Сельское хозяйство? Впереди Европы всей. Якоб уже давно ввел рациональную обработку полей и прогрессивную для XVII века агротехнологию. Даже грамотную мелиорацию провел. Осушенные земли засевал только сортовым зерном и исправно платил премию тем помещикам, кто поступал так же. В других местах, в поймах рек, он ставил плотины, искусственно на несколько лет заливал земли водой, выращивая в образовавшихся прудах рыбу, затем воду спускал и на удобренной илом земле сеял пшеницу. И она у него вырастала, давая невиданные урожаи. Удивительно, но при Якобе в окрестностях Бауски пшеницы стали сеять даже больше, чем ржи…

Животноводство? Герцог без всяких ноутбуков догадался закупать голландских коров и испанских овец, которые давали много молока и шерсти. И про свиней не забыл, поскольку хрюшки – это сало, а сало – это свечи, а свечи в XVII веке – это единственный источник освещения, имевший гарантированный спрос и приносивший хорошие деньги.

Ну, а про железо, ткани и корабли я уже говорил. Якоб реально сотворил экономическое чудо: стоимость вывозимых из герцогства товаров значительно превысила стоимость ввозимых. Золота у Якоба было так много, что он финансовым способом стал решать даже внутриполитические задачи. В частности, выкупил все заложенные-перезаложенные имения курляндской аристократии.

Словом, один неистовый прогрессор в нашей стране уже случился. И чтобы его переплюнуть – это я даже не представляю, как постараться нужно. Моя задача – не слить то, что мне достанется. А в идеале – сделать Курляндию еще богаче. Ну и постараться защитить ее, чтобы никакие шведы свои загребущие ручки не тянули. Хотя бы из опасения, что потеряют гораздо больше, чем приобретут. Блин! Сейчас самое время, чтобы вмешаться в их историю. Карл X благополучно помер, Карл XI еще маленький ребенок, а Магнусу Делагарди можно прищемить хвост. В постоянно воюющей Швеции финансовые дела идут не очень. Эх, как же жаль, что будет прохлопан такой удобный момент! Внутренние разборки надолго отвлекли бы шведов от соседей.

Что я мог сделать прямо сейчас? Начать реализовывать свои знания. Где-нибудь в тихом месте, славном своими мастерами. Для начала поработаем с янтарем (видел я как-то, как измельченный до состояния крошки янтарь прессуют, нагревают, смешивают с красителями и разливают в различные формы), попробуем изобрести хрусталь и освоить производство мельхиора. Между прочим, китайские поделки из него в Европе порой стоят даже дороже, чем серебряные. Да, и над оружием необходимо поработать. Создать нечто такое, что даст преимущество в сражении.

Ну а следующим пунктом станут хронометры, подзорные трубы и карманные часы. Вызов для Гюйгенса – запатентовать их на пятнадцать лет раньше! И как бы так повлиять на отца, чтобы он не охладел к колониям? У меня была идея привлечь на свою сторону кого-нибудь из обосновавшихся на Тортуге или Пти-Гоаве корсаров. Поддержать Тобаго (поскольку это единственное, что осталось), а потом и на Африку перекинуться. Но как такую идею задвинуть герцогу – я пока слабо представлял.

Разговор с отцом получился сложным. Все-таки, как ни крути, десять лет – слишком мало, чтобы пускаться в самостоятельное плавание. Даже в XVII веке, когда дети довольно рано взрослели, это был не возраст разумных решений. А если учесть, что раньше Фридрих только балду пинал, то ситуация становилась еще сложнее.

– Ты понимаешь, что еще недостаточно взрослый для того, чтобы быть самостоятельным? – строго вопрошал герцог.

– Отец, но вы были всего на два года старше, когда отправились учиться в Ростокский университет. А я даже не буду покидать страну. Понимаю, что это небезопасно.

– Что скажет твоя мать?

Я только вздохнул. Это да. Материнский инстинкт – страшная сила. Дай герцогине волю, она бы в вату меня замотала и убрала на самую дальнюю полку. Матушка и так пришла в дикий ужас от того, что я отрезал «чудесные локоны» и перестал носить «премилые вещички с кружевами». И даже то, что я был далеко не единственный ребенок, ситуацию не спасало.

– Ее светлость будет считать меня ребенком и через десять лет, – нахмурился я.

– Ты неплохо показал себя, командуя мальчишками. И пусть настоящих солдат тренируют совсем не так, что-то в твоих идеях есть, – признал герцог.

– Однако военное дело – это еще не всё. Отец, вы же знаете, что спрос на многие товары, которые производит Курляндия, упал. И цены снизились. Я ведь не просто так ездил с вами по стране. Я слушал, о чем вы говорите с торговцами и мастерами.

– И ты думаешь, что можешь помочь? – невольно улыбнулся Якоб. Ну, понятно, всерьез меня не воспринимают. – Я рад, что ты желаешь блага своей стране. Но все-таки ты еще слишком мал.

– Но если не попробую, я не узнаю! У меня возникло несколько интересных идей.

– Христиан неплохо о тебе отзывался. Но зачем ехать в глушь? Почему ты здесь не можешь заняться своими изобретениями?

– Слишком много любопытных людей, – озвучил я очевидную причину. – Многие столетия никто не мог разгадать секрет китайского фарфора. И венецианского стекла. Полагаю, что мне удастся создать нечто такое, что тоже будет пользоваться спросом и принесет немало денег в казну. Но я хочу, чтобы на моих изобретениях зарабатывала Курляндия, а не та страна, чьи шпионы окажутся самыми расторопными.

– Ты кого-то подозреваешь? – напрягся герцог. У меня чуть челюсть не отвалилась. А он что, никого не подозревал? Да ладно!

– Месье Поль слишком много говорит о Франции. И слишком часто стоит рядом с ее светлостью, когда она изволит обсуждать важные вещи. А австрийский и шведский посланники от нее вообще не отходят. Матушка, как я слышал, не раз на них жаловалась.

– Не хочешь ли ты и вовсе от учебы отказаться? – пытливо посмотрел на меня герцог, съезжая с неудобной темы.

– Напротив. Хочу в деле проверить знания, которые мне дают. И от остальных учителей я не отказываюсь. Напротив, хочу увеличить их количество. Глаубера вот жду.

– Послал я ему приглашение, послал, и он ответил согласием, – раздраженно отмахнулся Якоб. – Уж не знаю, что лучше. То ли когда ты игрался, не проявляя к учебе никакого желания, то ли когда наукой занялся и не развлекаешься совсем.

– Да вот же только у нас домашний концерт был, – напомнил я отцу. – А на рисование да, времени не хватает. Но я же столько учусь! Мне вон даже Отто предлагает съездить на охоту, развеяться.

– Ты действительно позабыл о своих прошлых увлечениях.

– Просто… Когда я болел… Я боялся, что умру. И подумал – почему я так мало успел? И постоянно расстраивал тебя из-за небрежения учебой. Я испугался и изо всех сил пообещал, что если выздоровею, то стану достойным наследником. Буду учиться. Наверное, Всевышний услышал мои молитвы. И теперь мне многое дается легче. Как будто мне помогают сдержать мое слово.

– Сын мой… – растроганный отец с силой меня обнял.

Однако я напрасно облегченно вздохнул, получив разрешение заняться сборами в дорогу. Мне еще предстоял разговор с матушкой. И она явно была недовольна моей самостоятельностью. Так что когда меня вызвали к ней на ковер, я даже не удивился. Понятно было, что именно этим все и закончится. Отец, конечно, хозяин в доме, но если герцогиня упрется, мои планы могут накрыться медным тазом. Что самое любопытное – сам Якоб при разговоре не присутствовал. Хм… Может, это очередная проверка моей самостоятельности и выдержанности?

Будуар герцогини, куда меня пригласили для доверительной беседы, был оформлен в бледно-голубом цвете. Даже рисунок был похож на тканях, которыми была обита мебель, обтянуты стены и из которых пошили шторы. Невысокий белый столик на ножках в виде русалок, комод с зеркалом, несколько диванов и кресел, огромный камин с различными безделушками типа шкатулок, статуэток и подсвечников, картины на темы «великие женщины в мифической истории» и высокая ширма, отгораживающая угол. Скромная домашняя обстановка, да.

Женщина, оказавшаяся матерью моего тела, носила имя Луиза Шарлотта Бранденбургская. Невысокая, с округлым лицом, темноволосая и темноглазая, она имела совершенно посредственную внешность. Я бы даже сказал простоватую. Но зато надменности было столько, что она чувствовалась за несколько метров.