И тут Адам увидел это. Он увидел это раньше Ронана, поскольку Ронан до сих пор не поднимал головы, обнимая Сиротку. Нет, нет. Сиротка остановилась здесь вовсе не потому, что просто не могла бежать дальше. Она остановилась, потому что у нее больше не было сил тащить тело. Впрочем, тело – слишком мягкое слово для того, что лежало на траве. К самым крупным частям прилипли длинные пряди волос. Останки были похожи на жуткое, нанизанное на нить ожерелье из липких, кровавых жемчужин. Вот откуда на руках Сиротки взялась кровь – от тщетных попыток спасти чужую жизнь.
– Ронан, – предупреждающе произнес Адам, ощущая, как в нем волной поднимается ужас.
Услышав тон Адама, Ронан повернулся.
На краткий миг он задержал взгляд на Адаме, и Адам молил небеса, чтобы тот не отводил глаза и продолжал смотреть на него. «Просто проснись», – подумал он, но уже знал, что Ронан не проснется.
Взгляд Ронана упал на землю.
– Мама?..
Глава 45
Если знать, откуда вести отсчет, эта история была о Сером.
Серому нравились короли.
Ему нравились официально коронованные короли – те, у которых был и титул, и корона, и все прочее, но ему также нравились неформальные короли, которые правили, вели свои войска в бой и руководили, не имея ни благородного происхождения, ни приличного трона. Ему нравились короли прошлого и короли будущего. Короли, ставшие легендами только после смерти, и короли, ставшие легендой при жизни, и короли, ставшие легендой, даже не родившись. Его любимыми королями были те, кто использовал свою власть для просветительской деятельности и установления мира, а не для достижения определенного статуса и приобретения имущества, или те, кто применял насилие лишь для создания страны, где в насилии уже не было нужды. Альфред Великий, король, которого больше всего боготворил Серый, стал олицетворением всего этого, завоевав мелких англосаксонских корольков Англии, чтобы объединить страну. О, как же сильно Серый восхищался таким человеком, невзирая на то, что сам он стал наемным убийцей, а не королем.
Любопытно, что он не помнил, как принял решение стать киллером.
Он помнил академическую часть своего прошлого, когда преподавал историю в Бостоне: лекции, доклады, вечеринки, архивы. Короли и воины, честь и вира. Разумеется, он помнил Гринмантлов. Но он никак не мог собрать воедино все остальное. Никак не мог отличить настоящее воспоминание от мечтаний и снов. В то время он проживал один неприметный серый день за другим, и ему казалось, что он потерял в этом тумане целые недели, или месяцы, или даже годы. Где-то внутри кто-то шепнул ему слово «наемник», и где-то внутри кто-то отказался от своей личности и стал Серым.
– Что, по твоему мнению, мы должны здесь найти? – спросила его Мора.
Они вдвоем ехали в Сингерз-Фоллс. Присутствие в магазине только двух братьев Ломоньер в тот вечер терзало Серого с того самого момента, как он покинул их, и он потратил большую часть ночи, чтобы отыскать третьего, самого неприятного брата. Теперь же, потеряв его взятую напрокат машину из виду, они продолжали двигаться в сторону Барнса.
– Я надеюсь, что не найдем ничего, – сказал Серый. – Но вполне вероятно, что мы обнаружим Ломоньера, шарящего по кладовкам Ниалла Линча.
Та часть Серого, когда-то бывшая киллером, была не в восторге от идеи, что Мора решила сопровождать его и настояла на этом; но та часть, которая была в нее чрезвычайно влюблена, чувствовала себя вполне удовлетворенной.
Мора заглянула в телефон Серого:
– От Ронана до сих пор нет ответа.
Тем утром Блу сказала им, что Ронан Линч и Адам Пэрриш работают в Барнсе.
– Может, он не берет трубку, если видит незнакомый номер, – предположил Серый. Также вполне возможно, что он уже мертв. Ломоньер мог быть очень несговорчивым, если загнать его в угол.
– Может, – нахмурившись, эхом повторила Мора.
Барнс выглядел как обычно – полной идиллией. На площадке перед домом стояли только две машины: «БМВ» Линча и трехцветный драндулет Пэрриша. Машины Ломоньера нигде не было и в помине, но он запросто мог припарковаться где-то еще и прийти сюда пешком.
– Только не говори мне оставаться в машине, – предупредила его Мора.
– Я и не собирался, – ответил он, медленно открывая дверцу, чтобы не ударить ее о растущее рядом и все еще плодоносившее сливовое дерево. – Припаркованная машина – ненадежное укрытие.
Он вытащил пистолет, Мора сунула его телефон в задний карман своих штанов, и вдвоем они поднялись к парадной двери. Та оказалась незаперта. Им не потребовалось много времени, чтобы обнаружить Адама и Ронана в гостиной.
Они не были мертвы.
Но и живыми тоже особо не были. Ронан Линч без сознания лежал на потертом кожаном диване, а Адам Пэрриш распростерся на полу у камина. Перед собачьей миской, выпрямив спину, сидела девочка, немигающим взглядом уставившись перед собой. У нее были копытца вместо ног. Ни один из обитателей комнаты не отреагировал на голос Моры.
Серый вдруг понял, что ему крайне неприятно видеть их в таком состоянии. Несколько противоречивое чувство, если учесть, что именно он убил отца Ронана. Впрочем, именно потому, что он убил Ниалла, в потайных уголках его сердца сейчас отчаянно выло чувство вины и ответственности за происходящее. Теперь он работал только на себя, но тогда, будучи чьим-то инструментом, он по незнанию оставил Ронана в Барнсе безо всякой защиты.
– Это магия или яд? – спросил Серый у Моры. – Ломоньер обожает яды.
Мора нагнулась над чашей для гаданий и тут же отшатнулась: – Думаю, магия. Впрочем, я не разбираюсь в той магии, с которой они здесь балуются.
– Может, надо их встряхнуть? – предложил он.
– Адам. Адам, вернись, – Мора тронула его лицо. – Я не хочу будить Ронана, на случай, если он удерживает душу Адама поблизости. Думаю… Я пойду следом и вытащу Адама. Держи меня за руку. Не отпускай меня больше чем… даже не знаю… на девяносто секунд.
– Это опасно?
– Так умерла Персефона. Тело не может жить, если душа ушла слишком далеко. Я не собираюсь там бродить. Если его нет поблизости, я вернусь.
Серый верил, что Мора знает пределы своих возможностей, и предполагал, что она доверяет ему. Он положил пистолет на пол у своей ноги, подальше от девочки (если она действительно была девочкой), и взял Мору за руку.
Она наклонилась над чашей для гадания. Как только ее взгляд стал пустым, он начал считать. Один, два, три…
Адам судорожно вздохнул и дернулся. Одна рука выстрелила в сторону, пытаясь ухватить что-то невидимое, ногти царапали штукатурку, будто он напал на кого-то. Его взгляд с большим трудом сфокусировался на Сером.
– Разбудите его, – еле ворочая языком, пробормотал он. – Не оставляйте его там одного!
Девочка с копытцами живо вскочила на ноги, безо всякой неуклюжести. (Возможно, подумалось Серому, она не пребывала в состоянии медитации, а просто сидела, не шевелясь, чтобы ввести их в заблуждение. Опасная, но вполне правдоподобная идея.) Она обхватила руками лежавшего на диване Ронана и принялась трясти его, прижимала ладошки к его щекам, колотила кулачками в грудь, непрестанно треща на каком-то языке, похожем на латынь, но не бывшем латынью.
А затем случилось странное. В принципе, Серый знал, что происходит, но одно дело знать, а другое – видеть, как это происходит прямо у тебя на глазах.
Ронан Линч принес с собой что-то из своих снов.
В данном случае – кровь.
В одно мгновение он еще спал, а в следующее – уже нет. Его руки были измазаны в запекшейся крови. Разум Серого с трудом переключался между этими мгновениями; ему казалось, что мозг аккуратно стер самую неприятную картинку – ту, которая находилась посередине.
Адам, шатаясь, поднялся на ноги:
– Вытащите Мору оттуда! Вы даже не представляете…
Точно, девяносто секунд, уже прошло девяносто секунд. Серый дернул Мору за руку, оттаскивая ее от чаши для гаданий. Она сразу вернулась к нему, так как погрузилась совсем неглубоко.