Родион входит в кабинет, держа раскрытую книгу. Отец за компьютером читает с экрана иностранную статью. Кот поднимает голову и глядит на мальчика непроницаемыми глазами.

– Папа, я хотел тебя спросить…

– Подожди, сейчас сохраню это в текстах, выйду из сети и поговорим… … Я тебя слушаю.

– Папа, Марк Твен – реалист?

– Ну да, конечно. Реалист из реалистов. А почему ты спрашиваешь?

– Но вот, смотри, Том с Геком находят клад. Точнее, это индеец Джо прячет деньги, и в том же месте находится еще один клад, и Том с Геком – прячутся тут же. Это же все совершенно недостоверно с точки зрения теории вероятностей. Чтобы два клада – точно в одном и том же месте. Так не бывает.

– Ну не скажи… Понимаешь, люди же в общем довольно похоже мыслят. По-настоящему оригинальных людей мало. И если одному человеку какое-то место показалось подходящим для того, чтобы спрятать деньги или еще что-нибудь ценное, то и другому это же место тоже может показаться вполне пригодным. Вот тебе и два клада в одном месте. Смекнул?

– Да, я об этом не подумал. А ведь сейчас уже все клады отыскали, верно? Ну, кроме каких-нибудь уж совсем древних, которые никому, кроме археологов, не интересны…

– Опять же не скажи. Библиотеку Ивана Грозного не нашли? Это раз. Янтарную комнату считай заново делают – это два. Крест Ефросинии Полоцкой и другие сокровища вместе с ним после войны так и потерялись – это три. Хазарское золото, казна тамплиеров… Да чего там говорить – масса всего по-настоящему ценного. И с исторической, и с сугубо материальной точки зрения. Но, конечно, надежды разбогатеть по методу Тома Сойера мало, если тебя это интересует…

– Да нет, я просто так спросил…

– Да вот чего далеко ходить… Я как раз сейчас материалы смотрел, пытался разобраться. Понимаешь, прошла по нашим каналам информация, что найден золотой потир князя Святослава, который он в свою очередь то ли получил в дар, то ли в дань взял у византийцев. Помнишь, тот, который врагам вызов посылал: «Иду на вы…» Все взбудоражились, на уши встали…

– А что такое потир?

– Это такая чаша для причастия, у христиан. Сам-то Святослав был язычником, и к красивым вещам равнодушен, но золото – оно и тогда золотом было. Да и мать его, княгиня Ольга, была христианкой.

– И что эта чаша?

– Так вот, она и с ней кое-что еще – это и есть настоящий клад. Нашли его почти случайно какие-то рабочие в Новгороде, долбили фундамент старого храма и… Наследники Ольги и Святослава вроде бы передали потир местной храмовой общине. Потом там много чего случилось, храм разрушили и потир, естественно, затерялся. Считался пропавшим, переплавили в золото во время татар, или еще чего. Вызвали местных историков-краеведов, они за головы схватились, запросили специалистов из Эрмитажа. А главный специалист по византийскому золоту у нас старенький совсем, никуда ездить уже не может. Решили везти чашу и другие штуки к нему. Упаковали все, погрузили в контейнер и поехали в Питер. Приехали, распаковали, а чаша-то пропала. Все остальное – на месте, а ее нет.

– Украли! – уверенно говорит Родион.

– Но кто? И когда? Местные историки глаз с нее не спускали. Еще бы! Такая находка один раз за жизнь выпадает! Ценность-то какая! По преданию, из нее Кирилл причащался, когда к славянам уходил.

– Кирилл, это который азбуку придумал?

– Ну да, в общем… Но это, я сейчас посмотрел, еще вилами по воде писано. Могли византийцы и соврать, чтобы Святославу польстить, ценность потира повысить…

– Зачем же им врать, если Святослав – воин и язычник? Что ему Кирилл?

– Логично мыслишь, – отец смотрит на сына с некоторым удивлением. – Но тут же еще и Ольга, мать его, присутствует… Так что вот тебе – клад и детектив в одном флаконе. Почище Тома Сойера.

– Милиция искать будет?

– Будет, конечно. Но… Ты же знаешь… Людей убивают, ценности прямо из музеев пропадают… А тут… то ли было, то ли не было. Ведь даже акта никакого толком составить не успели, никто, кроме местных краеведов и сопровождающих, ее и не видел. Надо было мне самому поехать… А может, это вообще копия, подделка, еще что-то другое…

– А фотографии есть?

– Фотографии-то есть, но по фотографиям экспертизы не проводят.

– А кому она вообще-то нужна, кроме музеев?

– Если потир подлинный, византийский, старше 10 века, то частные коллекционеры на Западе огромные деньги отвалят. А так… там же золото, камни драгоценные… Глупо! – отец Родиона ударяет кулаком по столешнице, кот недовольно морщится, стучит хвостом, вытягивает лапы с желтоватыми когтями. – Если он и вправду нашелся, нельзя, чтоб снова сгинул!

– Папа… ты… вы хотите его сами найти?

– Да ты что, Родька! Как это я… мы… что мы, сыщики, что ли? Археологические находки, они на своих ногах не бегают. С чего это ты вздумал?

– Ладно, ладно, – передразнивая отца, говорит Родион. – В чужие тайны не лезу… Работай…

Какая-то южная, тропическая или субтропическая страна. Белый дом в колониальном стиле. Пальмы, бассейн, слуги в длинных свободных одеждах. На просторной веранде двое людей пьют что-то из высоких бокалов и разговаривают. Старший толст, силен, лупоглаз, то и дело вытирает платком мокрую красную шею. Тот, что помоложе, – с острым, зверушечьим лицом и умным взглядом.

Разговор идет по-английски.

– Деньги на операцию переведены. Но я так и не понял: когда потир будет у меня в руках?

– Здесь, в этом доме? Об этом, по-моему, не было речи.

– Ну хорошо, вы правы, пусть у моего представителя в Лондоне, Париже или Мадриде. На ваше усмотрение. Доставка на острова – это уже мое дело.

– Я думаю, сэр, это вопрос нескольких дней.

– Осложнений не ожидается?

– Нет? Главное осложнение в подобных делах – деньги. Точнее, их отсутствие. За деньги в сегодняшней России можно купить все. И всех. В этом смысле сегодняшняя Россия абсолютно предсказуема и управляема. Как вы понимаете, сэр, это очень выгодно для наших текущих целей.

– Вы не ошибаетесь? Не выдаете желаемое за действительность?

– Нет. Все предварительные договоренности выполнены. Потир уже в руках у заинтересованного, если говорить прямо, купленного нами человека. Его передача – чисто технический вопрос.

– А не будет ли потом утечки информации от этого… заинтересованного человека?

– Не будет, сэр. Об этом мы тоже позаботимся.

– Ну что ж. Жду, как вы понимаете, с нетерпением.

Невысокий мальчик в косухе и стройная девочка гораздо выше его ростом медленно идут по краю пустыря. Поодаль, то забегая вперед, то отставая, бегут их собаки. Восточно-европейская овчарка принадлежит мальчику, крупная дворняга неопределенной породы – девочке. Шагах в двадцати сзади идет еще один мальчик – высокий, темноволосый. Собаки у него нет, и что он делает вечером на пустыре – непонятно.

– И тут я достаю автомат и бах! Бах! – они сразу, понятно, разлетаются веером… – рассказывает Сережка, и довольно живо показывает, сначала, как он стрелял, а потом, как они разлетались. Хватается за грудь и падает навзничь прямо в снежную кашу, но в последний момент как-то хитро выворачивается и встает на ноги.

Девочка смеется, собаки недоверчиво прислушиваются, сторожко поводят ушами.

– А у меня спина болит, – жалуется девочка. – И Мария Николаевна опять ругалась, что плохо растягиваюсь.

– Да у тебя растяжка… – возмущается мальчик. – Чего ей надо-то?! У нас в клубе ни у кого такой нет. Даже у Степана Анатольевича.

– А для нас – мало, – вздыхает девочка.

– Слушай… – Сережка нервно оглядывается, смотрит на плетущегося сзади черноволосого. – А чего этот за нами идет, а? Уже второй круг. Чего ему надо, как ты думаешь?

– Не знаю, только он уже почти месяц так ходит. Я привыкла.

– Как это?! – изумляется Сережка. – Следит за тобой, что ли? Ты его знаешь?

– Да в общем-то знаю. Он в параллельном классе учится. Приехали они откуда-то. Только я с ним ни разу не разговаривала.