В подобных условиях Коминтерну было крайне сложно организовать какую-либо действенную пропаганду.
Оппенгеймер, часто бывавший за пределами ЮАС, периодически встречался с людьми, представлявшимися как бизнесмены, но в действительности бывшими агентами советской разведки. Он передавал им информацию о внутренней политической жизни ЮАС, получая взамен отдельные намёки на намерения СССР во внешней политике, а иногда и прямые рекомендации покупать или же продавать акции тех или иных компаний. Обычно вслед за такими рекомендациями эти акции внезапно падали или поднимались в цене.
По рекомендациям своих кураторов Оппенгеймер несколько улучшил условия работы для чёрных рабочих в своих компаниях «De Beers» и «Anglo-American Co». Платить больше неграм не стали, но заметно уменьшили количество штрафных санкций. Также компании наняли несколько чёрных врачей, которые оказывали помощь рабочим за очень небольшую плату. Их деятельность субсидировалась компанией. Также Оппенгеймер ввёл в своих компаниях медицинскую страховку для чёрных рабочих, и пенсии по инвалидности. (АИ)
В результате Оппенгеймер обрёл немалую популярность среди чёрного населения ЮАС. (АИ, хотя в реальной истории Гарри Оппенгеймер и выступал против апартеида, на его фабриках чёрные рабочие находились не в лучшем положении, чем в среднем по Южной Африке). Африканцы вскоре начали считать за счастье попасть на работу в «De Beers» или «Anglo-American» (АИ), что заставляло их «на контрасте» ещё сильнее ненавидеть других работодателей, выжимавших из них все соки, и при этом относившихся к ним, как к мусору под ногами.
Параллельно Коминтерн устанавливал контакты с членами Коммунистической партии ЮАС, вынужденными покинуть родину после запрета 1950 г, а также с функционерами Африканского Национального Конгресса (АНК). Как и на Кипре, работу было решено вести сразу по нескольким направлениям — поддерживать и организовывать военную борьбу чёрных африканцев против апартеида, и одновременно формировать в стране политическую оппозицию правящей Националистической партии, концентрируя её вокруг Оппенгеймера.
Иван Александрович Серов периодически приносил Хрущеву послушать записи личных и телефонных разговоров Кириченко, Суслова, Козлова и Игнатова. Разговоры часто бывали отрывочны, неполны, но в целом складывалось впечатление, что у руля «инициативной группы» стоят Козлов и Игнатов. Суслова они задействовали как секретаря ЦК по идеологии, собираясь предъявить Хрущёву обвинение в отходе от идеалов марксизма-ленинизма. Кириченко на тот момент был единственным из них, присутствовавшим на заседаниях Президиума ЦК, его использовали как источник информации о том, что обсуждалось в Президиуме, какие позиции занимают его члены, и т.п. Роль Микояна и сам факт его участия или неучастия в заговоре оставались пока неясными.
В целом, задачу заговорщики ставили себе почти непосильную. Никто из них, кроме Кириченко, в состав Президиума не входил. (АИ-состав Президиума ЦК на 1958 г: члены Президиума: А.Н. Косыгин, А. И. Микоян, М. Г. Первухин, М.3.Сабуров, Н. С. Хрущёв, Д.Т. Шепилов, Д.Ф. Устинов, М.В. Келдыш, И.В. Курчатов, С.А. Лебедев, и Е. А. Фурцева. Кандидаты А. И. Кириченко, Н. М. Шверник, и К. Т. Мазуров.) Большая часть Президиума на тот момент поддерживала Хрущёва безоговорочно. Хрущёв предполагал, что вопрос о снятии Серова с должности кто-то из заговорщиков попытается поставить на Пленуме ЦК.
Однако первый заход против Серова был сделан всё же на Президиуме ЦК 6 ноября 1958 года (в реальной истории — 20 ноября). После заседания Президиума Николай Михайлович Шверник неожиданно попросил разрешения переговорить с Хрущёвым с глазу на глаз. Для председателя КПК подобная просьба не была необычной.
— Слушаю вас, Николай Михалыч.
— Никита Сергеич, тут в отношении товарища Серова выявлены нелицеприятные факты. Будучи в составе группы оккупационных войск в Германии, товарищ Серов вывез оттуда под видом «трофеев» имущество более чем на два миллиона рублей, — Шверник положил перед Хрущевым опись имущества.
К этому обвинению Серов и Хрущёв подготовились заранее. Серов сдал всё привезённое имущество в казну по описи, и передал копию Хрущёву.
Никита Сергеевич бегло просмотрел представленный Шверником документ и безразлично пожал плечами:
— Многие генералы этим грешны. Что ж нам теперь всю армию полностью обезглавить? Немцы у нас добро вывозили, мы — у них. Тем более, товарищ Серов все вывезенные трофеи сдал, вот у меня тут тоже опись имеется, — он положил перед Шверником копию описи, переданную Серовым. — Не вижу проблемы.
Обескураженный Шверник забрал свой документ и ушёл. Но атака на Серова этим не закончилась. На следующий день в личном разговоре с Хрущёвым этот же вопрос поднял сам Микоян.
— Никита, я понимаю, что ты не хочешь поднимать лишнего шума из-за Серова, но его надо заменить. Хотя бы убрать его с этой работы.
— Зачем? — спросил Хрущёв. — Товарищ Серов — человек надёжный, с работой справляется.
— Как ты можешь быть уверен, что он надёжный? — не отставал Микоян. — Ещё с этой бельгийской короной тёмная какая-то история...
— Никакая не тёмная! Наоборот, он, считай, эту корону сохранил, и без лишнего шума бельгийской королеве вернул, — ответил Хрущёв. — А сдал бы он её после войны в Спецхран — ещё кто знает, нашли бы её сейчас, или нет. Вообще, тебе-то, Анастас, что за печаль? Можно подумать, что Серов тебе лично чем-то не угодил? Откуда ты вообще обо всём этом узнал?
Микоян смешался — такого прямого перехода на личные интересы он не ожидал и не просчитывал. Он поспешил свернуть разговор. Но Хрущёв понял, что дело этим не ограничится.
Так и вышло. На Пленуме ЦК 12 ноября 1958 года, каких-либо официальных выступлений против Серова не было. Но в перерыве о нём заговорил Кириченко, заявив, что несколько раз разыскивал Серова и находил его у Игнатова. Он при Игнатове выразил удивление, что тот часто общается с Серовым, хотя по работе у них точек соприкосновения практически нет.
— Конечно, это не криминал, — заметил Кириченко. — Просто непонятно, несколько раз искал Серова по телефону и находил его у тебя.
Игнатов в ответ принялся отбиваться:
— Ничего подобного не было, с Серовым я не общался.
Для человека непосвящённого ситуация выглядела вполне невинно, но лишь на первый взгляд. Интриганский характер Игнатова в ЦК знали все, а «само такое яростное отрицание такого очевидного факта обычно выглядит хуже самого факта». Тот, кто режиссировал этот эпизод, вероятно, строил расчёт на то, чтобы заронить у Первого секретаря сомнение.
Однако Никита Сергеевич тут же подозвал Серова и спросил:
— Ты у Игнатова когда в последний раз был?
— В апреле этого года, и с тех пор к нему больше не заходил, — ответил Иван Александрович.
— Понятно. А тебе-то, Алексей Илларионыч, что от Серова понадобилось? Да ещё несколько раз? — спросил Хрущёв. — Председатель КГБ выходит напрямую на меня, у тебя к нему вопросов по работе быть не должно. (В реальной истории после назначения в декабре 1957 г секретарём ЦК Кириченко курировал КГБ. В АИ ему такого поручения не давали)
— Да я по вопросу работы против украинских националистов за рубежом хотел с ним переговорить, — тут же нашёлся Кириченко. (Есть сведения, что в реальной истории А.И. Кириченко был фактическим заказчиком устранения Степана Бандеры)
— А внешняя политика, Алексей Илларионыч, не твой вопрос. Твоя задача — народное хозяйство Украины, — одёрнул его Хрущёв. — Я, конечно, понимаю, что националисты — украинские, но вопросы внешней политики, тем более — деликатные, надо обсуждать на Президиуме ЦК. А уже Президиум, если сочтёт нужным, даст председателю КГБ соответствующее поручение.
Казалось бы, вопрос был закрыт. Но уже на ближайшем заседании Президиума Микоян зашёл с другого фланга: