Твою мать. Интересно, войдет ли он.

Некоторое время у меня не было мужчины.

Но я отчаянно хочу его, от желания аж дрожу, так что он войдет идеально, несмотря ни на что.

Презерватив надет, Леандро снова прижимает меня к стене и губами находит мои губы.

И за все это время мы не сказали друг другу ни слова.

Кажется, мне нужно сказать что-нибудь, что угодно.

— Я порвала с Дэном. — Слова вырываются с придыханием.

Его глаза темнеют, но он молчит. Руками он подхватывает меня под ягодицы и, приподнимая, без колебания вколачивается в меня одним быстрым движением.

— Леандро! — кричу я.

Но от него не слышно ни словечка, никакой передышки, никакого времени привыкнуть к его размеру, потому что он начинает меня трахать так, словно только этого и хотел.

Словно он хочет именно меня.

Им завладел первобытный инстинкт, его мысли заполнены лишь необходимостью трахаться.

За всю свою жизнь я ни разу не была настолько заведена.

Ногами я обхватываю его талию. Ногтями впиваюсь в его спину. Он утробно рычит и начинает иметь меня жестче, пригвождая меня к стене. Он не отрывается от меня, целуя с невыносимой страстью.

Мной никогда так не овладевали, так грубо, сильно и глубоко. Он трахает меня практически неистово, и я хочу его так же яростно.

В это мгновение мне кажется, что я принадлежу ему, только ему одному.

Я чувствую, как приближаюсь к оргазму, когда его член задевает ту заветную область внутри, одновременно безжалостно раз за разом ударяясь о мой клитор.

— Леандро… — стону я. — Я сейчас… кончу…

Наконец, он говорит:

— Да. Кончай, детка. Сожми мой член своей тугой киской.

Выходя из меня полностью, он вдалбливается с невероятной силой. От этого и от звука его голоса, его слов, возносящих меня за грань, я кричу ему, Богу и любому, кто может нас слышать.

— Черт… Индия… — хрипит он. — Porra, estougozando…

(Прим. пер. Porra, estougozando– «Черт, я кончаю…» на португальском).

Головой он упирается в изгиб моей шеи, и я чувствую пульсацию его члена во мне.

Когда он, кончая в меня, говорил на своем родном языке, я чуть снова не дошла до предела.

И вот он стоит, головой склонившись к моему плечу, обнимает меня крепко-крепко, а мы все еще иногда вздрагиваем, не отойдя от ощущений.

Затем мы просто молчим; два потных тела соединяются самыми важными на данный момент органами, и пока наши сердца бьются о грудные клетки, мы пытаемся восстановить дыхание.

Я влюбляюсь в него.

Нельзя.

Я не могу допустить этого. Слишком многое на кону.

Работа… Я не просто люблю свою работу, я еще и пахала на износ и жертвовала слишком многим, чтобы стать такой, какая я есть. Мне нужен мой заработок. Нужно заботиться о сыне и оплачивать счета.

Реальность охлаждает мой пыл.

— Леандро…

— Не нужно… — Он приподнимает голову и смотрит мне прямо в глаза. — Не разрушай это, Индия.

Я сглатываю, несмотря на боль в груди, зная, как следует поступить.

— Я должна. Прости. — Руками я упираюсь ему в грудь, нежно отталкивая его прочь.

— Господи Иисусе… — рычит он, закрывая глаза.

Затем он поднимает веки и ставит меня на ноги, выскальзывая из меня. Лишившись его, я ощущаю рану куда более глубокую, чем ожидала. Испытывая мучительную боль, я сдерживаю слезы, запахиваю халат и перевязываю пояс, наблюдая за тем, как он озлобленно надевает всю свою одежду обратно.

— Тебе нужно уйти, — говорю я ему шепотом.

Глава семнадцатая

ЭТО, БЛЯДЬ, НЕВЕРОЯТНО!

Она хочет, чтобы я ушел.

В другой ситуации я бы испытал облегчение. Хотя прежде такого и не бывало. Обычно женщины умоляют меня остаться.

Но не она, не та единственная, которую я хочу, — как раз она хочет, чтобы я ушел.

— Уйти? Ты, блядь, издеваешься надо мной? — кричу я, неспособный выражаться иначе.

Она качает головой. Ее глаза блестят от слез, кажется, она вот-вот заплачет.

Видеть ее такой… причиняет боль и приводит в смятение, черт бы все подрал.

Если отталкивать меня для нее так мучительно, то зачем все это?!

— Индия… зачем ты делаешь это?

Я тянусь к ней, но она отдергивается от моего прикосновения.

Руки сжимаются в кулаки, прижимаясь к бокам.

— Я должна.

Ярость и расстройство берут надо мной верх.

— Должна? Почему? Объясни мне это, потому что, я, блядь, не понимаю! Совершенно ясно, что ты хочешь меня, но при этом просишь уйти? И не говори, что это, твою мать, потому что ты мой психотерапевт. Больше это не так, помнишь? — Пальцем я указываю на пол в направлении валяющегося разорванного письма.

— Может, я больше и не твой психотерапевт, но была им. Это важно.

— Для кого?

— Для Совета Медицинских Профессий… и для меня. Ты был моим пациентом. Я лечила тебя. Это никуда не денется только из-за какого-то письма. Если люди узнают, что я сплю с бывшим пациентом, со мной будет покончено. Если Совет получит подобную информацию, я потеряю лицензию на практику.

Беря под контроль раздражение, я пытаюсь смягчить голос и спрашиваю:

— Сколько нужно времени, чтобы ситуация нормализовалась — для нас?

— Этого не произойдет никогда.

Гнев возвращается вновь.

— Это гребаный бред! — рычу я.

— Нет, такова правда. Я злоупотребила своими полномочиями. Стала тем, что презирала. — Слеза скатывается по щеке. Она вытирает ее. — Я доктор, психотерапевт… у которого только что был секс с человеком, которого я лечила.

— Иисусе, Индия. — Я тру лоб в замешательстве. — Я не какой-то чертов ребенок, не знавший, что он делает. Я взрослый мужчина и знаю, на что иду, и чего хочу. И хочу я тебя.

Руками я хватаю ее за плечи, не давая пошевелиться. Смотрю ей в лицо до тех пор, пока она не сдается, чтобы посмотреть мне в глаза.

— Я хочу тебя, — повторяю я. — Не только сегодня. Хочу быть с тобой. Хочу, чтобы были мы.

— Я не могу…

— Слушай…

— Нет. Ты слушай.

Она пытается вырваться, но я не отпускаю ее. Если отпущу, то знаю, что не верну ее.

— Может ты и взрослый мужчина и контролируешь себя, но когда я встретила тебя, ты был в паршивом состоянии и в некотором роде ты все еще проходишь лечение. У меня есть влияние на тебя, на твое восстановление.

Я вперился в нее взглядом.

— Люди влияют друг на друга каждую секунду каждого дня. Это совсем не значит, что они не могут быть вместе.

— Но эти люди не давали клятву, как это сделала я.

Мое тело застывает и становится несгибаемым от раздражения. Как об стенку горох. Она не хочет меня слышать.

— То есть, став доктором, ты также стала долбаной монашкой?

— Нет, это значит, что я не могу трахать пациентов! — резко говорит она.

Мои руки падают вдоль тела. Она закрывает лицо. Я наблюдаю за ней, слушая ее прерывистое дыхание.

Она медленно убирает руки от лица и смотрит на меня. Я вижу то, что она скажет, раньше, чем слова срываются с ее губ, и мои внутренности скручиваются.

— Мне жаль, Леандро, но это было ошибкой. — Она произносит все это шепотом, но мне кажется, будто она кричит. — Я воспользовалась тобой. Мне так жаль. — Руками она обхватывает живот, ее глаза застилают слезы.

В этот момент у меня возникло ощущение, словно я потерял что-то, но настолько ослеплен гневом, что из-за него не могу ясно видеть.

— Ты не использовала меня! — взрываюсь я.

— Можешь мне поверить. Я знаю, что ты используешь секс как способ сбежать от проблем.

Из-за ее слов я внезапно почувствовал себя замаранным, бессловесным. Мне ненавистно, что она может меня заставить так себя чувствовать.