Эти экскурсанты через несколько месяцев разъехавшиеся по родным городам и посёлкам, по возвращении рассказывали о своём посещении ВДНХ и американской Национальной выставки своим друзьям и родственникам, таким образом проводя вирусную рекламу основной идеи: «У нас есть всё своё, не хуже, чем в Америке».

Взаимопонимания не получалось не только на уровне простых граждан, но и на уровне государственных деятелей с ним оказалось туговато. Вице-президент Никсон, по прилёте первым делом вознамерился пообщаться «с обычными советскими людьми», не дипломатами и не сотрудниками КГБ в штатском, обычно сопровождавшими иностранных официальных лиц во время визита.

К тому же сказалась разница во времени — наше раннее утро организм Никсона воспринимал как вечер предыдущего дня. Вице-президент немного отдохнул после перелёта, и потребовал от сотрудников посольства организовать ему экскурсию, не предусмотренную протоколом.

В посольстве ему посоветовали съездить на колхозный рынок, охарактеризовав его как «единственное в этой стране место, где допускается частное предпринимательство». Выбрали Даниловский рынок, достаточно крупный — его торговые ряды тянулись почти на километр. Никсон поехал на рынок прямо к открытию, а открывались рынки тогда в 7 утра. Советским сопровождающим о цели поездки сообщили только в момент посадки в машины.

Готовясь к приезду Никсона, Серов и Хрущёв, разумеется, изучали информацию из 2012 года, относившуюся к визиту. Посоветовались и с академиком Келдышем. Мстислав Всеволодович, ознакомившись с информацией, крепко задумался:

— Знаете, товарищи, а ведь может выйти очень любопытный эксперимент. Мы можем проверить, насколько инертен и эластичен временной поток? Поедет Никсон на рынок, или не поедет? На какой именно рынок? В какое время? С кем он будет там разговаривать? Что было в «той истории» — мы из документов знаем. А что будет на нашей линии времени? Ведь все политические изменения, произошедшие в мире, на желание Никсона узнать, что думают простые советские люди, повлияли только в сторону усиления этого желания. Давайте проверим?

Хрущёв вопросительно посмотрел на Серова:

— Тот товарищ, с которым Никсон в «той истории» беседовал на Даниловском рынке, и на нашей линии времени там работает, мы проверили, — подтвердил Серов. — Может, его подготовить к разговору?

— Не надо, — веско ответил Никита Сергеевич. — Судя по документам, этот товарищ вёл себя вполне достойно, на вопросы Никсона отвечал грамотно. Настоящий советский гражданин. С другой стороны, как ты его готовить будешь? Хочешь спалить всё своё 20-е Главное управление? А если Никсон на другой рынок поедет? Просто наблюдайте за процессом со стороны.

— Так может, хотя бы рынки подготовить? — спросил Серов.

— Ты предлагаешь к визиту Никсона все московские рынки заново отремонтировать? — усмехнулся Хрущёв. — Ты прикинь, какие это расходы. Да он того не стоит. Хочет этот чудак ехать на рынок ни свет ни заря — нехай едет. Приглядите только за ним, чтобы чего не вышло. А то кошелёк вынут у дурака ненароком, неудобно будет.

— В семь утра? Вряд ли, карманники в это время спят ещё, — усмехнулся Серов.

Кое-какую подготовку рынков всё же провели — перед визитом рынки обследовали санитарные врачи, заставили администрацию рынков убрать наиболее откровенный беспорядок и навести порядок в местах, где обнаружились антисанитарные условия. Это было необходимо сделать не ради Никсона, а для безопасности самих же советских граждан.

Вице-президент, как и ожидалось, поехал рано утром на Даниловский рынок. Ему никто не препятствовал, но было установлено плотное наблюдение сотрудниками 20 Главного управления КГБ. Им было поручено фиксировать мельчайшие детали, чтобы потом сравнить две версии событий.

Никсон не спеша шёл между прилавками, разглядывая продукты и подмечая цены. Вокруг него суетились лишь несколько советских и американских охранников. Постепенно начали собираться любопытные — ситуация была всё же далеко не рядовая. В конце посещения рынка Никсон решил поговорить с «простым русским». Вице-президент был опытным политиком, он любил и умел завязывать непринужденные беседы с первым встречным. Никсон выбрал одетого в спецодежду мужчину, решительно направился к нему, протянул руку и представился. Разговор переводил сопровождавший вице-президента переводчик из американского посольства. Переводчик говорил с заметным иностранным акцентом. В те годы это была далеко не лучшая рекомендация.

Собеседник Никсона оказался весовщиком рынка по фамилии Смахтин. Он готовился с утра к приему товара. Менее всего он ожидал, что на его рабочем месте в восьмом часу утра в пятницу нарисуется вице-президент Соединённых Штатов Ричард Милхауз Никсон, в натуре. Если бы вместо Никсона пришла белочка, он, вероятно, удивился бы меньше, но рабочий был абсолютно трезв.

Смахтин, как и большинство советских людей, твёрдо знал, что от иностранцев лучше держаться подальше, можно сделать вид, что занят, и отойти. Но сейчас этот приём не годился. Их окружила плотная толпа. Поскольку достойное отступление было невозможно, оставалось лишь высоко нести честь советского гражданина, Смахтин приготовился дать достойный отпор американцу, показать иностранцам, что у нас всё есть, и ничем нас не удивишь. Он понимал, что за каждое сказанное слово потом придётся держать ответ.

Первые вопросы американца были просты: как зовут, чем занимается, есть ли семья? Дальше пошло сложнее, но Смахтин держался достойно. Ответил, что квартира его устраивает, заработок отличный, жизнью своей он доволен.

Никсон спросил, знает ли он об открывающейся американской выставке и собирается ли её осмотреть? Смахтин не знал, как лучше ответить. Он не хотел отвечать «не знаю», чтобы не обидеть случаем высокого гостя, да и себя не выставить отсталым от жизни. Сказать, что собрался на выставку — «органы» могут заподозрить в «преклонении перед Западом» — кампания против «космополитизма» в народе ещё не забылась. Смахтин ответил обтекаемо: о выставке слышал, но идти туда не собирается, не смог купить билет. Он подразумевал, что из-за большого интереса к выставке за билетами надо было отстоять очень длинную очередь. (В реальной истории Смахтин ответил, что не смог «достать» билет, но в АИ билеты на выставку продаются свободно)

Тут взаимопонимание затрещало вместе с шаблонами. Гость из Америки решил, что его собеседник — человек бедный, не может позволить себе купить билет. Весовщик на нашем рынке быть бедным физически не может, но эта аксиома для американцев лежала за пределами доступного пониманию.

Вице-президент решил сделать благотворительный жест. Он понятия не имел, какую цену «эти красные» заломили за билет, но советские деньги у него с собой были, хотя он слабо ориентировался в незнакомых разноцветных бумажках. О наличии цифр на банкнотах Никсон, вероятно, не подумал.

Он вытянул из бумажника самую большую банкноту, сероватого окраса, как оказалось, достоинством в сто рублей (дореформенных) и протянул её Смахтину.

— Господин вице-президент просит вас принять деньги и приобрести на них билет для посещения выставки, — торопливо объяснил переводчик.

Смахтин, даже не будучи отличником боевой и политической подготовки, оценил предлагаемую ему сотню как политическую провокацию. Возьмёшь деньги — в глазах людей из «органов» моментально превратишься из «товарища» в «гражданина». Время было сложное. Смахтин опять искал достойный ответ.

А Ричард Никсон продолжал протягивать ему банкноту. Смахтин твёрдо и уверенно отстранил руку вице-президента США:

— Советские люди в подачках не нуждаются. Всё, что им нужно, они в состоянии купить на свои, заработанные деньги.

Переводчик тут же перевёл его слова. Никсон выслушал перевод, и осознал, что ошибся, но в чём именно — не понял. Ясно было лишь одно — его собеседник, хоть и в неряшливой, грязной рабочей одежде, достаточно обеспечен, чтобы купить билет. Вице-президент убрал деньги в карман и направился к выходу, всё ещё переживая ощущение совершенной ошибки. Продолжать знакомство с жизнью простых людей Москвы, Никсону, судя по всему, больше не хотелось.