– Герр адмирал, вы уверены?

– Абсолютно. И нечего на меня так смотреть, Хоффман, не изображайте мне тут обиженного теленка. У командования имеются источники информации, о которых вам знать по должности не положено.

Вот так, сразу показать, что нечего спорить с командованием. Командир «Шарнхорста», похоже, сразу вспомнил, кто есть кто и чьи погоны красивше. Во всяком случае, резко принял стойку «смирно», да и остальные подтянулись. И, словно бы в доказательство слов адмирала, довольно далеко от немецких кораблей встали два высоченных столба воды – с дистанции свыше одиннадцати миль британский корабль начал пристрелку.

Когда он отдал приказ разворачиваться навстречу британцам, подчинились ему беспрекословно. Орднунг, чтоб его. Но лица у немцев были нерадостные – похоже, героями они не были и хорошо помнили: у «Ринауна» шесть орудий калибром пятнадцать дюймов, и удары их снарядов броня линейных крейсеров не выдержит. Видя это, Колесников усмехнулся одними губами и, повинуясь неистребимой преподавательской привычке, сухо пояснил:

– Это английское корыто лучше держит волну. И снаряды его на дальней дистанции пропорют нам палубы. А вблизи мы имеем шанс сыграть на большем количестве орудий и суммарном весе залпа, да и броневой пояс у нас куда толще. Если повезет и сделаем кроссинг, то у него будет четыре орудия против наших восемнадцати.

– Но мы можем попробовать оторваться, – робко заметил кто-то.

– Во-первых, – педантично начал перечислять Колесников, – он нас догонит. Или вы забыли, как наше бронированное чудо справляется со штормом? Никак. Во-вторых, отходя, мы сможем работать только кормовыми башнями и потеряем все преимущество в артиллерии. И, в-третьих, даже если линкорам удастся уйти, он устроит нашим транспортам и эсминцам резню не хуже лисы в курятнике. Мы прикрываем десант, а не бултыхаемся в море потому, что нам это нравится. Даже если мы погибнем, то остановим англичан и спасем жизни немецких солдат. Люди ценнее техники. И, кстати, герр Хоффман. Начинайте пристрелку. Вряд ли попадем, но кто его знает.

Насчет людей и техники он ввернул специально. Здесь находились не только офицеры, но и матросы – рулевые, сигнальщики… Офицеры промолчат, конечно, но солдатский телеграф работает в любой армии, и если удастся пережить этот бой, легенда об адмирале, жертвующем собой, чтобы спасти простых солдат, завтра же пойдет гулять по кубрикам, а там и по другим кораблям. И до пехоты рано или поздно дойдет. Что это даст? Может, и ничего, а может, очень многое. Как повезет. И наверняка доложат на самый верх. Чтобы при штабе да без стукача – да не бывает такого, адмирал точно знал про двоих, но наверняка есть и те, про кого он не слышал. Опять же, это может не привести ни к чему – а может понравиться дорвавшемуся до власти ефрейтору, просидевшему в окопах всю Первую мировую. Понравится – сострижем бонус. Нет – ну и пес с ним. В любом случае, репутацию ему это не испортит.

– Герр адмирал. Осмелюсь напомнить. Носовые башни кораблей в такой шторм заливаются. Может произойти замыкание и…

– Хоффман, – нытье отнюдь не жаждавшего лезть под вражеские снаряды командира «Шарнхорста» вызвало у Колесникова жуткое раздражение. Судя по всему, у настоящего адмирала было бы такое же чувство, поскольку он не почувствовал уже ставшей привычной паузы между мыслью и словами. – Пускай ваши матросы хоть бушлатами щели затыкают, но за результат вы мне отвечаете головой. И если башня выйдет из строя не от вражеского снаряда, а по любой другой причине, я отдам вас под трибунал! Ясно?

Начальственный рык возымел ожидаемое действие. Во всяком случае, все принялись заниматься своим делом, и не пытались лезть с личным мнением. И артиллеристы очнулись наконец от спячки – во всяком случае, башня «Антон» начала пристрелку. То же делали и артиллеристы «Гнейзенау». Даже если не попадут, нервы британцам попортят, цинично подумал Колесников, возвращаясь к руководству первым в жизни морским боем.

Как ни странно, он не испытывал даже намека на мандраж. Лишь несколько позже до него дошло – реакция тела, не раз слышавшего рев снарядов, позволяет сохранять спокойствие и сознанию. Биохимия, не более того. Сейчас это, а также еще не до конца освоенные знания адмирала Лютьенса пришлись более чем кстати.

Корабли шли на сближение с противником неторопливо – шторм и неудачная конструкция носовой оконечности весьма мешали. Из-за качки эффективность стрельбы тоже была первоначально околонулевой. Но дистанция, с первых минут боя не слишком большая, все равно достаточно быстро сокращалась, и результаты не замедлили сказаться. Причем, надо сказать, вполне ожидаемо.

Первыми накрытия добились англичане. Ничего удивительного, больший калибр – большая точность. По корпусу будто молотом ударили. Через секунду удар повторился. Это было еще не попадание, просто разорвавшиеся на небольшой дистанции снаряды контузили «Шарнхорст» взрывами. Что случится, если такие «чемоданы» угодят в слабобронированную палубу, не хотелось и думать. Впрочем, и в близких разрывах приятного мало, но на этот раз корпус выдержал, хотя лопнувшие от сотрясения лампы засыпали пол мелким стеклянным крошевом. Эту неприятность вполне можно было перетерпеть, хотя, конечно, от такой близости смерти разом стало неуютно.

Однако накрытие – это, конечно, хорошо, вот только достать до врага первыми удалось немцам. Не потому, что их артиллеристы оказались лучше, скорее, наоборот – Колесников помнил, что в той, прежней истории и те, и другие показали себя не на высоте, то ли из-за шторма, то ли еще почему. Но если у британцев процент попаданий выглядел удручающе низким, то у немцев он получился и вовсе безобразным. Однако сейчас, очевидно, сработала статистика – все же в сторону «Ринаун» вели огонь двенадцать тяжелых орудий, а в такой ситуации количество выпущенных «в сторону цели» снарядов значит не меньше, чем мастерство артиллеристов. А главное, результаты попадания увидели многие.

Одиннадцатидюймовый снаряд, выпущенный с «Гнейзенау», угодил в британский корабль позади второй башни и с грохотом разорвался среди пирамиды надстроек. Особого вреда он не причинил – вместо прямого удара произошла цепь рикошетов, и обошлось без пробития брони. «Ринаун», по сути, только хорошенько тряхнуло. Три с лишним сотни килограммов стали и взрывчатки превратились в огненный смерч и ливень осколков, но вред от него ограничился парой раненых. Однако вспышка от взрыва была замечена на германских кораблях, и известие, что «влепили», моментально прошло по отсекам. Естественно, реакция немцев была куда сдержаннее, чем у оказавшихся в подобной ситуации русских, но настрой сразу же заметно поменялся. Люди стали действовать и веселее, и злее, а это в бою немаловажно.

Для британцев это было звоночком, и, возможно, сделай они правильные выводы, все могло бы пойти и по-другому, но тут им повезло, причем дважды. Во-первых, залило-таки носовую башню «Шарнхорста». Замыкание в электропроводке – и громада массой в сотни тонн и огневой мощью с хороший, полностью автономный форт моментально превратилась в груду мертвого железа. Во-вторых, один из британских снарядов угодил в немецкого флагмана. По счастью, он ограничился тем, что сковырнул за борт грот-мачту, хотя на самом деле последствия от попадания оказались куда серьезнее. Сотрясение привело к выходу из строя кормового радара, что пока что не влияло на боевую эффективность корабля, но грозило серьезными проблемами в будущем.

Из вспышки взрыва и резкого снижения интенсивности обстрела британцы сделали не вполне корректные по причинно-следственным связям, но абсолютно логичные и правильные выводы. Германский флагман поврежден, и надо его поскорее добить, а учитывая шторм, для этого требовалось сблизиться. При всей своей чопорности англичане и азартный, куда более азартный, чем считающиеся импульсивными французы и итальянцы, и храбрый народ, поэтому даже мысли о том, что стоит отвернуть, уклоняясь от боя с двумя немецкими кораблями, моментально выветрилась из их голов. Напротив, они еще решительнее устремились вперед и даже увеличили скорость, что оказалось роковой ошибкой.