За этим процессом с энтузиазмом наблюдал и наш герой. Всё! Скоро они все усядутся на какой-нибудь корабль и..., до свидания, Россия! В Англию, к милой Пэм!

И вот всем этим надеждам пришел конец! Родина вспомнила о своем блудном сыне, и устами предателя Кена призвала его на службу интересам США на русском краю света. Майкл как будто воочию увидел полощущийся на флагштоке звездно-полосатый флаг и услышал слова государственного гимна. Да, это было предложение, от которого нельзя отказаться, будь оно все проклято!

А 23 октября была организована вечеринка в честь окончания британской миссии в СССР.

О, это не было заурядным событием, каким-нибудь простым ритуальным распитием прощальной чарки вина! Англичане выложились на все сто! Дело в том, что когда русские встретили их в сентябре в Ваенге, то устроили грандиозную пьянку, и теперь для британцев стало делом чести показать хозяевам, что они могут угостить своих друзей ничуть не хуже!

Было приглашено пятьдесят русских летчиков, из тех с кем они наиболее тесно взаимодействовали за время пребывания в России. Виски и джин лились рекой, возбужденные голоса, смех, разговоры, мечущиеся между гостями и хозяевами переводчики. Особо дружеские отношения у англичан сложились с военным переводчиком Владимиром Васильевичем Кривощёковым, и сейчас они то и дело обращались к нему за помощью. Короче, все веселились, и только грустный как Пьеро Майкл переходил от группы к группе смеющихся людей, уныло чокаясь стаканом с недопитым джином. Вот уж, действительно, чужой праздник!

К Майклу протиснулся один из русских летчиков - Борис Сафонов. Русский ас был в изрядном подпитье, но в прекрасном настроении.

- Не грусти, дядя Миша, ещё повоюем! - панибратски хлопнул он Майкла по плечу.- Что за машины эти ваши "томагауки"?

Фрейзер поморщился. "Томагауки" - английское название "Уорхаука" во многом проигрывали "спитам", хотя считались все же лучше "Харрикейнов". Они были достаточно простыми в пилотировании и доступными даже летчикам средней квалификации. Высокая прочность позволяла данным истребителям выдерживать грубые посадки, неизбежные в учебном процессе, и даже аварийные посадки на фюзеляж. И все же Майкл сомневался, что несомненные качества этой машины устоят перед нагрузками в условиях Крайнего севера. Сам он летать на отечественных истребителях не особенно рвался, но, видимо, придется!

- К любому истребителю нужно приспособиться. Есть достоинства, а есть,- тут он тяжело вздохнул, понизив голос,- и недостатки!

Будь русский пилот более трезв, он, может, и почувствовал бы отсутствие энтузиазма в голосе американца, но праздник удался, все были оживленными и довольными, и забивать голову причинами дурного настроения Фрейзера никому не хотелось.

До войны Майкл бывал на многих вечеринках организованных людьми, профессионально разбирающимися в устройстве подобных мероприятий, но ни на Бродвее, ни в Сохо никакими ухищрениями не удавалось достичь такого уровня всеобщего веселья как здесь - на краю света, в столь опасной близости от линии фронта. Наверное, сама угроза смерти делала этих людей более открытыми и непосредственными.

А между тем, дела русских в тот момент были не просто плохими - катастрофическими! Немецкие танки выкатились чуть ли не в пригороды Москвы, но Фрейзер не заметил и следа паники среди своих новых русских знакомых.

- Да, куда им, фрицам занюханным, взять Москву! - ответил на его вопрос о положении на фронте один из летчиков Селезин Иван. - Подавятся!

- Но ведь захватили немцы практически всю европейскую часть вашей страны, почему бы им и Москву не взять? - возразил удивленный этой категоричностью Майкл.

Здоровенный рыжий верзила смерил его отнюдь нелюбезным взглядом.

- На то она и Москва, что об неё любой завоеватель зубы обломал! Вон Наполеон, забрался в столицу, как хорь в курятник, да потом не знал, как ноги унести. Да и вообще, камрад, не обижайся, но у нас за одни разговоры о взятии Москвы Гитлерюгой добрые люди в зубы дают!

Грубо, но честно, а главное, больше вопросов не возникает! И все же, Майкл сильно сомневался, что сохранил бы такое же присутствие духа, если бы враг подошел настолько близко к Вашингтону. Но эти русские за всю свою историю прошли через такое количество войн, что уверенность в конечной победе, наверное, у них передается по наследству, наряду со славянскими чертами лица и любовью к выпивке. Первое время англичанам было дико наблюдать, как русские садятся за штурвал с глубокого похмелья, а иногда и вообще, в подпитие. Но, судя по результатам, пилотам это шокирующее обстоятельство не мешало вести успешные боевые действия.

Изрядно набравшийся с горя Фрейзер вышел из прокуренного душного помещения клуба на улицу. В терпком и пронзительном морозном воздухе над головой сияли крупные полярные звезды, и бархатистая тьма окутала заснеженные сопки, окружающие Ваенгу. Царящую над аэродромом тишину нарушали вырывающиеся из клуба оживленные голоса и звуки патефона, да философский перелай собак, которым мало нравились подобные нарушения порядка на подвластной им территории, и они задумчиво делились соображениями о несовершенстве рода людского.

Майкл тяжело вздохнул, уставившись на щедро забрызганный звездами Млечного пути купол небосвода. Странное ощущение возникло у него - то ли от переизбытка джина, то ли от тоски и одиночества, а может от того и другого. Ему вдруг показалось, что он втягивается в эту звездную россыпь, взмывает вверх, и видит не только ночной аэродром Ваенги, но и черное ночное море, и корабли конвоя, пробирающегося под носом у немцев, и белую шапку полюса.

А где-то там, далеко на юго-западе, возможно, на эти же звезды смотрит Пэм и ждет его скорого возвращения. Майклу даже не хотелось ей писать о продлении вынужденной командировки. Ему бы поддержать жену перед родами, а вместо этого он вынужден огорчить её известием о дальнейшем пребывании в этой далекой и чужой стране, да ещё и неопределенное количество времени.

Но звездам над его головой было мало дела и до родов Памелы, и до его тоски. Там в вышине у них была своя жизнь и свои дела, слишком далекие от мимолетного существования обитателей маленькой планеты. Вот так и земные бонзы мнят себя недоступными звездами, затевая дурацкие войны, из-за которых парни вроде Фрейзера не могут быть рядом со своими милыми!

- Товарищ Фрейзер,- тронул кто-то его за локоть,- у вас не найдется прикурить?

Майкл машинально вытащил из кармана зажигалку, и только потом обратил внимание на худенькую до прозрачности девчушку с жуткой русской папиросой "Беломорканал" в зубах.

Девушка работала раздатчицей в столовой аэродрома, да и сейчас на её гладко причесанной головке топорщилась смятая накинутым платком затейливо вырезанная бумажная наколка. Звали её Фира, и черные чуть выпуклые глаза туманились извечной еврейской печалью.

Крепкий запах русского табака неприятным диссонансом вторгся в заоблачные грезы нашего героя, и заставил внимательнее присмотреться к торчащей рядом девушке, в накинутом пальтишке с потертым неизвестного меха воротником.

- Папиросы не слишком крепкие?

- Какая жизнь, такой и табак!

Что ж, русские евреи мало отличались от американских - они обожают поговорить о тяжелой судьбе как своего народа в целом, так и себя в отдельности! Впрочем, евреев Майкл уважал и охотно им прощал эту слабость. Наверное, тех тоже бесила привычка американцев жизнерадостно улыбаться даже на похоронах.

Выражение лица девушки и то, как она зло затягивалась папиросой, красноречиво указывало, что ей очень хочется поговорить. Майкл легко вздохнул, и пошел навстречу.

- Что-то случилось? - вежливо осведомился он.

- Идет война!

Язык у Фиры, очевидно, был колючим как кактус, что характерно для разочаровавшихся или обиженных девушек.

- Хорошо, что вы мне напомнили!

Но собеседница, казалось, не заметила его добродушной улыбки.