— Не очень-то раскачивайте, а то у меня голова закружится! — с деланным страхом кричит он сверху.

— Ой, ой, шлепнется сейчас! — в тон ему вопит Сердер Осман.

Зрители покатываются от дружного хохота. Чем выше взлетает Рыжий Осман, тем смешней его шутки. Смех не умолкает вовсе.

— Покачаемся — и в касабу, — предложил Сейдали.

— Пошли! — обрадовался Сердер Осман.

В этот момент со стороны реки раздался выстрел, за ним второй, третий…

— Пистолет, — определил Хасан.

— Наверняка били — три выстрела, — добавил Сердер Осман.

— Уж не драка ли, спаси нас аллах?

Рыжий Осман мигом спрыгнул с качелей.

— Идем!

По дороге уже спешили люди. Друзья догнали их.

— Из пистолета палили, верно ведь? — возбужденно бросил Хасан.

— И мне так показалось, — подтвердил Кель Бакырлы из толпы.

— А может, жандармы едут?

— Да нет, кто-нибудь развлекается…

— Зачем же попусту тратить пули?

Подумав о возможных последствиях выстрелов, прибавили шагу. Одним махом взбежали на пригорок: у источника под грушевым деревом лежал человек. Кинулись к нему. Одного немедленно отрядили за лошадью. Лежавший на земле оказался Ибрагимом Салихом. Он был ранен в плечо.

— Кто тебя, кто? — склонился над ним Хасан.

— Хаджи, — ответил за него Ташчи, — Хаджи Живодер…

— Убежал?

— Не знаю… Вроде убежал.

— Поймаем… Куда ему деться, сукину сыну! А за что он тебя?

— Не знаю.

— Повздорили они, — объяснил Мустафа. — Слово за слово, тот за пистолет и…

— Из-за Разие сцепились, — сказал кто-то.

— Из-за какой-то потаскухи человека убивать?

— Хаджи — это же зверь. Ему только повод дай. Родную мать убьет.

Ибрагима посадили, прислонив спиной к дереву. От большой потери крови он был весь желтый.

— Сольцой бы присыпать рану, — сказал Сейдали.

— Брось, еще беды наделаешь. Помнишь, Убейт и Дуран дрались? Я тогда Убейту так насыпал соли, что он еле жив остался. Столбняк с ним был.

— А если с кожи наскоблить?

— Это можно.

Сердер Осман снял с пояса патронташ и начал соскабливать с него в ладонь внутренний, соленый от человеческого пота слой. Как только он приложил к ране соленую пыль, раненый застонал.

— Воды! Воды…

Один парень побежал к источнику. Сердер Осман остановил его.

— Нельзя! Раненому воду не дают, а то много крови потеряет.

Теперь кровь из раны текла медленнее.

— Скоро совсем остановится, — пообещал Сердер Осман.

Пригнали чью-то плохонькую лошаденку. Пять парней подняли Ибрагима Салиха, посадили верхом на лошадь. Он был почти без сознания. Если бы его не поддерживали сзади, он бы мешком свалился на землю.

— Воды! — вдруг опять прошептал раненый.

— Умрет ведь от жажды! — взмолился Мустафа. — Что ему сделается от одного глотка воды?

— Нельзя, говорю! — непререкаемым тоном заявил Сердер Осман.

В деревне уже ждала упряжка Мастана. Не отказал, дал свою лошадь. Ибрагима уложили в повозку. Сердер Осман и Хасан залезли тоже. Раненый продолжал стонать и просить воды.

— Молитесь, чтобы мы поспели в больницу! — крикнул Сердер Осман и повертел в воздухе толстой палкой. Колеса загромыхали по дороге.

Впереди сидел Сердер Осман и правил лошадью. Хасан примостился в ногах у раненого.

— Воды! Воды! — хрипел раненый.

— Уже скоро… Потерпи, друг, — уговаривал Ибрагима Хасан, поддерживая его за плечо, чтобы уберечь от ударов о дно повозки. — Нет у меня воды, пойми.

— Ох, помираю, пить…

Дорога стала песчаной. Тряска прекратилась.

— Ибрам, Ибрам! — тревожно окликнул Хасан раненого: тот вдруг умолк…

— А?

— Как себя чувствуешь?

Раненый прикоснулся к плечу, нащупал теплое — кровь…

— Я ранен?

— Пустяки. Плечо оцарапано.

Ибрагиму опять стало плохо.

— Куда… куда мы едем? — стонал он.

— К доктору.

— О-ох!.. Я ему покажу!

— Кому? Кто в тебя стрелял?

— Хаджи Живодер. Сволочь…

— Молчи, молчи. Опять кровь пойдет!

— А рана большая, скажи? — Ибрагим со страхом смотрел на свой рукав — увидел запекшуюся, загрязненную пылью кровь.

— Пустяки, — успокоил его Хасан.

— Только бы поправиться… Живым он от меня не уйдет. Клянусь честью матери, не уйдет он от меня живым! — повторял Ибрагим в тоскливой ярости.

— Аллах его покарает!

Они были в пути уже целый час.

— Ну, как дела? — обернулся Сердер Осман.

— Хорошо! — отозвался Хасан. — В себя приходит.

— Стисни зубы, друг. Совсем немного осталось, — обернулся к раненому Сердер Осман.

— Ох, помираю… — хрипел Ибрагим Салих.

Он слизал запекшуюся у него на ладони кровь, даже не почувствовал привкуса соли.

— Хоть бы глоточек воды!

— Где ж ее взять. Нет у нас воды!

Ибрагим с трудом шевелил заплетающимся языком, словно рот у него был набит ватой. Вот и последний спуск к касабе. Оставалось ехать минут десять — пятнадцать. Под гору лошадь шла веселее. Сердер Осман то и дело подхлестывал ее, как бы назло Мастану, который холил и берег своих лошадей пуще глаза.

— Потише ты! — крикнул Хасан, когда повозка загромыхала по булыжнику.

— Надо пораньше успеть, а то эти доктора — народ капризный.

Вот уже Тевфиков виноградник, кладбище, за ним парк. Раненый впал в беспамятство.

— Торопись, дорогой, он без сознания, — теребил возницу Хасан.

Сердер Осман снова стал нахлестывать лошадь. На полном скаку въехали в город. Вот и больница.

— У нас раненый, — обратился Хасан к привратнику.

— Разлетелись, как на скачках!.. Никаких докторов нет, — проворчал тот.

— А когда будет доктор?

— Я их не сторожу.

— Смотри, приятель, — Сердер Осман понизил голос. — Если раненый подохнет у ваших дверей, тебе несдобровать.

— И тяжело он ранен?

— Да уж зазря мы бы сюда не поехали. Две пули в него всадили, бочонок крови вытек.

Привратник открыл ворота.

— Давай сюда!

Повозка въехала во двор. Со всех сторон сбежались любопытные, под ногами сновали дети.

— Ему легкое прострелили…

— Думаешь, помрет?

— Раз к нам попал — выживет. Два дня — и на ногах будет, — сказал привратник. — Бывали случаи и похуже.

— Ишь какой прыткий! — возражали ему. — Два дня… Не так-то все просто.

— Врача надо позвать, — сказал Хасан.

— Сейчас позову, — невозмутимо отвечал привратник. — Вот привалила работенка в праздничный день! — бормотал он по дороге. — А прокурора известили? — обернулся он уже у ворот.

— Нет, мы прямо сюда, — пожал плечами Сердер Осман.

— Да вижу: уже полны штаны от страха. По головке за это не погладят.

Наконец он ушел. Толпа, окружившая повозку, начала редеть. И все же много любопытных осталось.

— Что с ним? — допытывались они у Хасана.

— Ранили, да и все.

— Из-за земли?

— Неизвестно. Мы сами еще не знаем.

— А кто стрелял, известно?

— Нет.

— Если он помрет, убийца выйдет сухим из воды.

— Не помрет. Это гора, а не человек. Такого не скоро угробишь.

— И свидетелей не было?

— Не было.

Хасан по горькому опыту знал, что такое попасть в свидетели: не стал подводить людей. Во двор вошел человек с бледным лицом — доктор.

— Господин прокурор знает о случившемся? — спросил он.

— Нет, — ответил Хасан.

— Внесите его в приемный покой, — распорядился врач. — Надо подождать прокурора.

Ибрагим то приходил в себя, то снова терял сознание. Его внесли в помещение.

— Что клали на рану? — склонился над ним доктор.

— С кожаного ремня наскоблили, — ответил Сердер Осман. — Очень кровь текла…

— Когда это было?

— Часа три назад.

— Правильно сделали. Надо было заодно и перевязать рану.

Сердер Осман промолчал. Доктор побрызгал на рану из какой-то бутылки: жидкость вспенилась, зашипела.

— Пить… — простонал Ибрагим Салих.

— Дайте ему воды, — распорядился доктор.