– В том плане, что она дорого стоит? – затаив дыхание, спросила я, пытаясь сохранять некоторую отстраненность. Вот так удача. Я видела, что Тимур на мгновенье кинул в нашу сторону взгляд, но тут же вернулся к цветочкам, однако я заметила, как он напрягся. Оно и неудивительно, мы-то надеялись хоть что-то узнать о Ларине, а попали прямо в яблочко: можно сказать, медальон сам пришел к нам в руки.
– Вряд ли он много стоит, – пожала между тем плечами Роза Рудольфовна, – но дед очень им дорожил, передавая его перед смертью моей матери строго-настрого велел хранить его. Она выполнила его указание, потом медальон перешел ко мне, а от меня к внуку, сын мой не очень проникся фамильным сокровищем, – на этих словах старушка рассмеялась, – а вот внук отнесся со всей серьезностью. На восемнадцать лет я подарила ему этот медальон.
Я задала еще несколько вопросов о жизни во времена гражданской войны и о судьбах других селян, после чего мы стали откланиваться. Тимур пообещал прислать старушке номер газеты, в которой выйдет статья.
– Она ведь теперь будет ждать, – укоризненно сказала я, как только мы разместились в машине.
– Я пришлю ей письмо о том, что по техническим причинам выпуск статьи отменен.
– Как думаешь, – вернулась я к главной теме, – этот Ярцев…
– Уверен, это и есть прадед Ромы. Иначе откуда у него медальон? К тому же имя и отчество совпадают. Нужно покопать под него и его семью. – Тимур набрал кого-то по телефону. – Разузнай мне о некоем субъекте, зовут Ярцев Роман Сергеевич, предположительно 1890-го года рождения, после гражданской войны жил на юге страны. Нужна вся информация о нем и его потомках вплоть до нынешнего дня, – закончив этот разговор, Тимур набрал следующий номер:
– Завязывай копать, кажется, дело сдвинулось с мертвой точки.
Я поняла, что звонил он Роме.
– Что скажешь? – поинтересовалась я, когда Тимур повесил трубку, он покосился на меня и рассмеялся.
– Глаза-то блестят. Ты как ищейка, которая взяла след.
– Но ведь история не просто жутко интересная, но и очень запутанная. Посуди сам. Дед Ромы отправляется в эту деревню в составе красной армии. Потом он меняет имя и женится на дочери немца, остается на юге и живет ничем не примечательную жизнь. Однако медальон явно важен ему, раз будучи при смерти он завещает хранить его, как зеницу ока.
– Он же фамильная ценность.
– Возможно. Но ведь медальон принадлежал его семье, вдруг у них имелась какая-то своя тайна.
– Полегче, – отозвался Тимур, – напоминаю, что твоя задача была указать место, где копать, а не расследовать семейные тайны.
– Если бы вы сразу поговорили с этой Розой, моя помощь вовсе не понадобилась бы.
– Вот именно, – недовольно заметил Тимур, думая о своем, – честно сказать, я не ждал от этой встречи ничего подобного. А уж что мы найдем медальон…
Он замолк, недовольно качая головой, и я вдруг подумала, что недовольство его связано именно с тем, что я узнала эту информацию. Видимо, ребята всерьез думали, что дед покоится в могиле вместе с медальоном, и тот факт, что Тимур встретил меня, показался им большой удачей. Но все обернулось иначе, и теперь я знаю явно больше, чем ему хотелось бы. Мой портрет подсказывает, что, увлекшись какой-то задачей, я прусь в самую гущу событий, и теперь он явно волнуется, как бы я не ринулась разгадывать загадку Роминого деда.
– Не буду я лезть в это дело, – вздохнула я, закатив глаза, он кинул на меня взгляд.
– Я не могу тебе доверять. Если ты не убивала Мадянкина, значит, в ту ночь оказалась на моем балконе только потому, что тебе было любопытно узнать, что происходит в моем номере. А это еще хуже.
– Чем это хуже?
– Потому что попахивает помешательством. Значит, доводы разума для тебя – вовсе не основы для жизни. И ты влезешь в любое дерьмо просто потому, что весело.
Я предпочла обидеться, Тимура это устроило, потому что я молчала, а именно этого он безуспешно пытался от меня добиться все дни. В молчании мы доехали до Ромы, который блаженно лежал на травке возле палатки. Неподалеку валялась лопата с еще свежими остатками земли, из чего я сделала вывод, что Рома от работы не отлынивал, а радость оттого, что копать больше не надо, была запредельной. Еще бы, погодка нынче засушливая. Тимур с Ромой отошли в сторонку, и пока они обсуждали открывшиеся факты, я съела яблоко, разглядывая деревья неподалеку. Для меня было очевидно: медальон представляет большую ценность и сейчас, иначе бы дед так не радел за его судьбу. И Рома с Тимуром ищут его явно не с целью почить память погибшего родственника, особенно если учесть, что последний и вовсе не погибал героической смертью. Вероятно, медальон только представляет собой неказистую безделушку, а на самом деле стоит кучу денег. Бабка Ромы это знала и рассказала ему, а мне поведали невразумительную историю о душе, трепещущей за предков. Тимур приметил во мне интерес к этой истории и теперь волнуется, что я ринусь искать медальон. Может, в других условиях я бы так и поступила, но сейчас у меня проблем выше крыши, а эта история явно благополучно завершится в скором времени. Я бы предпочла вернуться в отель и узнать, как продвигается расследование.
Это я и попыталась донести до Тимура. Он немного подумал, глядя на меня, потом кивнул.
– Надеюсь, так оно и будет, и твое благоразумие победит.
– А что о нашем договоре? Я считаю, моей вины в том, что я не пригодилась, нет. Так что мы квиты.
– Принято, – усмехнулся он, и мы ударили по рукам.
– Мне нужен твой номер телефона, – заметила я по дороге в отель, куда мы отправились вдвоем с Тимуром.
– Будешь звонить мне по ночам и томно дышать в трубку? – кажется, к нему вернулось привычное настроение.
– Ты можешь понадобиться следователю.
– Он сам позвонит мне.
– А если он попросит об этом меня? Или произойдет что-то непредвиденное? Не переживай, я не буду звонить тебе ни по какой другой причине.
– Весьма жаль, секс по телефону тоже бывает хорош.
– Как-нибудь непременно попробую, спасибо за совет.
Номер он мне все-таки дал. Вечером мы были у гостиницы. Я, было, собралась вылезать, но замешкалась, не зная, что сказать. Тимур словно язык проглотил, только взирал на меня с вопросом в очах. Выходило, что если у следователя никаких вопросов не возникнет, то с Тимуром мы больше можем и не встретиться, а значит, это, возможно, последний раз, когда я вижу его. Стало очень грустно, но внутренний голос разозлился, бормоча что-то о том, на кой черт тогда надо было так стойко держаться, чтобы теперь нюни распускать.
– Ну, пока?.. – сказала я полувопросительно, он усмехнулся.
– Наша следующая встреча под весьма большим вопросом, – заметил мне, – так что лучше сразу попрощаться. Допускаю, что наше с тобой приключение подходит к концу, надеюсь, ты будешь вспоминать зимними вечерами, как мы с тобой тащили труп в темной южной ночи.
По всему выходило, что больше у нас общих воспоминаний и нет. Вот что за судьба: свела меня с таким красавцем, а я даже внукам не смогу об этом рассказать, потому что придется сознаться, что их бабулька была соучастницей самого настоящего преступления. Какой, интересно, у подобной категории срок давности?
– Детка, мне, конечно, нравится на тебя смотреть, но если ты надолго задумалась, то лучше переместись на скамейку возле отеля. Мне не терпится уехать.
Ему и впрямь не терпелось, судя по тому, как он нервно постукивал пальцами по рулю и о чем-то думал.
– Прощай, – кивнула я, буквально выпрыгивая из машины. Что ж, я поставила Тимуру условия, и он их выполнил.
– Да и пошел он к черту, – процедила я, поднимаясь по лестнице в наш коридор. Оказавшись у двери, я и впрямь смогла выбросить мысли о Тимуре, потому как в голову стали лезть и другие: убийство Алины и подозрения следователя. Возможно, за это время что-то поменялось? Я только осознала, что телефон так и не включила, и посчитала это дурным знаком. Как бы Старков не принял сие за непокорность законам, а маменька не посчитала меня погибшей в волнах морей. Дверь оказалась открыта, девчонки сидели на диване. Увидев меня, подскочили на месте и заголосили вразнобой, так что понять что-либо было не возможно. Закончили, тем не менее, хором, и это был вопрос о том, где я пропадала.
