С июня приступили к отработке систем головной части непосредственно на ракете, в ходе натурных пусков. Получилось не сразу. Заданной точности удалось достичь лишь после оснащения блока разведения боеголовок небольшим дополнительным ЖРД (АИ, см. гл. 04-04). Завершающий пуск с погружаемого стенда, по программе 1959 года состоялся в октябре. Все три боевых блока пришли на полигон Кура, уложившись в оговорённое техническим заданием КВО. Это был обнадёживающий успех.

После мартовского совещания НТС, где Кузнецов и Ковалёв представили концепцию «корабля-арсенала» и унификации подводных носителей баллистических и крылатых ракет, к Виктору Петровичу Макееву явился «демон-искуситель» в образе Владимира Николаевича Челомея. Предложение Березняка и Ковалёва выбило у Челомея перспективу дальнейшего размещения его ракеты П-6 на подводных лодках. Теперь «на его долю» остались только крейсеры проектов 70К и 70П, а также береговые комплексы.

Однако Челомей не пал духом. Он с 1957 года разрабатывал маневрирующую боевую часть для баллистической ракеты, и теперь пришёл к Макееву с предложением, от которого Главный конструктор ОКБ-385 не мог отказаться:

— Виктор Петрович, а давай мы с твоей 3М23 третью ступень снимем, а вместо неё поставим вот такой «бутон лотоса», — предложил Челомей, разворачивая перед Макеевым цветной плакат.

Челомеевский «лотос» представлял собой оживальную «шишку» — обтекатель, защищённый абляционной теплозащитой. Он мог разделяться на 4 «лепестка», у которых внешняя поверхность обтекателя служила несущим днищем-крылом (как у ракетоплана «БОР»). Фюзеляжем был корпус боевого блока.

— Самонаводящиеся блоки хотите сделать?

— Не просто самонаводящиеся! Маневрирующие на гиперзвуке, — ответил Челомей.

— Так дальность получится маленькая, — возразил Макеев. — Тысяч пять, а то и меньше. Какой смысл?

— Прямой, — заговорщицки подмигнул Владимир Николаевич. — У американского «Полариса» пока что дальность ожидается всего две тысячи двести. Потом догонят до 4600. А мы сделаем противокорабельную баллистическую ракету. Причём не только лодочную, но и берегового базирования. С наведением по радиолокатору. Ведь если сверху смотреть, на фоне моря авианосная ударная группа — это несколько радиоконтрастных целей, и спрятать их невозможно. А гиперзвуковые маневрирующие боевые блоки американцы перехватить ещё долго не смогут.

— Тут есть одна засада... — поразмыслив, сказал Макеев. — А ну как американцы засекут старт таких ракет, решат, что это — начало полномасштабной ядерной атаки, и вмажут в ответ, не разбираясь?

— Если по их авианосцам начнут стрелять ракетами с ядерным снаряжением, они так или иначе вмажут, — пояснил Челомей. — Тут уж — кто первый успел и точнее попал.

— А как наведение сделать? Ведь боевой блок входит в атмосферу в облаке плазмы? Сигнал радара не пробьётся.

— Мы на этом уже третью собаку доедаем, — усмехнулся Челомей. — Надо всего-то пройти линию Кармана. После этого боевой блок начинает совершать энергичные развороты вправо-влево, сбрасывая скорость до приемлемой — пока не прекратится образование плазмы. После этого включаем локатор, находим цель, выбираем авианосец и падаем на него сверху. И хрен он куда денется. С такой высоты планирующий на гиперзвуке боевой блок будет видеть море в радиусе пары тысяч километров, и запаса высоты хватит, чтобы пролететь, маневрируя, километров триста.

— С высоты километров 80 и с аэродинамическим качеством около 4-х, — больше у такого утюга не получится, — прикинул Макеев. — Да пусть даже двести пятьдесят. Подлётное время выходит минут 15. За это время АУГ при скорости 33 узла больше, чем на 15 километров, не уйдёт. Может получиться.

— Предвижу много матюгов со стороны Устинова, — сразу предупредил Владимир Николаевич. — Он меня на дух не переносит. Я лучше сначала с Никитой Сергеичем напрямую поговорю.

Хрущёв, услышав от Челомея его новое предложение, сразу же задал тот же вопрос:

— Как бы нам таким пуском не спровоцировать американцев на массированный удар?

— Маловероятно, — ответил Владимир Николаевич. — Траектория на начальном и среднем этапах будет чисто баллистическая. Она легко просчитывается. Американские станции слежения поймут, что до Америки не долетит. А когда сообразят, куда оно на самом деле летит, будет уже поздно дёргаться. Да и если уж дело дойдёт до таких аргументов, как баллистические ракеты, строить из себя целку будет уже поздно. Бить придётся аккуратно, но сильно.

— Угу.... Жахнем так, чтобы весь мир — в труху. Но — потом, — усмехнулся Никита Сергеевич, припомнив присланный файлик с образцами юмора из будущих времён. — Ты ещё с Надирадзе поговори. У его «Темп-С» дальность всего 900 километров, с твоим маневрирующим блоком подрастёт до 1100. Может пригодиться заодно и как комплекс береговой обороны.

— Эх, Чёрное море, хорошее море, — приговаривал Челомей, прикладывая дальностный транспортир к хрущёвскому глобусу.

С крымского побережья «Темп-С» простреливал практически всю Турцию — то, что от неё осталось.

— А сама идея мне нравится, — заключил Никита Сергеевич. — Давай, делай. Как назвали-то разработку, какое название в постановление записывать?

— Тему назвали «Лотос», а комплекс предлагаем назвать «Кувшинка», — ответил Челомей.

— Гм... — Хрущёв удивился. — Это почему?

— Боевые блоки перед разлётом раскрываются как лепестки у лотоса или водяной лилии, — Владимир Николаевич сложил ладони вместе и показал, «как раскрываются лепестки».

— Ишь ты... Прямо поэт. Ну, нехай будет «Кувшинка», — согласился Первый секретарь.

Ещё одной большой темой, обсуждавшейся на НТС СССР, были скоростные суда, обычные и с динамическими принципами поддержания. Успех пассажирских теплоходов на подводных крыльях, конструкции Ростислава Алексеева, заставил обратить пристальное внимание на эту тематику. В то же время министр судостроения Борис Евстафьевич Бутома не жаловал Алексеева, и Хрущёв решил навести порядок в этом вопросе.

Поводом для этого послужили предложенные для оснащения перспективного вертолётоносца скоростные катера-катамараны. При обсуждении кто-то из специалистов вспомнил, что ещё до войны в Сочи некоторое время с успехом эксплуатировался глиссирующий катамаран ОСГА-25 «Экспресс» конструкции инженера Василия Андреевича Гартвига, перевозивший 125 пассажиров со скоростью 70 — 86 километров в час. (http://www.privetsochi.ru/blog/history/51682.html). В 1942 году он был переведён в Туапсе, а затем уничтожен, чтобы не достался наступающим нацистам.

Никита Сергеевич немедленно заинтересовался. Выяснилось, что конструктор катамарана жив, и даже чертежи уникального судна до сих пор сохранились. Василий Андреевич Гартвиг был до войны крупнейшим специалистом СССР по глиссирующим катерам.

— А чего бы нам не передать тему скоростных катамаранов товарищу Алексееву, — предложил Первый секретарь. — А товарища Гартвига попросим поконсультировать. Как я понимаю, он уже в немалом возрасте, руководство в полной мере взять на себя не сможет. Или сможет?

Борис Евстафьевич Бутома, едва услышав про Алексеева, немедленно возразил:

— Товарищ Первый секретарь, Алексеева надо бы сначала призвать к порядку, а вы его хотите на такую важную тему поставить. Вы в курсе вообще, что он творит? Гоняет по городу на автомобиле, как сумасшедший, наплевав на правила дорожного движения. Рано или поздно сам убьётся, и ещё невинных людей с собой на тот свет прихватит.

— А эта история с отменой выходных в конструкторском бюро, перед сдачей «Ракеты»? Люди от него стонут, не хотят с ним работать, народ разбегается!

— Зато товарищ Алексеев добивается своего и поставленные задачи успешно решает, — возразил адмирал Кузнецов.