2009 г.
ГРОМ
Сначала голубем воркует,
потом ворчит, потом рокочет.
И жестяными облаками
гремит -- и нервы нам щекочет.
Потом как будто позабудет
про нас, про небо, про работу.
И сам себя до слез разлюбит,
не в силах взять другую ноту.
И в грозовом своем угаре
сорвется вниз земле на милость.
Он так сейчас окрест ударит,
как нам не грезилось, не снилось.
2009 г.
БАЛЛАДА О МЕЧЕ
Под печкой хранились ухваты,
две-три кочерги и совок,
которым сгребали когда-то
золу из печи на шесток.
И там же, за медной заслонкой,
где кошка любила прилечь,
обернутый старой попонкой,
тяжелый покоился меч.
Его откопали случайно,
когда городили забор.
И черная-черная тайна
к нему возвращала мой взор.
Татарин мечом забавлялся,
иль русский с ним дружбу водил?
Зачем он в земле оказался,
за что к нам под печь угодил?
А меч не чурался работы,
охотно семье помогал.
Им бабка снимала тенеты,
а дед мой лучинки строгал.
И мы, несмышленые дети,
мечтали мечом поиграть.
Послушнее нет нас на свете,
едва углядим рукоять...
Но кончилось все презабавно:
отдали тот меч за кольцо.
Кольцо потеряли. И славно!
Не драть же за это мальцов.
Скитается где-то по свету
старинный клинок и сейчас.
Прощенья за это нам нету.
Как нету и печки у нас.
2009 г.
ЗОЯ
Зоя подарила мне букварь
и читать до школы научила,
а когда меня пробрал январь,
то антибиотиком лечила.
Зоя -- это мамина сестра,
проще говоря, родная тетка.
На язык она была остра --
комсомолка, лыжница, красотка.
Умница, каких не видел свет,
плавала в Дунае и в Риони,
видела в Москве большой балет,
вальс играла на аккордеоне.
Все она умела, все могла,
свитера и шапочки вязала,
в тонких ее пальчиках игла
ткань любую с легкостью пронзала.
Вечером усталая придет,
а сугробы -- чуть ли не до крыши.
Зоя за лопату -- и вперед,
и поет о городе Париже.
Зою часто ставили в пример.
Мы с восторгом на нее смотрели.
Вот она, советский инженер,
русская Стефания Сандрелли!
Зоя, как была ты хороша
с челочкой своей густой и резкой,
в алой кофточке -- она тебе так шла! --
купленной на пристани венгерской...
Лет пятнадцать как ее уж нет.
Все, что было, сестрам раздарила:
книги, фотографии тех лет --
только тайну сердца не открыла...
Знаю, что не вылечить ничем
эту нестареющую рану.
Самые красивые, зачем
вы от нас уходите так рано?
2009 г.
* * *
Ждет меня испанский берег,
шляпа, темные очки,
спаниель по кличке Эрик,
спаржа, херес и бычки,
запеченные в духовке
после пляжа на обед,
две прелестные обновки
и какой-нибудь десерт.
Ждет меня большая вилла,
супермодный лимузин
и -- чтоб вас совсем взбесило --
ювелирный магазин!
Поджидает жгучий мачо
(говорят, с ним веселей).
От меня письмо он прячет
с бедной родины моей.
2009 г.
* * *
Как сладко пахнет мертвая трава!
Еще вчера она была живая.
Зеленая, она была права,
о скорой смерти не подозревая.
Роскошный махаон здесь отдыхал,
кузнечик прыгал, шмель вовсю трудился.
И на тебе! Нашелся же нахал,
с косою смертоносною явился.
Звенит коса, мужик стирает пот
линялым рукавом простой рубашки.
Устал косить. Вот это поворот!
Пока цветите, милые ромашки.
2009 г.
* * *
Не с каждым шутит так Создатель,
со мною шутит -- слышу свист.
Я -- и читатель, и писатель,
и, уж простите, журналист.
Три головы моих покуда
еще целы, не снес их меч.
Все хорошо, я -- чудо-юдо.
Не стоит вам меня беречь.
Сожгу полмира, съем любого,
на крыльях в небо унесу...
За что? А ни за что! За слово,
за звуков жалкую красу.
2010 г.
ВАСИЛЬКИ
Снежинки синие качаются
на бирюзовых стебельках
и с небом взглядами встречаются,
мечтая жить на облаках.
Им то ли снится, то ли верится:
еще до жизни на земле
их утешала мать-метелица
в ветхозаветной полумгле.
И, трепеща от возмущения,
они куда-то вниз рвались,
где их земные воплощения
тогда еще не родились.
2010 г.
* * *
Постоим под куполами,
впереди -- дорога.
Что сказать тебе словами?
Что просить у Бога?
Вот опять открылись взору
голубые дали.
Только этому простору
мы и доверяли.
Не магическому кругу,
не туманной сини.
Почему же не друг другу,
если -- всей России?
2011 г.
* * *
О ты, великое бездушное пространство!
В тебя уйдешь -- обратно не вернешься.
Ни мира нет в тебе, ни постоянства.
Зачем ты моей родиной зовешься?
Еще кочуют люди, звери, птицы
в твоих степях, политых нашей кровью.
Еще не обозначена граница
между ландшафтом, верой и любовью.
Мы для тебя -- не взрослые, не дети,
а так, улов -- продукт самой природы.
Тысячелетьями не рвутся твои сети,
прельщая странников подобием свободы.
2011 г.
* * *
Турецкому эстрадному певцу Таркану
О чем поешь, карамурзелец милый
(твое бельканто поражает ум),
с такою страстью и такою силой?
Как жаль, я по-турецки ни бум-бум.
Могу я по-турецки только кофе.
И то не каждый день, ну извини.
Вот интересно, ешь ли ты картофель?
Захочешь мне ответить -- позвони.
И все-таки -- красивы твои речи,
мелодии прекрасны, спору нет.
А чем бы обернулись наши встречи,
когда война терзала Баязет?
Невежливо, наверное, об этом
напоминать. Но я же не со зла!
Я спела бы сейчас с тобой дуэтом
