Все закончилось так же быстро, как и началось. Нападавшие скрылись, рассеялись по лесу, а Данстэн поскакал за ними в погоню. Последнее копье звякнуло о землю. Это было норманнское копье, посланное, вероятно, одним из рыцарей Гилберта. Над поляной воцарилась настороженная тишина, прерываемая лишь стонами людей и храпом раненых лошадей.
Гилберт лежал, весь съежившись, на земле. Он явно боялся встать на ноги перед возвышающимся над ним Ротгаром.
В крови Ротгара еще бурлила жажда битвы, и это лишь усиливало его гнев и неуравновешенность. Ему было очень хорошо, просто чудесно. Всем своим существом он страстно хотел взмахнуть хотя бы еще раз топором, так ему хотелось рассечь обнаженную голову Гилберта на две ровные половинки.
Но Марии нужен этот рыцарь. Особенно сейчас, когда многие получили ранения, когда один из рыцарей, по сути дела, лишился ноги. Да, сейчас ей особенно нужен Гилберт.
Она, конечно, нуждалась и в сообразительности Ротгара, чтобы приручить этого норманнского негодяя. В последний раз сжав угрожающие кулаки, он распростился с мыслями о расчленении черепа Гилберта.
- Ну что, норманн, тебя тяжело ранили? Гилберт поднес дрожащую руку к шее.
- Порез. Несколько синяков от ударов, полученных до того, как ты ввязался в драку. Старательно, картинно смахивая грязь со своих блестящих лат, он медленно поднялся на ноги, вытянулся во весь рост. Ротгар стоял на прежнем месте, не отступая ни на дюйм, и вдруг с большим удовлетворением отметил про себя, что голова норманна едва доставала ему до носа.
- Ты заплатишь за это, сакс, - сказал, сплюнув, Гилберт.
- За что? За то, что спас твою неблагодарную шею? - спросил Ротгар, стараясь говорить как можно беззаботнее, чем нарочно вызывал ее большую ярость у Гилберта.
- Я утверждаю, что это ты организовал на нас нападение и лишь притворялся, что спасаешь мне жизнь, когда понял, что твои люди проиграли.
Глупое обвинение Гилберта, его неспособность понять то отчаянное положение, в которое попали его норманнские друзья, показались ему настолько абсурдными, что он громко рассмеялся. Он не верил ушам своим. Его смех заставил покраснеть Гилберта, исказил страшной гримасой его лицо. Его молниеносный удар кулаком в железной перчатке пришелся Ротгару в ничем не защищенный живот.
Типичный предательский удар, от которого у Ротгара перехватило дыхание. Он попятился, шатаясь, назад, сделал несколько шагов, выронив из рук топор. Широко раскрыв рот, он ловил ускользающий воздух.
Будь ты проклят, Гилберт Криспин. Марии никто не был нужен, никто, кроме него самого.
Отдышавшись, он почувствовал, что теперь может выплеснуть всю свою ярость. Собрав все силы, он бросился на самодовольно улыбающегося норманна. Под тяжестью его тела Гилберт упал на землю, и он начал кулаками избивать ему лицо, памятуя о том, что лишь повредит руки, если будет наносить ему удары по защищенным железными латами частям тела.
Крепко сцепившись, сакс с норманном покатились по земле, словно двое парнишек, затеявших дружескую потасовку, но каждый наносимый ими друг другу удар преследовал только одну цель - гибель противника. Ротгар сорвал у него с пояса кинжал, но никак не мог вытащить его из ножен, чтобы его остро заточенной сталью добавить еще к тем ранам, которые оставили у него на теле его, Ротгара, кулаки. Норманн обладал страшной силой, но долгие годы, проведенные Ротгаром на принудительных тяжелых работах, просто фантастически развили его жилистые мускулы. Кроме того его рост позволял ему более ловко маневрировать, а его давно подавляемая ярость лишь усиливала наносимые им удары. И он все же доконал его. Черт подери, этот Гилберт теперь лежал под ним, безобидный, словно овечка. Он заметил рядом с собой булыжник, которого ему как раз не хватало, чтобы размозжить череп норманну, но в этот момент Ротгар почувствовал у себя на плечах прикосновение чьих-то дрожащих рук. Чьи-то обжигающие слезы, упав ему на шею, смешались с его потом, и в ушах вдруг зазвучал голос той женщины, которая должна была уже подъезжать к Лэндуолду, чтобы укрыться в полной безопасности за его стенами. Ведь он молился за это.
- Прекратите, прекратите! - умоляла Мария. - Остановитесь, покуда вы оба не убили друг друга.
Ее голос, ее присутствие здесь, на лужайке, привели его в чувство. Марии все же нужен был этот Гилберт. И Ротгару теперь нужно было напрячь мозги, чтобы вызволить ее из того глупого положения, в которое она сама попала.
Глава 13
Багровые от крови руки Ротгара, сжимавшие что было сил шею Гилберта, вдруг отпустили ее и тут же с невероятной быстротой вцепились в горло Марии. Она начала задыхаться, скорее от неожиданности, чем от боли.
- Норманн, предупреждаю тебя, держись от нее подальше, иначе я ей перережу горло, как перерезал вон тому сукину сыну, который валяется неподалеку, угрожающе заговорил Ротгар, одновременно оттаскивая подальше от лежавшего навзничь тела Гилберта Марию.
Ноги у нее подкосились из-за испытываемого в эту минуту облегчения. Она поверила, что кровь на его руках и на тунике пролита не им самим.
Она попыталась представить, сколько бы ее людей было отправлено на тот свет, если бы Ротгар вовремя не вмешался. Она испытывала возбужденное ликование. Он все это сделал только ради нее. Ротгар, рискуя жизнью, сражался с врагами норманнов: он спас Гилберта, заставил этого высокомерного рыцаря корчиться от страха у его ног, - и все это только ради нее.
Откуда-то у него в руках появился норманнский кинжал, и он держал его острое лезвие совсем рядом, не прикасаясь к ее горлу. Как это ни странно, но она испытывала лишь уверенность от того положения, в котором сейчас находилась, а ее сердце просто ликовало, чуть не выскакивая у нее из груди. Сколько он уже для нее сделал; несомненно, эти отвратительные, угрожающие, направленные в адрес своей жертвы слова объяснялись той же уловкой, которую он придумал.
Мария не чувствовала от него никакой угрозы, - лишь охватившее все ее тело облегчение от того, что он был рядом.
Он сжимал ее в руках только ради ее собственной защиты. Его окровавленные руки сжимали ей лишь горло, но несмотря на его хватку, она могла дышать относительно свободно. Инстинктивно она схватила его предплечье, делая вид, что пытается вырваться, а сама получала лишь дополнительную силу от прикосновения к его руке, его пальцам, не обращая никакого внимания на то, что и ее руки были в крови. Он прижимал ее к себе и всем своим теплым, высоким мощным телом поддерживал ее. Она чувствовала, как глухо бьется у него в груди сердце. Он горячо зашептал ей на ухо; его голос был легче мягкого бриза.