А я уж думал, куда он запропастился?

В квартиру Ромка влетел начинающим ураганчиком: перевернул на тумбочке у входа небольшую фарфоровую вазочку, чудом не расколотив ее, наступил на выпавший искусственный букет, пнул подбежавшего поздороваться Мурзика (или Барсика – я не разобрал – пес слишком уж быстро сбежал) и наконец ввалился в коридор.

Да уж, а я думал, это только Вовочка способен на такой разгром. Мамаево побоище в миниатюре.

– Ключи дома забыл? – мрачно поинтересовался я у брата. В конце концов, замкнуто было не на щеколду, так что отпереть он мог и сам. Так, стоп, а если он забыл, то кто запирал? Родители? Так они ж на работу ушли. Ромочка встал в восемь утра?! Быть этого не может! Как говорил Станиславский: «Не верю!»

Впрочем, сомнения тут же были развеяны:

– Не-а, ключи со мною. Я тебя будил.

Нет, что ни говори, а младший братик – это такое счастье… которого даже врагу не пожелаешь.

Я посторонился, пропуская Ромку в квартиру, и тут же поплатился за это отдавленной ногой. Издевается он, что ли?

Меж тем родственничек бодро прошагал в зал, не снимая ботинок (мама его не видит!) и плюхнулся на кресло, закинув ногу на ногу. Тут он наконец заметил, что у нас гости.

– О, Вов, привет! Давно не виделись!

Данешти скорчил кривую гримасу: как я понимаю, это вместо улыбки. Впрочем, Ромка прекрасно обошелся и без ответа: голова у братишки была занята совсем другим.

– Андрюх, слушай, тут такое дело, я недавно нашел в одном из шкафов монету – наверное, папа или купил, или нашел. Она, короче, какая-то не наша. Грязная вся, старая, надписи непонятные. В общем, пошел я ее проверять, вдруг какая-то ценная, – глаза Ромки горели неземным азартом. – Короче, пришел я, ее пальчиком поковыряли, потыкали, какой-то дрянью помазали… Если оценщик не врет – грошик-то века так шестнадцатого-семнадцатого! Это ж каких бабок он стоит!

У меня что-то щелкнуло в голове.

– Ром, а покажи монету, – кажется, голос вышел несколько напряженным.

Младшенький захлопал себя по карманам, замер на мгновение и выдохнул:

– Андрюх, я ее потерял…

Если это та монета, о которой я думаю, – он труп. Придушу его собственными руками.

Наверное, что-то отразилось на моем лице: брат расхохотался и вытащил из кармана небольшой кругляшок:

– Да пошутил я, пошутил! Держи!

С потемневшего от времени металла на меня смотрела уже такая знакомая птичка в обнимку с крестом и короной.

Кажется, Вовочка тоже еще не все мозги пропил:

– Андрюх, – голос его звучал неожиданно хрипло, – слушай, а я подумал, может, нам именно этой монетки не хватает? Для… – он сбился, бросил косой взгляд на Ромочку и поспешно поправился: – Для окончательной реакции?

– Чушь, – поспешно отмазался я. – Монету мы увидели уже там…

– Так может, она для открытия и нужна? У него ж при себе была?

– Но он ушел уже после того, как отдал монету нам.

– До.

– После.

– До.

– Пос…

Ромочка переводил потрясенный взгляд с меня на господина адвоката:

– А… Вы сейчас о чем разговариваете?!

Вован улыбнулся ласковой ухмылкой Фредди Крюгера в детстве:

– Не обращай внимания. Это мы о своем, о женском.

Кажется, брат собирался разразиться длинной тирадой на тему: «А ну признавайтесь, а то родителям нажалуюсь, а на тебя, Вовочка, я Аську натравлю», – когда в кухне что-то оглушительно громыхнуло и раздался пронзительный собачий вой…

Уж не знаю, как Вовка, а у меня первой мыслью было: «Продолжение Аниного беспорядка началось…»

На кухне я оказался раньше и Вовочки, и Ромки. Уж братцу-то точно не надо видеть, что происходит. Не дай бог появились давешние жучки-паучки. Я ж не объясню, что происходит. Меня родители заживо съедят!

Все эти мысли пролетели в голове за один миг, а когда я ворвался на кухню…

Переживал я совершенно зря: Мурзик, тварь рыжая, попытался залезть на стол – мама его избаловала. А с весом чау-чау да его пропорциями… Короче, на пол полетели тарелки, кружки, потом пес решил спрыгнуть вниз, сбежать подальше от разгрома и порезал об осколки лапу. В общем, сейчас кухня была засыпана черепками фарфора, заляпана потеками крови… Пятен столько, словно свинью резали.

Сам виновник этого спектакля сейчас вжался в дальнюю стенку и, жалобно поскуливая, вылизывал раненую лапу.

– Кто к ветеринару повезет? – мрачно поинтересовался Ромка, выглядывая из-за моего плеча и подбрасывая на ладони давешнюю монету (и когда только я успел ее обронить?).

– А есть варианты? – хмыкнул я.

В этой семье всегда Андрюша – стрелочник.

К счастью, мои самые мрачные предположения не оправдались: да, Мурзик порезался, да, выгоревший от времени линолеум покрывали брызги крови, но в целом… Все, что потребовалось – это залить подушечку на лапе зеленкой да перебинтовать ее. Заживет со временем. И опасней видели.

Еще минут десять пришлось потратить на то, чтобы убрать на кухне следы пиршества (точнее будет сказать – подмести, вытереть с пола грязь, кровь и остатки недопитого чая), а уж после этого…

После этого я таки отобрал у братца монетку – в конце концов, она моя, мне ее подарили! Отдали бы Ромочке – я бы и слова не сказал, а раз так…

То, что монета была та самая, можно было и не сомневаться. Вот только что мы с этого поимели? В хорошем смысле, разумеется. Вовочкина идея о роли монеты для «отодвигания шторы в параллельный мир» – бред полнейший: вытаскивая нас от оборотней, Влад эту медяшку (ну, пусть не медяшку, подороже) в руках не крутил. А потом, отдав деньги, он спокойно свалил с Лидией за свою «грань» (или как там она называлась?)…

За те несколько минут, пока монета была у меня в руках, я успел попробовать ее на зуб (Ромочка, представивший, что я сейчас на фиг перекушу все его сто тыщ мильёнов, зло зашипел), поскрести ногтем по нарезке на ребре и даже несколько раз подкинуть деньгу в воздух. Монета упрямо падала птичкой вверх. Впрочем, решки на этом грошике не было по определению, так что тут удивляться и задумываться о теории вероятности смысла не было.

Наконец Ромочка, изнывающий от такого нерационального обращения с основой его обогащения (ну, конечно, древняя монета, великолепная перспектива… и просто нолики-нолики-нолики в глазах), не выдержал:

– Посмотрел? Вот и возвращайся на историческую родину.

– Цепешу, что ли?! – ойкнул я, от удивления выронив кругляшок на ковер.

Он что, знает, где его можно найти?!

Брат глянул на меня как на идиота:

– Какому Цепешу? Мне. Ты ж у меня ее взял.

Вы просмотрели приватизацию в действии.

Вован, похоже, тоже малость прибалдел от такого заявления.

– А кто такой Цепеш? – решил развить успех Ромка, но был осажен грубым Вовочкиным:

– Историю учить надо.

Можно подумать, сам историю Румынии в пять лет назубок знал!

Мурзик, прихрамывая, подобрался ко мне, сел рядом и, привалившись плечом к моей ноге, ткнулся носом в ладонь. Я автоматически провел пальцами по пушистому загривку, краем уха прислушиваясь, как на заднем фоне братишка цапается с приятелем:

– Я учил, не было там никаких Цепешей! И вообще, к делу это никакого отношения не имеет! Мы сейчас не об истории говорим, а о каких-то нерусях… – Ромка подумал и язвительно добавил: – Вроде тебя.

– Ну ты вообще! – взвыл потрясенный Вовочка, не ожидавший такой подлянки. – В корень обнаглел!

– И в мыслях не было! Я говорю то, что есть!

– А в глаз?

– А в ухо?

– А по лбу?

– А в лоб?

– А…

Интересно, они сейчас все части тела перечислять будут?

– Ром, у нас дома минералка есть?

Брат замер, задумчиво пожевал губами и вздохнул:

– Нету.

– Так пойди купи.

– Это эксплуатация детского труда! Я буду жаловаться в международный суд по правам челове…

– Жалобу сам будешь писать, – ласково сообщил господин адвокат.

Ромочка вздохнул и, тихо бурча под нос: «Я обращусь в бесплатную юридическую консультацию», – направился к выходу, чудом не отдавив хвост развалившемуся у двери Барсику.