– Держи‑и‑и‑и! – завизжал Сыр и попытался ломануться следом за магом.
Всю жизнь меня учили, что лезть в чужие телепорты, да еще закрывающиеся, смертельно опасно. Не для того я пережил последний водный апгрейд, чтобы эта клетчатая муфта сгинула где‑то в межреальностном перепутье. Я взмыл в воздух и помчался наперерез Сириусу. Но кис летел, как таран. Даже когда я схватил его поперек туловища, он продолжал движение. Я с ужасом понял, что, еще мгновение, и мы оба врежемся в едва заметное остаточное марево телепорта. Не знаю, что я сделал, и едва ли смогу когда‑нибудь объяснить. Проход, сотворенный Алем, почувствовав мой страх, вдруг расширился снова, но нас не пропустил. Дымка начала рассеиваться и при этом приобретать материальность, и спустя мгновение мы с Сырком прилипли носами к некоему подобию стекла, за которым разворачивалось преинтереснейшее действо.
Я сразу узнал роскошный, увешанный зеркалами кабинет с резным ореховым столом и красивыми, но неудобными кожаными креслами. Помню, когда я оказался в нем первый и единственный раз, величие убранства произвело на меня подавляющее действие. Я казался себе ничтожеством, посягнувшим на недосягаемое звание мага. И было ужасно стыдно, что я отнимаю драгоценное время у великого мудрого Шимшигала.
Сейчас же хозяин кабинета не казался ни великим, ни мудрым. В прожженной рубашке, с дымящимися волосами, он прятался за креслом от наскоков похожего на разъяренного облезлого петуха де Барануса.
– Верни сапоги, гад! – верещал учитель, посылая в ректора всполохи шипящего пламени. – У нас был уговор!
– И ты его не хочешь выполнять, Аль! – хрипел, задыхаясь от дыма Шимми. – У нас был честный обмен!
– Ты согласился, что берешь их только до тех пор, пока не найдется хозяин! Ты говорил, что хочешь их изучить! И никакого обмена у нас не было!
– Верни мне мою вещь, сквалыга!
– Я не возвращаю подарков!
– Это был обмен!
– Это был дар за услугу!
– Не будет Ока – не будет и сапог! Мы магически договор скрепили, идиот!
– Не будет сапог – не будет и Ока! Не стой у меня на пути, Шимми. И у мальчика не стой! Нечего на нас дворянских псов натравливать!
– Я не имею к этому никакого отношения!
– Так я тебе и поверил! Ты придержал информацию из Магистерии!
– Я не имею влияния на Магистерию!
– Ты всего лишь ее почетный член!
Что было дальше, я не знаю. Когда на меня начала наваливаться темнота, стекло помутнело. Уже проваливаясь в беспамятство, я подумал, что так ничего толком и не узнал ни про сапоги, ни про наезд дворянского собрания, ни даже про собственные джинсы.
За круглым столом, ярко освещенным множеством горящих свечей, сидели четверо. Я не слышал, о чем они говорят, но чувствовал, что беседа очень напряженная. Меня не волновали ни суть этой беседы, ни отсутствие слышимости. Я знал, что звуки придут, как только увижу Ее, а до этих четверых мне не было дела. Поэтому я прятался в тенях в углу комнаты и ждал. Но они каким‑то чудом что‑то услышали, напряглись и обернулись, и хотя ни лучика света не проникало в этот дальний угол, я вдруг понял, что они меня видят. И сразу что‑то неуловимо изменилось в их лицах. Передо мной были хищники, увидевшие жертву.
– Лиз, полагаю, твое право первое, – обратился к единственной женщине тот, что сидел прямо напротив меня. Почему‑то он показался мне смутно знакомым.
Я вздрогнул от удивления, услышав голос, а в следующий момент мужчина улыбнулся, и две пары белоснежных клыков сверкнули в неверном свете свечей. Меня сковал ужас. Женщина, которую назвали Лиз, медленно поднялась и тоже улыбнулась. Клыков у нее не было, но я бы многое отдал за то, чтобы никогда не видеть этой улыбки – улыбки охотницы, загнавшей дичь. Она сделала шаг ко мне, а я не мог пошевелиться. Даже вздохнуть было трудно. Я чувствовал, что это конец, и все пытался понять, как я вообще мог здесь оказаться, и где Она, та, ради которой я вынужден видеть всех этих странных существ. Но тут же пришла мысль, что они могут причинить зло и Ей тоже. Меня они заметили, но пусть Она остается вне поля их зрения, пусть будет в безопасности.
Но Она решила иначе. Смех, похожий на звон эоловой арфы возвестил о ее появлении, и четверо застыли, в одно мгновение превратившись из хищников в напуганных детей. Кутаясь во мрак, из которого вышла, Она сделала шаг вперед и обвела их взглядом. Покачала головой, как недовольная мать, поймавшая отпрысков за недостойным занятием. Бросила мимолетный взгляд на меня и улыбнулась. Потом повернулась к женщине.
– Лиза Йолик, ты действительно думаешь, что вправе выпить энергию из моего единственного друга? И что у тебя хватит сил сделать это через грани всех миров? – вампирша потупилась и промолчала, а меня охватило ликование. Она назвала меня своим единственным другом!
– Сядь! – приказала Она, и женщина повиновалась. Она посмотрела на того, кто заговорил первым. – Ты всегда был затейником, Артес Торету, но почему мне кажется, что твои затеи не довели тебя до добра?
– О чем ты, Владычица Этернидад?! – вздрогнул вампир.
– О том, кто тебя предал, дружок, – усмехнулась Она. – Заметь, тебя, не меня. Мне он по‑прежнему верен, даже немного влюблен. Эта влюбленность и вела его по пути Ночи. Но не привела на путь служения. А что сделал ты, Артес, чтобы вернуть его?
– Я старался, Владычица! – заскулил Артес.
– Ты плохо старался! – припечатала Она, а потом повернулась ко мне.
Одно неуловимое движение, и вот Она уже стоит вплотную.
– Этернидад… – прошептал я Ее имя, моля всех богов, чтобы больше оно не ускользало из памяти.
Ее прохладная ладонь легла на мою щеку, лицо потянулось ко мне, еще мгновение, и Она коснулась бы своими губами моих.
Я очнулся и почувствовал, что задыхаюсь. Что‑то мешало дышать, давило на грудь, щекотало нос. Открыв глаза, я обнаружил сидящего у меня на груди Сириуса. Вот разожрался, скотина!
– Слезь, задушишь! – прохрипел я.
Кот послушно спрыгнул на пол и уселся столбиком, обернув лапы хвостом. Вид у него был понурый. Я тоже принял сидячее положение, огляделся. Разумеется, никакого "стекла" в кабинет Шимшигала больше не было.
– Много еще услышал? – спросил я, пытаясь понять, как действует эта магия.
– Ничего‑у, – вздохнул Сырок. – Как ты‑у мяукнулся, так и изображение пропало.
– Может, объяснишь?
– А чего‑у объяснять? Мои‑у это сапоги, и Аль должен их вернуть.
– Я так понял, ты их ему проиграл?
– Проиграл, – сознался Сириус и совсем загрустил. – Потом‑то отыгрался, да только тот, кто‑у мои сапожки‑у выиграл, уже Алю их отдал. Мыр‑ру‑ахр‑р‑р… Полгода я его искал. Наше‑ул вот…
– Понятно, а он тебя, вместо сапог, замагичил.
– Нет, не так… – кис вздохнул еще тяжелее. – На мне‑у же проклятие, я‑у еще две жизни волшебникам прислуживать должен. Вот он и предложил, чтобы я‑у ему служил, или тому, на кого он са‑ум укажет. Я‑у и согласился. Подума‑ул, что он, вроде как, ничего‑у, нормальный, получше многих… А тут ты‑у…
– А что я?
– Ну, в комнату к нему сунулся, да он нас и замагичил вместе. Связал, стало‑у быть.
– Так вот, почему ты так уверен! – дошло до меня, наконец.
– Ну да‑у. Оставшиеся две жизни я‑у, наверное, так и буду к тебе‑у привязан.
– Постой‑ка! У тебя же последняя жизнь – вольная. Получается, наша с тобой связь только к этой и относится.
Кот посмотрел на меня с сочувствием. Как на умственно‑отсталого. Даже мышь, прислушивавшаяся к нашему разговору и от любопытства почти сползшая с полки, презрительно фыркнула в мой адрес.
– Ты, в" Асилий, совсе‑ум дурак, или как? – Сыр почесал за ухом, демонстрируя свое умственное превосходство. – Моя‑у последня жизнь как раз в этих сапожках и спрятана. Потерять я‑у ее боялся. Вот попросил одного мяу‑мага поспособствовать. Да только Звездный покер – это такой аза‑урт… тебе не поня‑уть.
– Ну да, ну да, – покивал я. – Где уж нам, недоучкам. Выходит, Аль тебя с сапогами надул?