Мужчина снял колпачок с бесцветной губной помады, внимательно осмотрел ее, понюхал и снова одел колпачок.
— Можете собрать!
Потом стремительно схватил Ималду за левую руку и прежде чем она успела крикнуть: «Что вы делаете?», резким движением засучил рукав ее блузки.
Нет, на руке он ничего интересного для себя не обнаружил.
— Поднимите другой рукав!
Она послушалась, хотя не понимала, что происходит.
Мужчина бросил взгляд на запястье и сказал уже спокойно:
— Хорошо, пройдемте в комнату…
Алексис, очень бледный, стоял, прислонившись к печке. Одежда на нем была модная — с бронзовыми пряжками и цепочками. Раньше Ималда на нем таких вещей не видела.
— Добрый вечер, — растерянно произнесла она.
На нее глянули, но никто не ответил.
В квартире находилось много незнакомых людей, их пальто и шапки кучей лежали на кровати Ималды.
Мужчины — Ималда уже не сомневалась, что все они работники милиции — действовали каждый сам по себе, а дед с портрета хмуро следил за ними — как бы чего не стянули. Дед, наверно, больше всех испытывал стыд. Один мужчина — небольшого роста, конопатый — перелистал книгу и отложил в сторону, другой, прислушиваясь, простукивал стену: в том месте обои немного отстали и, видимо, это вызвало у него подозрение, не спрятано ли там что–нибудь, третий, выставив на пол ящики комода, придирчиво перебирал содержимое.
— Где? — остановившись напротив Алексиса и пристально глядя ему в глаза, с негодованием спросил мужчина в коричневом костюме и жилете. Он был невысокого роста и, чтобы смотреть Алексису в лицо, был вынужден запрокидывать голову.
— Больше нет, — пробормотал Алексис.
— Неужели не понимаешь, что мы так или иначе найдем? Даже если придется взломать здесь пол и стены! Ты, вонючка!
И хотя он казался самым молодым среди остальных, по–видимому был главным: все происходило как бы вокруг него.
— Мы за тобой следили от самого аэропорта… — Алексис не отвечал, и мужчина в коричневом костюме продолжал: — Мы видели, как сумка тебе оттягивала руку!
Ималда села на стул возле стола, ничего не понимая в происходящем. Неужели бред, липкий злой бред, неужели она в самом деле дома?
— Это ваше дело, что вы видели и чего не видели… — Алексис криво усмехнулся.
— Будь моя воля, я застрелил бы тебя как бешеную собаку — без суда! — Губы у него дрожали, казалось, он готов вцепиться Алексису в горло.
Из соседней комнаты вышел кудрявый молодой человек.
— Успокойся, Володя! — он положил руку на плечо сердитому и тот немного утих.
— Извини, Эгон… Не могу справиться с собой… Таких надо давить как клопов…
Эгон взял со стола полиэтиленовый мешочек и развязал узелок. Мешочек, оказывается, лежал перед Ималдой на столе, но она только теперь его заметила. Полиэтилен был непрозрачный, но, судя по округлой форме мешка, в нем было что–то сыпучее — вроде муки или сахара.
— Ты уверен, что это не из–за границы? — спросил Эгон Володю.
— Доморощенный — посмотри, какая грубая очистка… Если хочешь, отдадим в лабораторию, но большой необходимости в том не вижу.
— Заключение лаборатории обязательно.
Осмотр порошка вывел Володю из равновесия, и он снова подошел к Алексису:
— Где остальное? Я спрашиваю — где остальное? У тебя в сумке было еще! Может, твой сообщник живет здесь же, в доме, на одной лестничной площадке, и ты, когда шел мимо, передал ему? В какой квартире?
Алексис молчал.
— Отвечай! В твоем распоряжении было минут пятнадцать, не больше. Наружные двери мы в это время блокировали. Если понадобится, мы перевернем вверх дном весь дом, но найдем! — Уже немного спокойнее, кивнув в сторону мешочка, спросил: — Кому ты должен был передать это?
— Я уже сказал.
— Повтори.
— Я купил это для собственного пользования.
— Ты же еще не употребляешь! Хочешь сказать, что запасся наркотиками на всю жизнь? Тут как раз столько — больше десяти лет редко кто из кайфующих живет. Ты, навозный жук, хочешь нажиться на несчастье других? Ты понимаешь, что привез? Чуму, проказу ты привез!
— Володя! — Эгон снова одернул его.
— Извини, прокуратура, но мне и в самом деле хочется его убить… — Володя скрипел зубами. — Знаю, что так думать нельзя, но не могу перебороть себя… Извини, Эгон… Уже целая неделя, нервы не выдерживают… Только засыпаю, снова вижу их… Как болезнь, кошмарная болезнь…
В задней комнате обыск закончился безрезультатно, к полиэтиленовому мешочку прибавилось лишь два патрона для гладкоствольного охотничьего ружья, увидев которые, Алексис откровенно усмехнулся — ну и находка!
— Где само ружье?
— Откуда мне знать, патроны валяются еще со времен, когда отец был дома.
— Осмотреть ванную комнату, туалет, коридор, кухню!.. — приказал Володя подчиненным. — Возьмите отсюда стулья, а то понятым не на чем сидеть…
Ималда встала и направилась в кухню.
— Вы куда? — спросил усатый.
— Пить хочется.
— Я провожу вас…
Ималда открыла кран, немного переждала, пока стечет теплая вода и заставила себя чуть ли не залпом выпить целый стакан, затем налила снова — если уж приходится изображать жажду, то и вести себя следует соответственно.
Усатому, наверно, стало неудобно стоять совсем рядом и он отошел к двери.
Ималда поставила стакан на полочку и начала медленно мыть руки.
— С кем ваш брат встречается?
— У него много знакомых… Во всяком случае раньше было много. Приходили однокурсники из мореходного училища…
— А в последнее время?
— В последнее время он жил на судне.
— В вашем подъезде двенадцать квартир. С соседями, наверно, разные отношения, но может, здесь живут друзья еще с детства?
Ималда тем временем подошла к вешалке с полотенцами и стала вытирать руки. К усатому она стояла спиной.
Рискнуть, другой такой возможности не будет!
— Этажом ниже живет парень, с которым Алексис играл в одной волейбольной команде… — Вешая полотенце на крючок, Ималда сняла с соседнего крючка ключ на синей ленточке — от второго сарайчика в подвале.
— Двери слева или справа?
— Если подниматься по лестнице снизу, то справа, — скомкав ленточку, она зажала ключ в кулаке. — Мне нужно в туалет…
— Как только наши туалет проверят… Еще пару минут, не больше.
Как бы приглаживая волосы, Ималда опустила ключ за воротник.
— Ждать здесь или в коридоре?
— Да, можем постоять здесь.
Эгон прав: в злости толку мало, ругал себя Володя. Лишь холодный рассудок поможет выйти на правильный путь. Но когда он вспоминал о том, что примерно столько же — в мешочке, лежавшем на столе, было не меньше килограмма — уже в чьих–то руках или чуть позже разберут покупатели, он с трудом сдерживал в себе желание наброситься с кулаками на этого Мелнавса. И забил бы его до смерти, если тот не скажет, где второй мешок… А что, если и в самом деле не было? Сумка, как ему показалось — да всем показалось! — Мелнавсу оттягивала плечо, но больше–то они ничего не знают.
«У нас нет наркомании, наркомания присуща лишь капиталистическому обществу», — так их, будущих юристов, поучал на лекциях в университете доктор наук.
«У нас нет и проституции», — в тон ему очень серьезно добавил Эгон. Они с Володей учились в параллельных группах, вместе подрабатывали ночными дежурствами, патрулируя с милицией и вылавливая проституток возле железнодорожного вокзала. Эгон и Володя рано женились и, живя на стипендию, не могли свести концы с концами.
Студенты тогда захихикали над наигранной серьезностью Эгона: все хорошо поняли, что именно он хотел сказать, и только на окаменелом лице преподавателя не дрогнул ни один мускул.
«Да, у нас нет и проституции, ибо нет необходимых для нее социальных условий — бесправия женщин, низко оплачиваемых профессий и безработицы», — ответил он на реплику.
Преподаватель все объяснял просто: по лежащему перед ним учебнику.
Как удобно и замечательно было жить по этим книгам, да если еще не смотреть по сторонам! И предаваться усыпляющим теориям о социальных болезнях, которые существуют лишь в фантазиях самих больных!..