- Очень она толстая, - делая ударение на букву а.

Валентина почти ничего не ела, а только пила воду.

Единственным развлечением для Валентины было "пройтись до братца".

Заложив правую руку за спину и размахивая левой рукой, согбенная старица шла в гости в дом на деревенском перекрестке, напротив двухэтажного магазина.

Брат был единственным собеседником Валентины. С остальными людьми она никогда не советовалась. Вынося какое-либо суждение о человеке, Валентина более его не меняла, говорила "Балабол", "Толстая" или "Неча им делать".

В последние годы бабушка Валя с уничижением говорила и о себе.

- Да кто есть? - спрашивала она и сама себе отвечала:

- Нищуха.

***

Гангрена у Валентины началась внезапно, но развивалась стремительно и не давала шансов на обжалование приговора врачей - ампутация ноги. Ногу отнимать Валентина не стала, не хотела предстать перед Создателем калекой. Улыбнувшись, она сразу сказала:

- Как же я буду без ноги-то.

Валентина ползала по ковру, собирая крошки, потому что не могла жить без работы.

- Надо чё-то делать, - говорила она.

Гангрена заживо пожирала тело, которое причинило ей столько боли и страдания. Ее плоть таяла, растворялась на глазах.

Правая нога Валентины превратилась в костяную.

Валентина всю жизнь работала от зари до зари, и покоится великая труженица на высоком берегу прекрасной реки. Внизу под обрывом река петляет, делая крутые повороты, и стайки байдарок плывут по ней в теплое время года. В лесу рядом с кладбищем растут душистые сосны, и кажется, что свежее и звонче этого воздуха нет на земле.

Зеленые человечки

Низкие кусты облепихи тесно примыкали друг к другу гроздьями маслянистых оранжевых ягод в мелких замшевых листьях, окружая небольшую поляну в таежном лесу. Облепиха, осенние желтые березы и зеленые ели стали единственными свидетелями сцены, которая произошла на лесной поляне.

Высокий темноволосый парень первым пересек границы поляны. За ним сквозь таежные заросли пробралась низенькая курносая девушка в цветастой юбке.

Девушка присела на сваленную березу и внимательно посмотрела на парня, как будто чего-то ждала.

Парень тоже смотрел на девушку, но их взгляды не пересеклись. Его взгляд был сначала прикован к ее пышной груди под ситцевой рубашкой, потом скользнул по тонкой талии и остановился на цветастой юбке, обтягивающей бедра девушки.

Через несколько мгновений цветастая юбка уже сливалась с пестрой сентябрьской травой, а тела парня и девушки стали единым целым, естественной составляющей таежной поляны, поросшей облепихой, и леса, обступающего ее со всех сторон. Стремительное соитие молодых людей не противоречило увядающей природе, оно было частью осенних брачных игр, входивших в обычаи этих мест.

Девушка встала и быстро отвернулась, чтобы скрыть слезы, текущие у нее по щекам. Ведь она не дождалась того, что хотела получить от этого парня. Если уж она пришла сюда, на эту лесную поляну, поступившись своей женской гордостью, то должна была быть щедро вознаграждена. Она ждала поцелуев, ласковых слов, нежных прикосновений, и, конечно, признаний в вечной любви, преданности и заверений в обеспеченном будущем. Вместо этого Василий удовлетворил с ней свое желание, как это делали на этой поляне медведи, волки и лисицы, и теперь молча шел по тропинке в небольшой сибирский городок, куда Дарья была направлена из Москвы на комсомольскую стройку.

"Еще одна юбка", - думал Василий, пробираясь сквозь заросли ельника к опушке леса и глядя на мелькавшую впереди фигуру Дарьи.

Когда они уже почти дошли до городка, Дарья все же переборола свою гордость и обратилась к Василию:

-Ты же жениться предлагал!

-Так мы и поженились, - ухмыльнулся Василий.

-Я, между прочим, девушкой была, - засмущавшись, продолжала Дарья.

-Ври больше!

Дарья остолбенела от такой наглой лжи. Крови, действительно, не было видно, но что там можно было разобрать, в пестрой траве? Василий был ее первым мужчиной, и должен был это понять. Дарья не привыкла сдаваться без боя. Насупившись, она исподлобья посмотрела на парня и четко произнесла:

-По-моему, это ты врешь. И запомни, я этого так не оставлю. Обещал жениться, значит должен жениться. Я в партком пойду жаловаться. В Москву напишу. Надо будет, до самого Сталина дойду.

Дарья развернулась и быстро зашагала вперед, в сторону города, оставив обескураженного Василия стоять, как вкопанного, на тропинке. Василия недавно приняли в партию, что ему, как сыну раскулаченного и сосланного отца, далось очень нелегко. Он вспомнил слова парторга:

-Вася, один твой просчет и ты вылетишь из рядов коммунистов навсегда.

Василий привык легко знакомиться с девчонками и также легко с ними расставаться. "Если не берегут они свою комсомольскую честь, пусть руководство с ними идейную работу проводит", -думал он. Но никто из них никогда ему не угрожал, как Дарья. Они были знакомы всего несколько недель. Да, чем-то, конечно, она его зацепила. Но не более того. Немного успокоившись, Вася закурил и, не спеша, зашагал домой.

* * *

Вернувшись в тесную комнату в бараке, которую она делила с подругой Зоей, Дарья упала на покрытые казенными одеялами нары и зарыдала. Надвигалась суровая сибирская зима и, оказавшись в небольшом таежном городке без теплых вещей, в холодной комнате, Дарья все чаще чувствовала, как леденящий ужас комком подступает к горлу. Василий, перспективный молодой руководитель, представлялся ей спасительным звеном в цепи невезений, постигших ее в последнее время.

Дарья никогда не ошибалась. Она всегда все просчитывала до мелочей, тасуя людей вокруг себя, как карты в колоде, пока в ее руках не оказывалась самая крупная козырная карта.

Василий сказал ей, что эта карта выпала у нее из рук, что у нее одни шестерки и крыть ей нечем. Дарья всхлипнула и вытерла глаза краем подола. Поразмыслив, она поняла, что он прав. У нее нет свидетелей, нет доказательств, ничего, что бы она могла предъявить ему. "Он все равно никуда не уйдет, - думала Дарья, - сжимая в руках подол злосчастной цветастой юбки, - он вернется ко мне".

Через несколько дней подруга Зоя рассказала ей новость, облетевшую комсомольское общежитие: Василий уехал в Красноярск, где должен был приступить к новой работе. "Представляешь, - щебетала Зоя, - у него теперь своя комната в настоящем кирпичном доме с отоплением и удобствами".

"Своя комната, - со злостью думала Дарья. - Я тут должна зимовать в холодном бараке вдвоем с подругой, в комнате, где с трудом умещаются нары. Сделал свое дело и уехал, значит. Все они такие, мужики, всем им одного надо".