– Так вы не имеете к нам претензий? – поинтересовалась я, он усмехнулся.

– Какие могут быть претензии, – он пошел на выход, я – закрыть за ним дверь. – Положение дел сразу изменилось, как только объявился ваш друг. Что же вы о нем молчали?

– Не хотелось вскрывать подробности своей личной жизни.

– Она у вас, судя по всему, насыщенная, – он усмехнулся, и я даже слегка покраснела, – в любом случае, вам стоит сказать ему спасибо.

– Непременно так и поступлю.

Усмехнувшись, Старков покинул номер, а я явственно пришла к выводу, что, несмотря на вновь открывшиеся детали дела, которые меня оправдывают, Валерий Геннадьевич вовсе не спешит списывать меня со счетов. Подозревает, что все это чистой воды подстава? Возможно, он что-то узнал о Тимуре, вот и не спешит верить всему происходящему. Я бы тоже была не прочь узнать, и он, словно почуяв это, объявился через пару часов после визита Старкова. Мы как раз возвращались с пляжа, я была в купальнике и полупрозрачной тунике до колен, Тимур стоял у входа в отель, привалившись на свой джип, и меня окинул таким взглядом, словно я шла обнаженной. Девчонки от этого взгляда застопорились, а я напомнила себе об обещании держаться на расстоянии. Оно было верно во всех отношениях: от Тимура одни неприятности, а маменька и так слишком настороженно разговаривала со мной последние пару дней, видимо, за все годы у нее появилось чутье на мои неприятности. Пока нам с Иркой удавалось придерживаться версии, что мы самые счастливые и безмятежные из всех отдыхающих вокруг, но с Тимуром определенно стоит быть настороже, как бы он не втянул меня еще во что.

– Привет, – между тем ухмыльнулся он.

– Кого ждешь?

– Не сложно догадаться. Покатаемся?

– Нет желания.

– После того, что между нами было?

Переглянувшись, девчонки затоптались на месте, я вздохнула, отдавая Ирке сумку с полотенцем. Они нас покинули, забравшись в машину, я вяло поинтересовалась:

– Куда поедем?

– Не вижу радости во взгляде.

– А повод?

– С тебя же сняли обвинение в убийстве, разве нет? И твои подруги вне подозрений.

– Ты действовал нечестно. Слышал выражение: истина превыше всего?

– Ага, а еще я слышал выражение, что истина в вине. Эти средневековые ребята сами не могли ни в чем определиться.

– Тем не менее, мы могли выпутаться, не прибегая ко лжи.

– Спорный вопрос, – не согласился Тимур, встраиваясь в поток машин, – у следователя, наверняка, и так дел невпроворот, а тут классический случай: парень, возлюбленная и любовница.

– Мы с Ромой не любовники.

– Брось, я видел, как он смотрел на тебя и на меня, когда я вдохновенно цитировал один из любовных романов, специально купленный перед походом в твой номер. Так смотрят только любовники. Сознайся, парень залез к тебе в постель?

– Не твоего ума дела, – категорично ответила я.

– Значит, точно залез. Потому и терся все время около тебя. Наверняка, не объявись я, стал бы тебя защищать, и уж явно не от большой безответной любви.

– Тебе не понять.

– Безусловно, я же не залез к тебе в постель.

– А хочется? – съязвила я.

– Даже не представляешь, как. А уж, глядя на тебя в этой полупрозначной кофте… Можешь проверить степень моей готовности.

– Что ты, я со слов верю, ты парень хоть куда.

Тимур рассмеялся, качая головой, и съехал на обочину возле кафе.

– Пообедаем? – посмотрел вопросительно, – я весьма голоден.

Я пожала плечами.

– Можно.

Разместившись за маленьким столиком друг напротив друга, мы стали сверлить взглядом один другого. Официант, подошедший к нам, даже слегка растерялся, мы сделали заказ, продолжая наши игры, и он спешно удалился. Смотреть на такого парня, как Тимур, долго тяжело, начинаешь слепнуть от красоты и увядать в собственном убожестве. Это при том, что я-то вроде как тоже вполне себе красотка. Я поморщилась оттого, что вместо того, чтобы думать об убийстве, постоянно думаю о Тимуре. Он расценил это по-своему.

– Не нравлюсь я тебе?

– Скорее, мне не нравится, когда мне дурят голову.

Он снова рассмеялся, я разозлилась.

– Считаешь себя суперменом? – поинтересовалась у него язвительно, – этакий идеальный герой.

Тимур посмотрел на меня чересчур внимательно, но тут, на счастье, принесли наш заказ, так что пришлось отвлечься. Я стала вяло жевать, он же принялся есть с аппетитом.

– Отвечаю на твой вопрос, – заметил мне, уплетая свой обед, – я не считаю себя ни идеальным, ни героем. Я обычный человек, и во мне, как в любом, есть и положительные, и отрицательные стороны. Я совершаю ошибки, а иногда даже поддаюсь мечтам, глядя на звезды.

– Действительно, ничего необычного, – пробурчала я, он вздохнул, качая головой.

– А ты что думала услышать?

– Не знаю. Может, подробности из жизни.

– Мы не настолько близки. Или пьяны, – хмыкнул он.

– Напиться не проблема, – высказалась я, Тимур покосился с хитрецой.

– Ты доступная, когда пьяная?

– У тебя есть шанс узнать.

Он немного подумал, разглядывая меня, потом кивнул и позвал официанта.

– Что будем пить? – спросил у меня.

– Вино, – пожала я плечами.

Вино нам принесли, и мы распили бутылку за незначительными разговорами, потом заказали вторую и побрели с ней к пляжу, в конце концов, это просто преступление не выпить вина на берегу, когда находишься у моря. Момента романтичней сыскать было невозможно: начинался закат, дул теплый ветер, мы сидели на песке, пили вино и смотрели на горизонт. Я начала впадать в романтическое состояние духа, но тут Тимур поинтересовался:

– Ты достаточно пьяна?

– Для чего? – нахмурилась я.

– Для откровения. Кажется, мы пили, чтобы поделиться подробностями личной жизни.

– Я думала, ты будешь делиться.

– Зачем бы мне тогда поить тебя?

– Тоже верно, – покивала я, – и что ты хочешь знать?

Тимур пожал плечами.

– Расскажи о себе: о детстве, как росла, как училась.

– Шутишь? – скривилась я, – в моей жизни ничего выдающегося не наблюдается.

– Я бы так не сказал.

– То есть?

– Я поинтересовался тобой, оказалось, ты весьма разносторонняя личность.

– Что значит, поинтересовался?

– То и значит, – пожал он плечами, – предпочитаю знать, с кем имею дело.

– Тогда что ты хочешь услышать, раз уже все знаешь?

– Как тебя заносило то туда, то сюда, – рассмеялся он, я пожала плечами, углубляясь в воспоминания.

Надо сказать, выразился Тимур весьма точно: шатало меня из стороны в сторону. Все мое неустройство жизни уходило корнями в детство, так что любому психологу было бы с чем поработать. Росла я в семье, где отец бывший военный, а мать – женщина высоких нравов. Родителей я, конечно, любила, но не заладилось у нас с детства, потому что интересы начали расходиться уже тогда. Будь я мальчиком, вопросов бы не возникло: карьера военного была бы обеспечена мне с пеленок. Но я родилась девочкой, причем далекой от высоких культурных уровней. Сколько мама ни старалась привить мне этикет нормального, как она говорила, человека, ничего у нее не вышло. Я с детства шаталась с местными пацанами по стройкам и заброшенным зданиям, играла в войнушку, одевалась абы как и отрицала любые культурные обороты. Никакие наказания и мольбы не действовали. После очередной взбучки или слез я ненадолго затихала, даже давала себе обещания, что буду жить так, как хотят родители, но спустя месяц снова носилась с пацанами по гаражам. Родители с ужасом ждали окончания школы, и тут я тоже блеснула: ушла после девятого класса в техникум и два года осваивала профессию повара. Мама хваталась за сердце, будучи уверенной, что я закончу на помойке с шприцем в вене. Папа смирился, но ответственно заявил, что я обязана получить высшее образование. Тут надо заметить, что несмотря на разгильдяйство и упрямство, училась я всегда хорошо, науки давались мне легко, и я умудрилась окончить и школу, и техникум без троек. После папа пристроил меня в институт на юридический факультет вместе с Иркой. До этого мы особенно не дружили, хоть и учились вместе в школе, а тут сблизились. В институте мне было скучно, к тому же отец меня контролировал, он вел там военную кафедру. С трудом я просидела два месяца, после чего забрала документы. Естественно, дома был очередной скандал, мама пила капли, папа сетовал на судьбу, подарившую им такую непутевую дочь. Меня же все устраивало, но чтобы не огорчать их, я решила куда-нибудь пристроиться и неожиданно для самой себя попала в молодежный театр. Я работала там на подхвате, несколько раз выступила с маленькими ролями, а ближе к лету даже получила роль второго плана. Но как только наступили теплые деньки, мне стало невыносимо торчать в театре, и я бросила его ради гуляний и поездок. Родители махнули на меня рукой, даже не пытаясь воспитывать, и я неожиданно из-за этого расстроилась. Решив, что пора бы взяться за ум, я подала документы на исторический факультет. Причина выбора была проста: историю я всегда знала, а главное, она была мне интересна. Экзамены я сдала на отлично, когда сообщила родителям, они долго не верили, папа даже прослезился. Правда, первое время обучения они напряженно ждали очередного фортеля, но я вдруг всерьез увлеклась. Продержалась я долго: аж три года, и, наверное, доучилась бы до конца, если бы не одно но. На третьем курсе я стала встречаться с парнем, который вместе с друзьями занимался раскопками. Мне показалось это занятие жутко интересным, и я отправилась с ними. Правда, быстро поняла, что раскопки не совсем обычные: мой возлюбленный оказался "черным следопытом", они с друзьями искали различные трофеи, оставшиеся с войны, а после нелегально их сбывали. Так как я была влюблена, то на незаконность мероприятия решила закрыть глаза, погрузившись, так сказать, в процесс. Он меня крайне увлекал, собираясь на очередное место, я штудировала все возможные книги, собирая данные, слухи и истории. Как оказалось, это в данном деле отнюдь не лишнее, мои знания пригодились: я проводила анализ местности, рассказывая, где лучше копать. В общем, стала полноправным членом команды, получая свои законные деньги за сбыт. Только я подумала, что жизнь налаживается, как грянул гром: летом после третьего курса всю нашу шайку замели. Сложно передать, что было с моими родителями: мама заявила, что дочери у нее больше нет. Нам грозили сроком, но в моем случае обошлось вылетом из института, отцу пришлось приложить свои связи. Естественно, наши отношения с тем парнем сошли на нет, я была посажена под домашний арест, а потом устроилась на работу в издательство. Помогла матушка, там у нее кто-то работал редактором. Дав себе слово стать хорошей работницей, я старалась его держать, чтобы не огорчать родителей. Прошло полгода, и они немного успокоились и даже стали меня выпускать на вечерние прогулки и в клуб раз в неделю, потом прошло еще полгода, и я была допущена к тому, чтобы выехать в отпуск к морю, но сестрице было строго-настрого наказано следить за мной. В свете последних событий можно смело сказать, что задание она провалила. Перспективы, ожидающие меня дома, удручали, возможно, поэтому я и не рвалась туда.