Промиус не понимая, что это уже была игра для посторонних глаз, недоуменно пробормотал. – А я только хотел спросить, где Ольдих.

Хильдебальд раздражался оттого, что сын не понимает, что от него требуется в данный момент, и оттого закричал еще сильней. – Откуда мне знать, где этот толстяк и пропойца Ольдих? Наверное, на кухне твой друг.

Мальчик уже еле слышно пролепетал. – А я его там не видел.

Но отец его уже не слушал. – А ну, бегом исполнять приказ капитана. Промиус весь бледный и растерянный, присоединился к команде, готовящейся на отплытие с корабля.

Ранее этой ночью.

Ольдих помнил, как подошёл к заговорщикам, чтобы отвлечь их внимание от Промиуса, которого он отправлял к отцу. Помнил, как подсел к ним, как ему налили вина, а потом его кто-то сзади сильно ударил по голове. Когда он очнулся, он сидел на том же месте, но был уже связанным, и с кляпом во рту. Он увидел Ульрика, который к нему склонился.

– Ну, наконец-то очнулся. Ты меня слышишь? Мотни головой, если так. Ольдих энергично замотал головой.

– Вот и славно, – Ульрик усмехнулся. – Неужели ты подумал, что тут сидят одни круглые идиоты? Ты же всё прекрасно слышал, что здесь говорили. Ну, и как нам, с тобой, сейчас, прикажешь поступать? Ты же понимаешь, что мы не можем, отпустить тебя. Мне действительно искренне очень жаль тебя, увалень. Кстати, этот щенок, сыночек капитана надеюсь, ничего не знает?

Ольдих яростно замотал головой из стороны в сторону и замычал.

– Ты что-то хочешь сказать? Толстяк утвердительно кивнул.

– Я сейчас выну кляп из твоего рта, но ты пообещай, что ты орать не будешь. Ольдих послушно замотал головой. Ульрик вынул кляп, и Ольдих закашлявшись, быстро заговорил. – Клянусь, мальчишка ничего не знает. Я специально его разбудил и отправил отсюда, чтобы он по молодости какой-нибудь глупости не совершил.

Ульрик внимательно смотрел в лицо толстяку. – Ну, ничего, Трир как раз сейчас наверху. Он это дело быстро проверит. А вот с тобой нам придется проститься, ты же всё равно все разболтаешь обо всём, Хильдебальду.

В этот момент к ним спустился Трир. – Отбой. Все нормально. Мальчишка ничего не знает.

Ольдих незаметно для всех облегченно выдохнул.

– Трир, а что нам делать с этим? – спросил Ульрик.

Трир повернулся к Ольдиху. – Да, уж прости, толстяк. Мне и самому очень жалко, что так получилось, но ты действительно не оставил нам никакого выбора. Вернее у тебя есть выбор, – либо мы тебя без лишнего шума, не связанного, выбрасываем за борт, и да помогут тебе добрые духи, добраться до берега. Либо мы тебя всё равно выбрасываем за борт, но связанного и с кляпом во рту, и у тебя нет даже шансов успеть прочесть молитву Свянтовиду.

Ольдих тяжко выдохнул. – Трир, это же открытое море. Какой же это выбор? У меня же нет никаких шансов спастись.

– Ну, раз, не видишь разницы, – значит, давай действительно тебя свяжем. Зачем понапрасну мучиться?

Ольдих грустно улыбнулся. – Нет-нет, давайте я еще немного помучаюсь. Только единственную просьбу можно?

– Ну, валяй. Что ж мы звери, какие? – снисходительно улыбнулся Трир.

– А можно мне напоследок, выпить ещё вина, а то море сейчас совсем не теплое, ну чтоб сразу не замерзнуть.

– Конечно, как я могу в этом тебе отказать? А ну-ка, дайте скорее этому славному малому вина. Пусть нормально простится с единственным своим верным другом – бочонком, – под сдержанный смех матросов, распорядился Трир.

Ульрик схватил Трира за руку. – Что ты делаешь? А если он спасется? Он же всё разболтает. Его нельзя так оставлять. Его надо наверняка скормить рыбам.

– Ну, от рыб он и так, никуда не уйдёт в открытом море. А если и спасется, в чём я очень сильно сомневаюсь, то мы уже будем далеко отсюда, и с богатой наживой. Ты же понимаешь, что назад нам дороги нет, – грозно посмотрел на Ульрика, Трир. – А брать на себя лишний грех в виде убийства безвредного толстяка, что-то мне не хочется. А так он просто выпадет пьяным с корабля, а дальше пусть его судьбу, решат боги.

– Хорошо, Трир, – смиренно ответил Ульрик.

Трир, развеселился, глядя, как жадно пьет вино Ольдих. – Ну что, там, в бочонке ещё что-то осталось?

В ответ раздался веселый выкрик одного из матросов. – Да уже меньше четверти, уж точно.

– Ладно, Ольдих, я делаю тебе щедрый подарок, – возьмешь свою подружку с собой. Будет тебе и спасительная соломинка, будет тебе и с кем поговорить в последние минуты.

Матросы уже валились на пол от хохота, стараясь своим смехом не разбудить остальную команду. Трир, взмахом руки прервал ненужное чрезмерное веселье. – Всё, не тяните кота за хвост. Ведите его наверх и выбрасывайте. А ты, Ульрик, отвлеки дозорного. Отнеси-ка ему вина, чтоб больно не вертел головой по сторонам.

Ольдих плюхнулся в воду. Где-то рядом с ним гулко плюхнулся и бочонок, почти весь ушедший под воду, лишь слегка выглядывая над поверхностью моря. Корабль стремительно под напором ветра уходил от него. Ольдих подтянул бочонок к себе и, открыв зубами пробку, перевернув его, начал аккуратно сливать оставшееся вино из бочонка. Бочонок начинал приобретать все большую и большую устойчивость и уже вполне прилично, держался на воде.

Ольдих слил еще чуть-чуть, благоразумно оставив жидкости на дне. Вино ему ещё понадобится, ибо, несмотря на очень жаркую погоду днем, море было не очень теплым. Корабль уже был довольно далеко, и Ольдих, рассудив, что корабль все равно движется к земле, принял решение плыть за кораблем. Через пару часов Ольдих был уже сильно вымотан. Руки, постоянно держащиеся за бочонок, в неудобном положении, уже порядком затекли, но не это было сейчас основным врагом Ольдиха.

Холод. Холод уже полностью подчинял себе толстяка. Если бы он был, менее тучной комплекции, то он давно бы уже окончательно замерз, но приличная жировая прослойка и вино, его спасительная соломинка, – ещё поддерживали в нём необходимую температуру, чтобы двигаться и думать.

Корабль, за которым он плыл, уже давно исчез за горизонтом, но ещё какое-то время ему казалось, что он видит свет от банок над рулевым, но потом, и это перестало ему казаться. Ольдих попробовал еще раз отхлебнуть из бочки, но слабеющие руки его подвели и бочонок, развернувшись, оказался дыркой для слива под водой и начал зачерпывать в себя морскую воду. Ольдих развернул бочонок, но было уже поздно, внутрь попала морская вода, и то, что там сейчас плескалось, – уже вряд ли можно было пить и уж точно не являлось спасительным лекарством.

Ольдих, закрыл бочку кляпом, и повернулся на спину, смотря на звезды. Они безжизненно и безразлично на него глядели, мерцая холодным цветом. Толстяк уже устал бороться, и смирился со своей участью. Холод постепенно сковывал все его тело, и ему в какой-то момент показалось, что вот сейчас на небе он видит Промиуса, и тот смотрит на него, своими живыми глазами. Не так, как эти безжизненные твари, что в бесчисленном количестве усыпали весь небосвод. Ему даже показалось, что мальчик смеется и подмигивает ему. Да-да, он ему подмигивает, причем поочерёдно, то обоими глазами сразу, то как – то невпопад.

Ольдих протер рукой лицо от воды и снова всмотрелся в глаза. Да-да, они точно подмигивали ему, и они были живыми. Ольдих внимательно всмотрелся и понял – это были не звезды и эти огоньки были не на небе. Это были две светящиеся точки далеко на горизонте, и потом их оказалось гораздо больше. Это были корабли. Корабли других команд Гейзериха, которые, как и корабль Хильдебальда, также шли своим ходом к Риму и сейчас они, хвала Свянтовиду, двигались прямо на него.

Глава 9

На конюшне Леонтия.

Когда Неро пришел в себя, он обнаружил, что находится в каком-то слабоосвещенном помещении, и его голова лежала на коленях у матери. Голова жутко болела, и ещё очень хотелось пить. Пока глаза привыкали к темноте, Неро понял, что здесь не только они с матерью. Он узнал это помещение, – это была хозяйская конюшня. Неро хотел было приподнять голову, но тут же застонал от боли. К нему наклонилась Луциния.