«Ошейник поджарил его после того, как он умер?» – спросил я.

«Нет, если только он не сломался», – сказал Джэнг. «Ему полагается отключаться, если заключённый умирает».

Я почувствовал себя смутно уязвлённым. «Я пропустил каждый ошейник через диагностический модуль ещё до приземления. Это часть моей работы».

«Странно», – казал Джэнг. «Может быть, удар и он не смог среагировать на ошейник. У сосулек высокий процент инсультов. Выжигание мозга ослабляет их».

Он тронул тело Вспышки носком ботинка и тело завалилось набок. Лицо мертвеца перекатилось на свет и каждый из нас издал свой собственный вскрик шока и потрясения, за исключением Джэнга, который был слишком выдержан, чтобы реагировать так заметно. Глаза мертвеца были широка раскрыты от того, что могло оказаться ужасом, хотя я всегда думал, что описание трупов такими эмоциональными терминами – это, в лучшем случае, что-то вроде приукрашивания. Большинство мёртвых людей не кажутся очень уж счастливыми относительно своего состояния. Во всяком случае, его губы были растянуты в страшной зубастой гримасе, а на подбородке была тёмная коричневатая кровь из разорванной нижней губы. Я увидел что-то белое в его руках, которые были тесно прижаты к груди.

Ирвэйн, который ясно показал отсутствие интереса к кончине сосульки, внезапно оживился. Он встал на колени рядом с трупом и начал ковыряться в пальцах тонкой маленькой киркой.

«Будь осторожен», – сказал Джэнг. «Может его убил вовсе не удар».

«Это артефакт», – сказал Ирвэйн рассеяно. «Что-то вырезанное из камня или, может быть, фарфор». Ему удалось высвободить предмет из сжатой руки трупа и он свободно скатился на грунт.

Думаю, даже Ирвэйн был поражён тем, что увидел, потому что он сразу же не схватил предмет. Я бы тоже не стал его трогать. Это было сморщенное лицо гаргульи из отполированного белого камня с чернеющим отверстием сверху головы. «Это ещё одна трубка», – сказал кто-то.

«Да», – сказал Ирвэйн. Он смотрел в глаза гаргульи, а они смотрели на него. Или так мне показалось. Было словно её глаза, тёмные и водянистые, двигались под полупрозрачной завесой камня. Словно камень не стаял с глаз полностью.

«Не трогай», вдруг сказал Джэнг.

Ирвэйн подобрал предмет и его лицо сморщилось от досады, будто бы от возмущения на резкий тон Джэнга, который был, в конце концов, всего лишь наёмником, вроде меня.

«Это просто искусная резьба», – сказал он, а затем его лицо немного, но заметно, смягчилось. «Ещё немного теплый. Может, тепло от тела».

По какой-то причине все слегка отодвинулись от него. Но через секунду Джэнг вытянул руку и дотронулся до центра грудной клетки трупа. «Холодный», – сказал он. «Должно быть он рано умер вчера вечером».

Я сделел ещё один шаг назад. Почему-то всё моё бесформенное беспокойство сгустилось и заострилось вокруг этой маленькой вырезанной фигуры. Ведь я чувствовал, что на меня смотрели. А у этой штуки есть глаза.

Теперь я очень простой человек.

«Сделай вскрытие», – сказала Ху Мун.

Джэнг кивнул, а мы все отправились каждый по своим делам, Ирвэйн – сжимая фигурную трубку также крепко, как Вспышка.

Где-то есть справочник для руководителей экспедиций, а в нём – глава «Допустимые Социальные Ритуалы и Как Их Организовать». В самом начале полёта на Грэйлин IV Ху Мун учредила коктейльный час и этот обычай укоренился. Каждый вечер перед обедом мы собирались на корабле за порцией грога или других предпочитаемых социальных лубрикантов, смотрели извлечения из записей колонии и обсуждали события за день.

Довольно странно, но как группа, мы, кажется, предпочитали древние наркотики; полагаю, это было свойственно конвервативной природе большинства учённых. Ху Мун была приверженницей традиций; она выпивала рюмочку или две дорогого рома Mundo del Mano. Ирвэйн был приверженцем других традиций; он любил внохнуть полоску натурального кокаина и это делало его немного менее флегматичным. Джэнг курил марихуану..., говорят, что для Джа-мира марихуана – это выбор мирных людей. Предпочтение Джэнга несомненно было основано на других причинах.

Дьюайн и я были единственными пуринатами в команде; мы обычно вместе пили здоровые коктейли из овощных соков, хотя в свой я добавлял чуток перечного соуса.

Дьюайн избегала всех рекреационных наркотиков. Она заявила, что у неё конституциональная предрасположенность к поведению, основанному на наркотическом привыкании, хотя она не казалась пожившей достаточно, чтобы приобрести такого вида знания о себе.

Дьюайн, с прямотой юнности, спросила меня, почему я не участвую ни в каких доступных химических развлечениях. Я только пожал плечами и улыбнулся, мой обычный ответ на трудные вопросы... У меня не было желания обсуждать особенности моего состояния с любопытным ребёнком. Она спрашивала меня снова несколько раз, словно каждый день с пробуждением её память заканчивалась, и я всегда давал ей тот же самый не-ответ.

Но в этот вечер, когда она спросила, я выдал ей небольшую часть правды. «Э», – сказал я. «Есть проблема. Когда я что-то люблю, я действительно это люблю. Понимаешь, о чём я?» Я покосился на неё и только проклял эту нехарактерную вспышку полу-правды.

Она отпрянула, довольно естественно, хотя полностью не потеряла своей улыбки. Я случайно взглянул на Ху Мун и увидел, что она уставилась на меня холодным ядовитым пронизывающим взглядом.

Вошёл Джэнг, двигаясь своим нервирующим бесшумным образом, и Ху Мун отставила свой стакан в сторону. «Ну? Что ты нашёл?»

«Это удар, как мы и предполагали», – сказал он.

Она повернулась ко мне. «Лисон? Я думала, ты сказал, что проверил ошейники».

Прежде, чем я смог ответить, Джэнг снова заговорил. «С ошейником всё в порядке. Он поджарил его до того, как он умер».

Ху Мун откинулась на спинку и взяла свой стакан. «Итак, он был парализован, но прошло некоторое время, прежде, чем он сдох?»

Джэнг покачал головой. «Я так не думаю. Инсульт был внезапный и обширный. Он умер почти мгновенно... но после этого ошейник долго его поджаривал, во всяком случае на это указывают данные».

«Странно», – сказал я. «Интересно, что его так отвлекло, что он смог это игнорировать». Взгляд Ху Мун пренебрежительно скользнул по мне. «Как ты думаешь, что случилось?» – спросила она Джэнга.

«Не знаю» – ответил он. «Это очень необычно». «Что-нибудь ещё?»

Джэнг помедлил, словно обдумывая значимость своей информации. «Возможно. На его коже были едва различимые следы какой-то жидкости, схожие со смесью крови и слизи».

Ху Мун выглядела раздражённой. «А для... Что ты говоришь? На него напала стая гигантских плотоядных слизней? Тех, которых мы ещё не заметили?»

Джэнг ответил, чуть улыбнувшись. «Может быть. Но вещество, насколько я могу сказать, это простая небиологическая имитация этих веществ. Она не содержит и следов ДНК или какого-либо другого закодированного протеина. Поддельная слизь, поддельная кровь».

Последовало непродолжительное напряжённое молчание. Затем Дьюайн задала вопрос, который непонятно как пришёл ей в голову. «Ты говорил, Вспышка сделал что? Его преступление? Из-за которого его сделали слугой?»

Джэнг смерил её пристальным задумчивым взглядом. «Я не говорил, потому что я не знаю», – наконец сказал он. «Думаешь, это имеет значение?»

Она пожала плечами.

«Хорошо», – сказал Джэнг. «Вот моя рекомендация: по возможности нам следует обходиться без использования труда сосулек. По-видимому, контрольные устройства функционируют ненадёжно и мы не знаем почему».

Ху Мун кивнула. «Я обдумаю твой совет», – сказала она.

Призывно запиликал холоконтур, установленный в центре корабельной комнаты отдыха. Мы заняли места и Ху Мун села рядом со мной. Свет притух и она прислонилась ко мне. Я мог бы получить удовольствие от соприкосновения, но оно явно было не дружелюбным.

«Оставь Дьюайн в покое», – прошипела она мне в ухо. «Разве ты не видишь, что заставляешь её чувствовать себя неловко?»

«Прости», – сказал я, не принимая её особо всерьёз.