миловидная и, я бы даже сказал, красивая, она, если верить моим воспоминаниям, была моим единственным другом все эти годы. Что весьма странно, учитывая мой внешний облик, который должен был скорее оттолкнуть, чем вызвать симпатию. Пожалуй, от возникновения вполне естественного влечения к ней уберегла только неестественная эмоциональная толстокожесть того Криса, которым я был.
Вот и все. Собственно говоря, только эти три человека были мне близки в этом мире. А остальные… А с остальными была проблема. Покрытого уродливыми шрамами чужака, то есть меня, в местном поселке сильно не любили. И, подозреваю, по большей части, за мои частые контакты с девушкой. Хотя и полагаю, что я ей был интересен с точки зрения человека, заботящегося о подобранной израненной зверушке, но местным интеллектуалам этого было не объяснить. К тому же меня тут считали проклятым, как и местечко, в котором мы обитали, и доказывать обратное ни у меня, ни у моего приемного отца желания не было. Бесполезное занятие. Мы придерживались мнения – пусть считают как хотят, лишь бы не лезли.
Надо думать, мое «исцеление» многое может изменить в отношении жителей поселка. И, боюсь, изменения будут совсем не положительными. Как показала практика, люди во всех мирах одинаковы, и с этим ничего не поделать.
В процессе размышления я обратил внимание, что слизь выстирывается из моих тряпок довольно быстро, будто бы вода просто растворяет ее, не оставляя совершенно никаких следов. Закончив с полосканием, я бросил подштанники и рубаху на край колодца, чтобы немного просохли, и продолжил дальше копаться в своих знаниях об этом мире.
Если я все помнил правильно, то Высокие Холмы располагались на окраине холмистого участка, в дне пути южнее подножия горной гряды Каменный Хвост, примыкающей почти вплотную к Ольскому горному кряжу. Наш поселок был самым северным поселением герцогства. Дальше на севере лежала Мажья долина, в глубине каменного кармана которой располагалась Школа магии, являвшаяся не только учебным заведением, но и целым городом, к нему прилегающим. Далеко на юге, на берегу реки Вела стоит город-крепость Ольд, являющийся столицей Ольского герцогства. С востока к герцогству примыкают баронства, одно из которых упирается северной границей в Чатран, более известный как Земли Прорыва. На юге Королевство Ишрантар, по отношению к которому все местные баронства и наше герцогство имеют официальный вассалитет. Впрочем, политика – дело мутное, и есть там какие-то нюансы. Что-то об этом Эйра рассказывала. И… все. На этом мои небогатые географические изыски, основанные на довольно приблизительных описаниях из разговоров с приемным отцом, заканчивались.
