Опытный взгляд сразу определил двух оперов, одетых в гражданское. Этих Леднев узнал бы в любой ситуации и в любой обстановке: по цепким глазам, уверенным движениям, по ореолу ощущения собственной избранности, нимбом светящимся за головой. В милицейско-полицеской иерархии опера – особая каста, своего рода элита. По себе знал, сам такой же. Рядом с ними – подполковник полиции, скорее всего, из главка – внимательно слушал, задавал вопросы, обсуждал. За столом секретаря полный розовощекий эксперт убирал камеру в объемный кофр, бережно укладывая съемный объектив и делясь мнением с какой-то миниатюрной женщиной в строгом платье и с деловым лицом. В стороне сиротливо притулились понятые – их спутать нельзя ни с кем: любопытствующие, немного напуганные, спешащие по своим делам, но послушно ожидающие отмашки от следователя, когда им позволят разойтись. Капитан юстиции что-то терпеливо пытался им втолковать. На расставленных вдоль стены стульях для посетителей сидели две начальственного вида персоны, склонившиеся голова к голове и о чем-то спорящие.

Панов указал вперед, сквозь занятую работой группу сотрудников, туда, где за открытой дверью кабинета шла действительно кипучая деятельность. Туда, где билось истинное сердце осмотра места происшествия.

– Почему посторонние на месте? – грохнул за спиной зычный голос, смазывающий окончания и производящий резкие гортанные звуки. – Здесь – только члены следственной группы, Илья Ильич… Веремеев, по-твоему, тут проходной двор?! – это он представителю полиции, обеспечивающему отцепление.

Нисколько не сомневаясь в личности говорившего, Леднев обернулся навстречу направлявшемуся к ним могучей поступью черноволосому с проседью, чернобровому и гладко выбритому до синевы, плотно сбитому мужчине с тонкими губами и антрацитовыми горящими глазами. В его мощных и в то же время плавных и грациозных движениях пантеры было столько силы, что казалось остановить летящий на полном ходу товарняк куда проще. Окружающие на секунду застыли, почти физически ощущая, как штормовой ветер поднялся после штиля и свинцовая серая дождевая туча накрыла всех с головой.

Глава УФСБ Южноморского края не без основания считал себя ответственным за все происходящее на месте преступления, а руководство Пановым следственной бригадой – делом временным, сущей нелепицей. Ведь жертва – не жалкий обыватель и не рядовой бюрократ, а чиновник почти федерального масштаба! Здесь на кону – федеральная безопасность, интересы государства затронуты могут быть, так что юрисдикция ФСБ как нельзя кстати. Сейчас Следственный комитет первоначальный осмотр закончит и дело передаст, а если что – с подопечных Панова и спрос. Нормальные правила игры между ведомствами.

Леднев, нисколько не сомневаясь, что так оно и есть, представился, оценивая произведенный эффект. Но эффекта, как такового не последовало. Черные безжалостные глаза продолжали сверлить его до пят, не торопясь допускать в святая святых.

– А я-то думаю: уже полдень миновал, а Москва молчит, никак не реагирует. А они решили из центра вместо указаний сразу проверяющего прислать. Что ж, хитрО, предусмотрительно. Не доверяют нам, значит…

– Заур Имранович, давайте займемся делом, а «любит-не-любит» оставим на «потом». – Василий Петрович не сильно надеялся на снисхождение, прекрасно наслышанный о несговорчивом характере начальника местного УФСБ.

Заур Имранович Хаджиев сверкнул глазами, но ничего не ответил. Чеченец по отцу и аварец по матери, он славился взрывной натурой и неуживчивым нравом. Боевой генерал, прошедший Афганистан и все возможные горячие точки перестроечного СССР, командовавший в первую чеченскую операциями спецназа ФСБ, его назначение на нынешнюю должность в свое время наделало много шума в кулуарах власти. Противники говорили, что происхождение, несомненно, даст зеленый свет мигрантам с Кавказа, вместе с которыми в край прорвутся и террористы, и призывали к здравому смыслу. Сторонники убеждали, что человек с огромным бесценным опытом будет рулить Управлением железной рукой, отстаивая интересы федерального центра, а чеченские и дагестанские корни только помогут наладить работу с диаспорами, чтобы не пустить излишний поток переселенцев из республик Северного Кавказа, поставить заслон террору, и призывали к здравому смыслу.

Буркнув в ответ нечто не совсем вразумительное, Илья Ильич сквозняком проскользнул в кабинет, где было совершено преступление. Покачиваясь с мыска на пятку, сцепив руки за спиной и играя желваками, Хаджиев сухо и отрывисто бросил, точно выстрелил:

– Позже поговорим!

Резко развернулся на каблуках и вышел. Леднев, пожав плечами, двинулся вслед за Пановым.

– Вот, знакомься, Петрович, наш опытнейший следователь, Виталий Лосневский. – Илья Ильич указал на высокого мужчину «немного за тридцать», в джинсах и просторной хэбэшной рубахе, державшего в одной руке папку для бумаг, в другой – мобильный телефон. – Выдернули с выходного по случаю ЧП.

– Майор Лосневский, – кинув телефон в карман, следователь протянул руку для приветствия.

Опустив регалии, Леднев представился.

Был майор нездорово бледен и хмур, в движениях резок и холоден взглядом. Множеству ходоков на осмотре места происшествия не радовался, не скрывая своего отношения от окружающих. Такие люди камня за пазухой не держат и выше звания майора редко поднимаются, оставаясь вечным трудягой.

– Я осмотр закончил Илья Ильич, – доложил следователь, – улики мы описали, сейчас понятые протокол подпишут и здесь – все! С секретаршей побеседовать хочу, жду, когда доктора ее в чувства приведут. А остальных свидетелей опера опросят.

– А что с секретаршей? – заинтересовался Василий Петрович.

– Истерика, – мрачно заметил Панов. – Она труп советника обнаружила и в полицию сообщила. Когда группа прибыла, ни слова вытянуть не удалось. Рыдает в голос, орет дурниной. Пришлось медиков подключить. Обещали привести во вменяемое состояние. – И повернулся к Лосневскому, – Виталий, введи, пожалуйста, товарища в курс дела…

– Весь осмотр засняли на пленку… – начал следователь.

Расстегнув папку, он достал оттуда протокол осмотра, завизированный собственной подписью, и компакт-диск, параллельно рассказывая, что удалось установить.

Убийца, судя по всему, был один. Зашел в помещение и покинул его незамеченным. По предварительным данным, никаких следов своего пребывания на месте преступления не оставил, что может говорить о тщательной подготовке и высоком профессионализме. Пришел, нажал на курок, вышел. Советник даже не успел среагировать, чтобы постараться защитить себя. Звонок на пульт «02» поступил в 9:07, оперативно-следственная группа прибыла через десять минут. На месте присутствовала Вера Георгиевна Глонти – секретарь Бориса Штурмина, труп которого обнаружен в рабочем кабинете, в кресле за письменным столом. По данным экспертов, смерть наступила приблизительно в половине седьмого утра от огнестрельного ранения в голову. Постовой на входе сообщил, что в здание до приезда группы проходили только пять человек: сам погибший, уже названная Вера Глонти, уборщица и две сотрудницы канцелярии. Все, кроме секретарши, уже опрошены полицейскими. Время прохода, зафиксированное в электронном журнале – работники краевой администрации используют магнитные карточки для доступа на рабочее место, каждая карта имеет персональный код и автоматически отмечается в системе – после 8:00.

– Чудеса, – прокомментировал Леднев слова следователя, наблюдая на мониторе съемку с осмотра места происшествия, пропустив мимо ушей информацию о предполагаемом оружии, спросил. – По вашему мнению, погибший знал своего убийцу?

Вопрос не застал Лосневского врасплох, он уже и сам ни раз прикидывал возможное развитие событий и так, и эдак.

– Возможно. Хотя утверждать не могу. Киллер стоял вот здесь, – следователь обошел Т-образный рабочий стол, у основания которого сидел Леднев, заняв место слева. – То есть, войдя в кабинет, прошел порядка восьми метров, остановившись в паре шагов от жертвы. При этом Штурмин никак не среагировал, только поднялся с кресла. Не исключаю, чтобы поздороваться…