Кстати, большинство проблем эти компании могли бы решить, обратившись к сотрудникам низшего звена или добрым доверенным людям в их компаниях, но они никогда этого не делают. Это было бы сумасшествием.
Не обращайте на меня внимания, я просто ехидничаю, потому что была нанята в качестве временного секретаря. Даже я не могла делать вид, что не замечаю штатного персонала, а тем более младшего консультанта как Анн.
Во всяком случае, моего босса мудака.
Я работаю в структуре исполнительной власти компенсации, которая консультирует компании о том, как много можно предложить, когда они нанимают руководителей высокого уровня — генерального директора, финансового директора и других позиций, чтобы быть конкурентоспособными. Что ж, я зарабатываю около 20 000 долларов в год (что в Лос-Анджелесе — это как 12000 долларов в год в Атланте), помогая старшему вице-президенту, который делает полмиллиона в год, консультируя другие компании, как вернуть 11-12 миллионов, которые увёз предыдущий генеральный директор.
Простите, я немного озлобленна.
Я даже более чем озлобленна, ведь мой босс — Клайс Циммерманн... ну, он не самый милый человек на планете. Даже более того, он безалаберный, с высоким материально-техническим обеспечением и невыразительный. Он постоянно ничего не может найти и кричит на меня, как будто это моя вина, что в его офисе свинарник. Он постоянно придумывает список трудоемких требований, которые прибавляют время к моему рабочему дню. Он делает изменения в последнюю минуту, и это означает, что я должна просить ребят переделать и скопировать 50 докладов в 5:45 так, чтобы я смогла попасть на последнюю Федералл Экспресс погрузку. В противном случае, меня ждут 7 часов езды в час пик в другой конец Лос-Анджелеса, где я 45 минут стою в пробке – чтобы доставить документы в ближайший офис погрузки.
И у него есть вредная дурацкая привычка делать тонну бесполезной работы до 6 вечера в пятницу, а мне нужно всё проверить и переслать ему на почту, потому что он работает дома на выходных.
Ах — но мне за это платят сверхурочные!
Это значит, что я получу 12,5 баксов в час вместо 10 (не забывайте, за срочность агентство получает свою долю).
И практически каждый вечер пятницы я уставшая, в 10 часов вечера отправляю готовые отчеты господина Клайса.
Я не думаю, что он будет работать на выходных дома. Я думаю, что ему важно просто меня помучить.
Но я не должна жаловаться, ведь если бы Клайс не был таким придурком, я бы никогда не встретилась с ним.
Глава 4
Было 5:55 вечера пятницы, когда Анх остановилась возле моего стола и печально, даже нерешительно взглянула на меня.
Анх (произносится «Ан») была прелестной маленькой вьетнамской американкой, с которой я познакомилась, когда училась на втором курсе в колледже, а она на первом. С её ростом едва ли в пять футов на каблуках и всего лишь на год младше меня, я спокойно могла называть ее «девочкой». Она не возражала.
Я завидовала тому, как она похудела. Мне нравилось, что она – одна из немногих, с кем я чувствовала себя выше. Я любила её за понимание моего юмора, за то, что она мой терапевт – «мама», когда меня ломало. Как правило, она обычно раскисала вместе со мной.
Кроме того, она позволяла мне меньше платить за аренду, хотя моя спальня больше, чем у неё. Думаю, что она это делала потому, что помогла мне устроиться на работу, и мне приходилось работать на Герр Клауса, а ей от этого было скверно.
Я имею в виду его как «Герр Клаус», потому что «Exec Comp Nazi» может уволить меня. Да, я знаю. Знаю, что не должна сравнивать своего придурка босса с фактически реальными монстрами, которые погубили миллионы и миллионы жизней людей.
Эх, если бы Ларри Дэвид и Джери Сейнфилд могли бы сделать это с парнем, который продает суп...
Во всяком случае, вот почему «Герр Клаус». Анх сначала сопротивлялась этому прозвищу, потому что она была милой и старалась во всём и всегда выглядеть лучшей, но моё постоянное использование его прозвища успокаивали её.
— Господин Клаус снова щелкает кнутом? — спросила она.
— Да, и причем не тем кнутом, который я предпочитаю, — пробормотала я.
Это была шутка, и Анх поняла это.
В спальне, когда кто-то приходил ко мне, я чувствовала себя, как в ванили. Но это не значит, что я получала оргазм.
Что ж... я могу. Но к этому мы тоже вернемся.
Она рассмеялась, а потом снова спросила, сделав печальное лицо.
— Думаешь, ты смогла бы в таком состоянии пойти с нами в клуб?
У Анх была куча друзей, которые по пятницам ходили в клуб, чтобы выпустить пар. За четыре месяца я была в состоянии присоединиться к ним только однажды вечером.
— Нет, — вздохнула я. — Это одна из тех пятничных ночей.
— Оу, — сказала она, и сочувственно погладила меня по голове, словно пуделя.
Она начала это делать с тех пор, как мы впервые вместе застряли в комнате колледжа. Кстати, она единственная, кто мог это сделать и выжить, постоянно рассказывая об этом.
— Напиши мне, когда будешь выходить. Я улизну и возьму несколько Haagen Daaz в продуктовом магазине. Мы откроем бутылку вина и посмотрим плохую романтическую комедию.
Я люблю свою соседку по комнате. Я уже упоминала, что люблю свою соседку по комнате?
Через пять минут после ухода Анх, Клаус тоже вышел со своим портфелем. Он был невысоким человеком, пугалом-доходягой, с небольшим животиком, который скрывался под его дорогим костюмом. Если убрать его постоянно кислую мину, то на него можно было нормально смотреть. Имея в наличии деньги и авторитет, он ошибочно считал, что женщины нужны для уверенности в себе, и казалось, делал всё правильно для определенного класса золотоискателей Лос-Анджелеса.
— Мне нужны эти документы по «Терамору». Тщательно проверь.
— Хорошо.
— Мне не нравится доклад по «Морингсу» за прошлый месяц, — ехидно добавил он.
Я пропустила что-то незначительное, а это означало — что Клаус тоже что-то пропустил. Ведь он был настолько ленивым, чтобы читать весь доклад. Но признавался ли он когда-либо в своей ошибке?
Вижу, что вопрос был с подвохом. Ведь Клаус никогда не ошибался. По словам Клауса, во всяком случае.
Клиент в телефонном разговоре шутил по поводу ошибки.
Клаус не хотел, чтобы над ним смеялись. Хоть далеко, хоть близко.
Так что, я буду в аду. Ох, три недели или около того.
Внутри я вся кипела. Сделаете двадцать-тридцать раз правильно, и это не оценят. Сделаете одну ошибку, и вам будут напоминать о ней на протяжении многих недель.
— Хорошо, — сказала я, заставив себя улыбнуться.
— У меня нет времени постоянно заглядывать вам через плечо, — продолжил он.
Мне пришлось стиснуть зубы.
Сегодня я задержусь на четыре часа до позднего вечера, когда ты мог бы поручить мне раньше эту работу. Тем временем, ты будешь заказывать коктейли в «новых горячих ресторанах ЛА» с какой-нибудь силиконовой куклой. И тебе ни разу за это время не придётся заглядывать мне через плечо, мудак.
— Хорошо.
— Продолжительность работы здесь зависит от того, насколько вы прилагаете усилия. Надеюсь, вы понимаете это, — сказал он, проверяя свой смартфон.
Это ничего. Я научилась контролировать себя за шесть месяцев работы в качестве секретаря Клауса. Ведь было множество раз, когда я думала, что 10 секунд и нож для вскрытия писем могут отправить меня в тюрьму на 20 лет за убийство. Но я смогла бы списать это на временное помешательство. А если бы ещё засняла, как он со мной обращается, то возможно, для меня бы сделали исключение — оправданное убийство.
— Поняла, — сказала я, одновременно раздраженным и веселым голосом, которым смогла изобразить.
— И ещё одно, — начал он.
К счастью, у меня зазвонил телефон.
— Извините, — с облегчением сказала я, дабы избежать представления убийства. – Экситон Консалтинг, офис Клауса Циммермана.