Дмитрий Гаврилов

ЛЕГЕНДА О КОРАБЛЕ

(из цикла "Грядущее Завтра.")

"Научный мир потрясен недавней археологической находкой. В одной из многочисленных пещер юго-восточной Гренландии обнаружена хорошо сохранившаяся большая триера, возраст которой по предварительным подсчетам составляет около 2500 лет. Это судно водоизмещением более 275 тонн, 60 метров в длину, ширина корабля 7 метров и осадка более трех метров. Последние семь столетий пещера находилась под слоем ледника, и была практически герметично закрыта, что обеспечило формирование вокруг деревянного корабля особой атмосферы. Рядом с триерой найдены свидетельства религиозных обрядов и подношения кораблю-богу."

(за архивным номером 134/2001 из Единой электронной библиотеки Института Времени, со ссылкой на журнал "Мир науки", N 12, 2001. )

* * *

Острый прут выводил на песке замысловатые знаки. Наступил первый год пятьдесят четвертой Олимпиады(1). Солон сидел на морском берегу и производил грустные расчеты - сколько лет и зим ему еще предстоит увидеть прежде чем сойти в царство мрачного Аида.

- Куда уж больше? Ликург, он верно поступил, но голодом так уморить себя - пожалуй, изуверство!

Спартанцы - люди не во всем, иной раз, кажутся волками, а вместе с тем - герои из героев. По мне и яд сгодится. Видно, каждый поймет со временем, что годы на исходе, но стоит ли так торопить события, когда они нисколько не торопят? А гекатомбейон(2) в разгаре...

- Солон! Господин! - донеслось издалека, но мудрец ничего не слышал за своим неутешительным занятием.

Лучезарный Гелиос закатил волшебную колесницу за край Ойкумены. Сумерки спустились к подножию гористой Эллады.

- Солон!

Нет, философ был сейчас глух к голосу смертных. Он внимал лишь всемогущим мойрам, богиням судьбы, со всей доверчивостью, на которую способен, и с осознанием неизбежности конца.

Десять лет тому назад мудрец покинул Афины в зените славы законодателя и государственного мужа, взяв с граждан клятву, подобно легендарному основателю Олимпийских игр, спартанцу Ликургу, что пока он не вернется на родину, никто не посмеет изменить его законов.

Да, раньше верили в силу клятвы, в те стародавние времена именитые люди ценили общественное превыше личного и добровольно удалялись от дел, они умели держать слово пред ликом отчизны и истории. Клятвопреступление каралось неумолимыми Эриниями, богинями неотвратимого возмездия, однако, сейчас их никто не испугается. Не боятся ныне ни Бога, ни Пекла, а клянутся рельсами под колесами поездов.

Родину свою пощадил я,

Тирании и жестокой силы в ней не собрал.

Славы своей не позорил я, не сквернил,

Каяться не в чем Солону.

Да, я народу почет предоставил,

Какой ему нужен: не сократил его прав,

Впрочем, не дав и новых зато...

- Вот, наверное, твоя первая ошибка, о Солон.

- Кто это? - мудрец обернулся, но никого не разглядел в сгустившейся тьме.

- Не все ли равно! Можешь считать, я - Гермес. Ты симпатичен мне, смертный, а потому - берегись!

- О, всемогущие боги! - философ в испуге вскочил.

- Считай меня кем хочешь. Слушай и внемли! Писистрат - твой ученик...

- Да! Лучший он из лучших.

- Думал о всех ты. Всем угодить собирался и получил, что хотел?

- Да, я подумал о тех, кто силу имел и богатством прославлен, чтоб никаких им обид не чинилось.

- Так, берегись. Люди забывчивы на хорошее.

- Где ты, о Голос, полный лукавства?

Но в ответ прозвучало такое пророчество:

- Минует ночь, за нею - день

Недолгий срок, не спорю,

И в славный порт Афин, Пирей,

Войдет посланец моря.

Он Океаны бороздил

От гордой Финикии

До Пунта(3) Южного и плыл

Назло земным стихиям.

Свободы зная вкус хмельной,

Зови метеков за собой!

Столпы Геракла смотрят вслед

Лишь храбрый пьет вино побед!

Первые слова были почти пропеты, а последние - Солон едва расслышал.

- Хвала Эрмию! - Солон с восхищением внимал великому богу.

Да, в Греции не перевелись герои, а подвиг, достойный аргонавтов, всколыхнул бы всю Элладу, объединив и бедных, и богатых во имя столь великой цели. Общество, лишившись цели, обречено, и если она утеряна нужно предложить согражданам новую, еще более безумную цель.

Метеки ничем не отличались от афинян.

Зачастую это были пришельцы из других городов ахейского мира и многочисленных греческих колоний, однако, в Афинах они не имели гражданских прав. Смутьяны и искатели приключений, осужденные за ничтожные проступки и беглые... Следует напомнить, что баснописец Эзоп, а столетиями позднее и великий философ Диоген, тоже не избежали печального удела раба. Дети, зачастую весьма талантливые, от смешанных браков (будущий победитель персов Фемистокл происходил из их среды) - вот, кто такие метеки. Словом, Гермес не обманулся бы в своих ожиданиях. Да может ли ошибиться бог мудрости и отец лжи?

.... Мальчик в мокром от пота хитоне тронул Солона за плечо. Задыхаясь, он вымолвил: "Господин, спасайся, тебя ищут!"- и упал без чувств. Для старика, впрочем, сообщение не стало неожиданным. Знамение небес оказалось стремительней, чем проворные ноги гонца.

Писистрат, дальний родственник Солона, стратег и освободитель острова Саламин, стоял во главе партии ремесленников, городской бедноты и тех "новых ахеян", которых "вывели в люди" недавние реформы, пусть во многом несовершенные и половинчатые. Они смертельно ненавидели элиту города эвпатридов, называли последних "вшивыми" и презирали их, не упуская ни одного случая, чтобы поглумиться над учеными мужами. Решительный и честолюбивый Писистрат был обязан высоким положением именно Солону.

На улицах Афин философа встретила толпа.

Много олимпиад минуло с тех пор, когда, используя отрывки из чтимой по всей Греции "Илиады", Солон сумел в споре с мегарцами доказать право афинян на остров Саламин, жизненно важный с точки зрения подвоза сколотского(4) хлеба.

- Как случилось это? Вы ли еще вчера славились гражданами свободной республики. Греки! Гипнос затуманил ваши очи. Тирания - крепость, и не выбраться за стены, единоличие - корень многих бед. Смеетесь? Мало тут веселого. Рабы! Верные слуги деспота! Каких же задач я не выполнил, во имя которых освободил вас от долговых камней. Гея - свидетель тому.

Рабыня прежде, нынче же свободная

На родину, в Афины, в богозданный град!

Вернул назад я многих,

В рабство проданных.

Скажите? Был ли я не прав?

- Все трепетали перед прихотью господ. Свободы я достиг лишь силою закона. Как вы могли? - восклицал Солон.

И эта толпа, торжествующее стадо, обнаружило вдруг утраченные человеческие черты. Оставалось что-то светлое и непонятное, оно-то и связывало старика и демос. Может, память?

Но все-таки народ боготворил уже нового вождя, как это всегда бывает, приписывая все грехи прежнему, попирая великие свершения прошлого. В том суть толпы - не видеть далее собственного носа.

- Ты многое что обещал, Солон, но землю так и не разделил!

- Ты долго не был в Греции! - распалялись и науськивали те, кто еще вчера лизал ему пятки.

- Да здравствует Писистрат! Я сам видал, как слуги эвпатридов жестоко били нашего героя! Смерть эвпатридам!

- Смерть сбросившим его с моста!

Что оставалось Солону? Что вообще можно сделать, когда на твоих глазах рушат дело всей жизни? Но он не нашел ничего лучшего, как вновь обратиться к безумному людскому морю, в которое превратилась ныне агора.

- Доверчивость троянцев погубила, когда внесли они ахейского коня в пределы града, и запылала в ночь божественная Троя. Опомнитесь! Вы возвели на пьедестал царя.

Возможно, если б вырвать из сердца Писистрата стремление к господству то был бы лучшим и послушным он из граждан. Но властолюбие съедает.