А Данька многое отдал бы за то, чтобы снова стать тем обычным мальчишкой с Земли, видящим мир в ярких красках бесконечных возможностей, которым был когда-то… Чтобы снова воспринимать любящих родителей как должное… и не просыпаться ночью от кошмаров… и не стискивать днем зубы от оживающих наяву мучительных воспоминаний… и не проверять все время пространство за спиной… Обращаться к психологу, положенному ему по статусу «жертвы терроризма» (что за идиотское название, сами вы жертвы!) он не стал. Пить горстями таблетки и каждую неделю посещать мозгоправов – это не для него. Тем немногим окружающим, кто был в курсе его «приключений», Данька говорил, что он полном порядке. Он одолел несколько трудов по психологии, и однажды, в книжном клубе после презентации книги маститого спеца по экстремальным состояниям психики, Данька подошел к собиравшемуся уходить автору. Степенный очкастый бородач с интересом выслушал его, и, сперва кивком головы, а потом и словами подтвердил Данькины выводы. Да, по всем симптомам у него классический посттравматический синдром, к тому же отягченный промыванием мозгов. Конечно, можно сидеть на таблетках и посещать психоаналитика, но… Словом, если молодой человек сможет справиться со своим состоянием самостоятельно, то тем самым превратит свою психологическую травму в ресурс, практически неисчерпаемый источник энергии, ибо пережившего подобное в детстве и сумевшего выстоять, во взрослой жизни чем-либо сломить практически невозможно. Молодой человек не желает посетить наш научно-исследовательский институт и пройти пару тестов? Жаль, очень жаль…

За рецептами по самостоятельному превращению «психологической травмы» в «неисчерпаемый ресурс» Даньке далеко ходить не пришлось. Когда после возвращения он пришел в свою старую секцию на тренировку, похожий на невыспавшегося медведя мастер Уэда после первого же данькиного спарринга, оставил группу на старшего ученика, отвел Даньку в сторону и коротко, но ёмко обрисовал своё видение ситуации. По словам японца, то, что происходит с Данькой, он видел не впервые.

– Тебе ведь там где ты пробыл эти годы, приходилось драться каждый день? – без обиняков спросил Уэда.

– Когда как… – пробормотал с неохотой Данька. И добавил: – Если бы я до этого не учился у вас…

Японец жестом отмел все благодарности.

– Хорошо, что ты остался в живых. Я очень рад, что каратэ помогло тебе выжить. Но теперь твой путь стал очень узким. Большая часть тех, кто ходит в эту секцию редко применят свои знания на практике. И их жизненный выбор часто может быть размытым: ни добро – ни зло, что-то среднее… как теплая вода, текущая из-под крана, температуру которой можно отрегулировать. Для тебя же такого выбора больше не будет. – Уэда движением подбородка указал на сошедшиеся в центре татами фигуры в кимоно. – В отличие от этих детей твои глаза теперь широко открыты и ты уже просто не можешь не видеть, к чему в любой ситуации ведет твое действие или бездействие. Тебе доводилось там убивать? Мне не надо смотреть тебе в глаза, чтобы увидеть ответ. Я видел, что ты дерешься как воин. Я видел, как ты сдерживаешь себя, постоянно напоминая себе о том, что спарринг в зале это не бой всерьез. Это хорошо. Тебе девятнадцать, пять с лишним лет ты провел в аду, убивал там людей, которые пытались убить тебя, но при этом ты сам не стал плохим человеком. Это очень хорошо. Но самым лучшим для тебя будет помнить о том, что от того чтобы стать таким как они… те, кого ты убивал, тебя всегда будет отделять тончайшая грань. Тоньше волоса. Почти незаметная. Осознай ради кого и ради чего ты живешь. Это будет сдерживать тебя от необдуманных поступков.

– Жить ради кого-то?..

– И ради чего-то. Ты веришь в бога?

– Наверно… нет.

– Это плохо. Ты не разделяешь веру своих родителей?

Данька покачал головой.

– Родители ничем таким не увлекаются. Дед в Перуна да Велеса верил, – рука Даньки безотчетно скользнула по груди, где когда-то висел подаренный дедом амулет, – …но деда давно нет.

Уэда едва заметно нахмурился.

– Чтобы не превратиться в убийцу, воин должен во что-то верить. Подумай об этом, Данила.

Данька покивал, но за два года прошедших после возвращения, особыми успехами его «поиски веры» не увенчались. Представители разнообразных религий напоминали ему кто шарлатанов, а кто чокнутых циркачей. В конце концов, Данька рассудил, что бесполезно искать то, о чем не имеешь представления. Да и без подобной чепухи забот хватало – после окончания школы пришла пора сдавать вступительные экзамены в военное училище. Данька опасался, что его могут отсеять еще на стадии медкомиссии, однако военные психологи записали абитуриенту пресловутый факт пятилетнего пребывания «в аду» в несомненный плюс. А потом начался первый курс с его отупляющей зубрежкой и выжимающими все соки марш-бросками.

Старался не пропускать Данька и тренировки у мастера Уэды. Но спарринговал после той беседы с сэнсеем особенно аккуратно, не поддаваясь на просьбы знакомых по секции показать «что-нибудь эдакое» из освоенного за время депортации. Исключение он делал только для Женьки. «Я же девочка, – с лисьей улыбкой говорила Женька, – мне надо уметь в случае чего любого силача в узел завязать». У Даньки вставали перед глазами его первые полгода в оранжевом бараке, когда он судорожно приспосабливал технику преподанного мастером Уэдой каратэ к ежедневным дракам без правил, любая из которых могла начаться когда угодно и закончиться смертью… Вспоминал – и не мог отказать. Иногда он думал, что именно Женька и стала его персонализированной личной верой, чернобровой мадонной из воспоминаний, не давшей ему наложить на себя руки от безысходности на тюремной планете и живым чудом, встретившим его по возвращении.

А Женька воспринимала их странную «дружбу-любовь» весело, с энтузиазмом осваивала преподаваемую ей Данькой «грязную технику» рукопашки, училась в МГУ на космопсихолога и смотрела на жизнь, по мнению Даньки, чересчур уж просто.

Да, всё началось в тот день, когда они, болтая, возвращались с тренировки и увидели на скамейке парка сгорбившуюся от рыданий фигурку в сарафане. Данька заозирался в поисках возможных обидчиков, но аллея была пуста.

– Это Алёна! Моя сокурсница… Постой-ка тут. – Негромко сказала Женька и решительным шагом двинулась к девушке.

За почти беззвучным обменом несколькими репликами последовал новый взрыв рыданий.

Обнимая неудержимо ревущую Алёну, Женька нетерпеливо махнула ему рукой и приложила ладонь к уху – ступай, мол, ступай, видишь какие дела, потом созвонимся.

Инфобраслет на руке Даньки зажужжал через час с лишним. Тон Женьки был самый деловой, но Данька почувствовал, что его подруга разозлена не на шутку.

– Надо срочно поговорить.

Разговоры о любовнике-шантажисте до Даньки доходили и раньше. Слухи поползли по сети с год назад. Сам Данька считал это специфическим девичьим подвидом городских легенд. Хотя схема «работы», которую, опять же по слухам, использовал шантажист, была совершенно незамысловата. Говорили, что он выслеживает дочерей богатых родителей или молоденьких жен состоятельных мужей. Легкий флирт, жертве в стакан с напитком подсыпается наркотик-афродизиак, а затем действие перемещается в гостиничный номер, заранее оборудованный скрытыми камерами. Очухавшись после любовных приключений, жертва получает по электронной почте качественно смонтированное кино о своих эротических похождениях. К ролику прилагается письмо с предложением перевести на счет определенную сумму, иначе это увлекательное зрелище будет продемонстрировано родителям или мужу.

По мнению Даньки, подобные мерзости могли совершаться достаточно долго и не привлекать внимания полиции, только если преступник каждый раз филигранно выбирал жертву. Девушка должна была либо неплохо зарабатывать, либо гарантированно иметь доступ к средствам родителей или мужа. Затем у жертвы должна была быть такая репутация, которую страшно запятнать.

Ну, а к незамужней жертве должны были прилагаться патологически недоверчивые родители, зацикленные на довольно редко встречающимся на современной Земле постулате, что до свадьбы личная жизнь приличной девушки должна исчерпываться как максимум, поцелуями в щечку. Скажем, отец Женьки, при всех своих фундаменталистских убеждениях, присутствие Даньки в жизни дочери молчаливо терпел. И правильно делал: Женька с её характером при первых же попытках управлять ею, могла развернуться и уйти жить в общежитие.