— Куда ты пошел?
— Автовокзал. Я шел туда пешком. Дошел только к рассвету. Я посмотрел на расписание, чтобы узнать, какие автобусы выезжали в течение следующего часа. И я купил билет на тот, который ехал дальше всего.
Она закрыла глаза и опустила голову.
— Вот как ты попал сюда.
— У меня была только мысль о том, что я должен уехать из Оклахомы. Так, чтобы он не смог найти меня, и меня снова отправили бы обратно к нему.
— Сколько тебе было лет?
— Четырнадцать.
Она спросила:
— Что ты делал, когда попал сюда?
— Ничего особенного. Я спал на автобусной станции, пока полицейские не прогнали меня. Тогда я начал спать в холлах, общественных ванных, аллеях, на кладбище, где угодно. Я пытался найти работу, но ты не можешь никуда устроиться, когда ты несовершеннолетний, грязный, без дома и документов, — он пожал плечами.
— Я стал уличным мальчиком. Я понял, что значит выживать. Я ел из мусорных контейнеров. Я мыл лобовые стекла в пробках. — Он задался вопросом, что рассказать ей, а что нет. — Я воровал в магазинах... Был карманником... И я, э-э ...
— Ты был вором?
— Да, — и добавил: — И у меня лучше получалось, чем у того мальчика, который украл мой бумажник.
— Ты искал помощи? Пока ты не начал жить со своим отцом, у тебя была нормальная жизнь и хорошее образование. Но ты был так молод, конечно... Ты знал, что есть социальные учреждения или приюты?
— Мой опыт работы социальных служб сводился к тому, что они послали бы меня к моему отцу. А в приютах было хуже, чем на улицах, Сара. В одном я должен был раздеться, чтобы они проверили меня, они относились ко мне, как к грязи. Там грязно и тесно, и, э-э, я должен был стоять, спать и принимать душ с кем-то еще. Вот так.
— О, — слабо сказала она.
— В других местах некоторые ребята регулярно промышляли оружием: ножи, трубы — и избивали всех, кого не лень. — Но они поняли, что с ним лучше не связываться. Он пережил нападения своего отца, и он, конечно, не собирался позволить каким-то уличным панкам убить его или забрать то немногое, что принадлежало ему.
— Это как Повелитель мух или что-то вроде, — сказала безрадостно Сара.
— Я никогда не читал.
— Я думаю, что это объясняет, почему тебе не нравятся копы.
— Живя на улице, ты быстро учишься избегать их. Они не помогают. Они просто забирают тебя с собой или пытаются запереть тебя. — Он вспомнил и сказал, — Была церковь, которая направляла своих служителей раздавать детям на улице еду, одежду и комплекты с такими вещами, как зубная паста, дезодоранты и расчески. Была еще одна церковь, куда мы могли пойти на горячее питание... но я не ходил, только если я был очень голоден, потому что некоторые взрослые доставали меня, как только я там садился.
— Доставали тебя?
— Расспрашивали. Спрашивали, как я оказался на улице, и чем они могут помочь.
— И чем это плохо?
Он вздохнул.
— По разным причинам. В течение первого года я всегда боялся, что мой отец найдет меня.
— Неужели ты думаешь, что он искал?
— Не очень тщательно. — Райан пожал плечами. — Может быть, но не достаточно. Но я был напуганным ребенком, который считал, что у каждого социального работника и полицейского в стране была моя фотография, и он послал бы меня обратно к нему, как только узнал бы меня или узнал мое настоящее имя.
— Ох. Верно. Ты использовал уличное имя.
— Мо. — Он закатил глаза. — Я думал, что это звучит жестко. А быть жестким имело огромное значение.
— Но после того как прошел год, ты не думал, что твой отец все еще искал тебя?
— Не совсем. Но я не собирался рисковать и возвращаться к нему. Я даже не собирался позволить ему выяснить, в каком состоянии я был, — добавил он, — Во всяком случае, к тому времени я прожил год на улицах, и я знал, что опасаться стоит всех взрослых.
— Почему всех?
— Ну, кроме тех, кто мог бы отправить обратно домой, откуда ты сбежал, я еще слышал рассказы от детей, которые убежали от приемных родителей...
— Но у меня есть друг, который тоже вырос в приемной семье, и его родители — чудесные люди...
— Но это не то, что я слышал от других беглецов, — пояснил он. — Потому что дети с приемными родителями как у твоего друга, обычно не убегают, чтобы жить и умереть на улице. — Когда она кивнула, он продолжил: — И еще есть много взрослых, которые охотятся на бездомных детей.
— Такие как?
— Такие, как извращенцы и садисты, чьи вкусы и привычки я не буду тебе описывать, Сара. Они и их клиенты практикуют то, от чего многие дети не выживают, и поэтому они нуждаются в стабильном их пополнении.
Он чуть было не попался кому-то из них в первый месяц на улице. Он также знал девушку, которая просто исчезла, ее тело нашли пару месяцев спустя. Райан плохо спал в течение длительного времени после того, как узнал, что с ней случилось. Дети постоянно исчезали с улиц таким образом. Люди говорили об этом, задавались вопросом. И никто не остался в живых из тех, кто бы мог рассказать обо всем, просто находили их трупы.
— Я не могу себе представить, как ты остался жив, — сказала Сара, все еще держа его за руку. — Я с трудом представляю себе силу, мужество и ум, которые потребовались тебе, чтобы выжить.
На самом деле он делал такие вещи, чтобы выжить, которые она даже не могла себе представить. Вещи, о которых лучше умолчать и просто оставить их в прошлом.
— Как долго ты жил на улице? — она спросила.
— Немногим более двух лет. Потом я встретил Кэтрин.
Сара отдернула руку.
— Как?
— Я был… — Он вспомнил. — Я работал карманником в районе, в котором у нее была квартира. Мне нравилось работать в процветающих районах. Они были чистыми и красивыми, и люди там чувствовали себя в безопасности. Кэтрин давно заметила меня. Она видела, что я не живу там и заинтересовалась, что я там делаю. — Через некоторое время, — добавил он, — я тоже заметил ее. Очень красивая. Очень элегантная. Ее одежда выглядела так хорошо, что я хотел съесть ее. Через некоторое время я начал с ней флиртовать всякий раз, когда видел. Она всегда вела себя как дама, но я мог бы сказать, что я ей понравился. В конце концов, она начала платить мне за подработку: сделать доставку или помыть машину, или что-то вроде.
— А потом она наняла тебя заниматься сексом с клиентками?
— Боже, нет, — сказал он. — Я был тощий, грязный, ругающийся матом, уличный мальчишка. Я определенно не созрел для такого рода клиентов.
— Тогда как же это случилось?
Он задавался вопросом, как рассказать ей. Он задавался вопросом, должен ли он вообще рассказывать ей.
— Райан?
Он решил сказать ей небольшую часть.
— Меня изнасиловали и избили.
— Что? — Ее рука снова сжала его.
— Да. И это было ужасно.
— Райан. — Она посмотрела на него с ужасом.
— Я думал, что умру. Мне никогда не было так больно. Кэтрин однажды дала мне свой номер телефона, чтобы я мог позвонить по вопросам наших с ней дел. Так что я запомнил. Наверное, потому что у меня было страшное влечение к ней. Так что я нашел ближайший телефон, практически прополз большую часть пути и позвонил ей. Она выслушала и...
Он сделал паузу, когда подошла официантка, чтобы забрать пустой стакан и спросить, хочет ли он еще что-нибудь выпить.
— Нет, спасибо. — Помимо строгих правил Кэтрин, Райан всегда решал остановиться на одном, помня, что выпивка сделала с отцом.
Официантка спросила у Сары:
— Вы все еще допиваете?
— Э-э, да. — Сара смотрела на вино, будто она совсем забыла о нем. К удивлению Райана, она вдруг взяла стакан и осушила половину его содержимого за один длинный глоток. Потом сделала ужасное лицо, которое заставило его улыбнуться. Только она могла так делать. Она могла заставить его улыбнуться, даже в середине этой грустной истории.
Когда они снова остались одни, Сара продолжила:
— Так ты позвонил Кэтрин...