Мужья и по совместительству отцы собрались у одной из машин с иероглифами на дверце и, посмеявшись на чью-то шутку "всё хорошо, да вот пива здесь не дают", молча, как заворожённые, смотрели на переднее колесо. Смотрели пять минут: лица важнее, чем на похоронах или на профсоюзном собрании. Но вот один, очевидно, водитель-ас, наклонился и посмотрел под крыло. То же проделали ещё двое и сделали вслух какое-то заключение. Остальные вздрогнули и покачали головами утвердительно. Двое других оказались тоже не лыком шиты: в четыре руки несколько раз надавили сверху на корпус, с интересом наблюдая за тем, что будет делать всё то же колесо. Колесо ничего не делало, и все перешли к разглядыванию приборного щитка. Когда мужчины дошли до заднего номерного знака, служба в церкви закончилась.
В этот воскресный день девятнадцатого сентября Костя планировал сходить со своим 5 "Б" в поход. Однако в пятницу приехали старые школьные приятели Володя и Толик и попросили стать для маленького Володиного Артура крёстным отцом. Оба никогда не были закадычными друзьям Кости, даже в достуденческий-доармейский период жизни, но отношения между одноклассниками поддерживались, и сейчас Костя оказался ближайшим крещённым из всего круга Володиных родных и знакомых. Жаль было изменять свои планы, но Костя в подобных случаях не отказывал и выручал кого бы то ни было, да к тому же он сразу проговорился, что классу поход ещё не предлагал. Пришлось в субботу торопливо мыться в бане, до ночи сидеть за подготовкой к урокам
71
понедельника, а в воскресенье, словно в будний день, рано вставать, чтобы успеть к автобусу.
... Наверное, нет человека, которому не нравилось бы ехать куда-нибудь. В быстрой смене обстановки есть что-то заманчивое и бодрящее. Поддавшись умиротворяющему чувству покоя, можно строить какие угодно планы, мечтать о самом несбыточном. Но Костя не мог мечтать, по дороге в город его голова была занята бурными событиями ушедшей в прошлое недели. Каждый кусочек каждого рабочего дня повторялся в памяти и осмысливался. Иногда уязвляющее покалывало неприятное сознание того, что можно было поступить по-другому, лучше. Всё в том же случае с Петренко, которого, лишь только Костя хоть ненадолго предавался мыслям, выдвигала на первый план его совесть. Правда, теперь воспоминание из разряда переживаний переходило в нечто более спокойное. "На картошке" Петренко работал рядом с Костиным классом, помогал немного своей сестре-пятикласснице и вообще показал себя трудолюбивым и выносливым парнем. А потом, когда работа была закончена, Костя подошёл к своему врагу, приехавшему на поле верхом на лошади и теперь сматывавшему верёвку, на которой она паслась, и попросил прикатиться. Рыжий конь средних лет, без всякого норова привык подчиняться людям и легко реагировал на любое движение ноги, повода или команду голосом. Он легко разгонялся, от толчка по рёбрам старательно прибавлял ходу, и Костя испытал ни с чем не сравнимое наслаждение, когда вечный друг человека с каждым скачком уносился всё дальше навстречу ветру, приветствовавшему одинокого всадника среди пустынных чёрно-жёлтых полей. В этом беге было всё: блаженство от слияния с природой, что-то, напоминавшее рыцарское средневековье, казачью удаль и ощущения молодости и силы. Костя бросил уздечку, откинулся назад и так нёсся, улыбаясь сам себе. Ему сразу же захотелось поскорее завести собственное хозяйство и обязательно лошадь: и для домашней работы, и для охоты и просто для таких вот чудесных прогулок по полевым дорогам, уходящим Бог весть куда, может, в самый Сихотэ-Алинь...
Жалея коня, Костя перешёл на шаг и вернулся к месту, где он так лихо, прямо с земли запрыгнул на спину рыжего. Теперь парень, вспомнив какой-то фильм, слез не животом, а сначала перенёс через лошадиную шею ногу, потом спрыгнул прямо, как спрыгивают с заборов. Витя Петренко словно почувствовал восторженные мысли учителя и заговорил о возможности выкупить в совхозе любую лошадь, о простоте её содержания...
72
- Уже стареет ушастик, ленится бегать... а жрёт всё подряд. Видите, какое пузо?..
Парень много чего говорил, а Костя поддакивал и стыдился того, что не сумел погасить тот, казавшийся теперь маленьким, конфликт с девятиклассником, таким, в общем-то, нормальным парнем с простым характером и своими интересами.
Автобус пошёл на обгон, и от поля, картошки и коней мысли молодого учителя перенеслись к своему 5 "Б". он вспомнил, как, заполняя в классном журнале лист сведений о родителях своих учеников, поразился тому, что у половины из них нет пап. Девять из восемнадцати жили в неполных семьях. Отцы их не погибли от несчастного случая или афганской войны; многие жили здесь же, в селе, только с другими жёнами и детьми. Об этом Косте сказал Максим, равнодушно воспринявший удивление коллеги.
- Что ты думаешь? У Генки Баранова четыре семьи в деревне, и во всех дети, - усмехнулся физрук. - В каждом классе, наверное, по одному
- Что, такой мужик видный? - спросил Костя.
- Мухортик. Вот такого роста. Этой своей Люське в пуп дышит... Поживёшь тут, всего насмотришься.
Максиму, видно, доставило удовольствие говорить о таком явлении, мысль его работала дальше, и через минуту он прибавил:
- И вот смотри: пять детей, а работает Генка кочегаром. Ну, летом пасёт иногда частное стадо, да и то, наверное, ни разу не допасал до осени, уходил в запой. И вот какие с него алименты?.. Нищета на нищете...
Мышление Кости, склонное к широким обобщениям, пользуясь беззаботностью поездки, вывело теперь целую теорию о том, что в неполной семье, без двух родителей ребёнок вырасти нормальным не может. Он вспомнил детей своего класса и во всех увидел подтверждение своим выводам. Дети отличались. И не только в материальном отношении. Социальное расслоение на селе ещё не сказывалось в такой мере, чтобы можно было всех поделить на бедных и богатых. "Средних" было больше. К тому же те, кто, занявшись модной теперь торговлей, нажил состояние, купил иномарку, построил кухню и новый сарай (для совхозной деревни это уже много), не афишировали свой достаток, ибо уважающие себя соседи могли
73
восстановить равенство при помощи коробки спичек. Отличались, во-первых, в учёбе. Среди детей с одним родителем было больше двоечников, троечников и только один учился нормально, то есть между тройками и четвёрками. К этим относились и оба Костина второгодника - Трусенко Сергей и Казина Света. Папа Сергея замёрз пьяным лет пять назад в день старого Нового года, а Света в основном жила у бабушки и знала о родном отце только то, что после развода он воровал, сел, а, освободившись, в родную деревню не вернулся. И психологически дети с одним родителем были более замкнуты, угрюмы, пассивны к делам класса, обладали какой-то ранней взрослостью и реже проявляли свои чувства и детскую непосредственность.
Глядя на далёкий Синий хребет и поёживаясь от утренней свежести, Костя облекал свою теорию в рамки закона. Был бы он крупным государственным чиновником, сразу же прекратил бы благотворительность по отношению к пьяницам. Лишили родительских прав, забрали ребёнка в спецучреждение - работай и отдавай половину зарплаты на содержание. А не так, чтобы сбросил с себя обузу, и всё: "свобода, водка рекой", "я родил, а государство пусть растит".
... Толик начал рассказывать о смерти две недели своей двоюродной племянницы, умершей от какой-то дурацкой опухоли, и Костя, не желая расстраиваться и думать о чём-нибудь печальном, отошёл от компании Володиных родственников и друзей. В коридоре церкви разговаривало несколько стариков, жестикулируя перегнутыми пополам кепками. Сидели и женщины. Проходя внутрь, Костя услышал обрывок фразы: "...да они грызутся, как Ельцин с Хасбулатовым". Это его позабавило, и он вошёл в церковь с улыбкой на губах. Служба, явно, заканчивалась, священника не было видно, и народ, кроме стоящих впереди, ходил от иконы к иконе и просто так. Костя осторожно протиснулся влево и встал у самой стены. Невысокая женщина в тёмном цветном платке недовольно оглянулась на него, и в Костиных глазах отразились её нездорово пухлые щёки и резкий взгляд коричневых глаз.