Монк умылся, побрился и оделся, прежде чем решил осмотреть костюм, который раздобыл предыдущей ночью. Квартирная хозяйка принесла завтрак, который он проглотил, даже не почувствовав вкуса пищи и спустя пять минут уже забыв, что именно он ел.

Наконец детектив взял одежду, в первую очередь сюртук, и принялся внимательно изучать ее возле окна при холодном дневном свете. Сюртук был сшит из тонкой шерстяной ткани, в которой четко выделялись узлы вязки. Покрой его отличался изяществом и в то же время казался весьма консервативным, без каких-либо уступок веяниям моды, что лишний раз подчеркивало отличное качество работы. На одном из швов портной выстегал собственное имя. С точки зрения улик, наиболее важным казалось то, что бока сюртука оказались разорваны, словно кто-то распорол их ножом. Примерно в десяти дюймах ниже левого плеча Монк обнаружил пятно крови размером около четырех дюймов, находящееся приблизительно напротив того места, где у человека расположено сердце, – правда, не спереди, а сзади. Он также обратил внимание на маленькую, не больше дюйма в длину, дырку возле правого локтя и на несколько спутавшихся между собой и вытянутых из ткани волокон на правом предплечье. Носивший этот сюртук человек наверняка участвовал в серьезной схватке, возможно ставшей для него роковой.

Брюки, как заметил Уильям вчерашним вечером, оказались сшиты из того же материала, что и сюртук. Одно колено было разорвано; на обеих штанинах, покрытых пятнами грязи, несколько ниток вытянулось из ткани, а пояс сзади насквозь пропитался кровью.

У Монка оставался единственный выбор. Ему следовало показать эти вещи Женевьеве Стоунфилд. Если она их не опознает, предъявлять их в качестве улик будет бессмысленно. Мысль о том, что ему придется подвергать миссис Стоунфилд такому испытанию, вызывала у сыщика отвращение, но у него не было другого выхода. Он не мог избавить ее от этой процедуры. Хотя если потом кто-то обнаружит труп, Уильям также не сумеет уберечь ее от участия в опознании.

В подобных случаях человеку не следует оставаться одному – рядом всегда должен находиться кто-нибудь из тех, кто способен его поддержать или, в крайнем случае, просто позаботиться о нем. На свете, наверное, не существует успокоения, с помощью которого можно сделать такую правду менее жестокой.

Но кто может занять это место? Эстер, как и Калландра, продолжала бороться с эпидемией брюшного тифа, а Энид Рэйвенсбрук еще далеко не оправилась после болезни. Лорда Рэйвенсбрука Женевьева, похоже, не ставит ни в грош, а возможно, она просто боится его. Арбатнот принадлежал к числу служащих конторы, являясь одним из тех, кому ей предстояло дать соответствующие указания относительно того, как следует управлять делами…

Кроме них, оставался лишь Тайтус Нивен. Монк одно время питал к нему недоверие, которое, однако, впоследствии оказалось напрасным. Этот человек отличался благородством, скромностью и к тому же сам слишком хорошо знал, что такое страдания, а поэтому наверняка мог утешить миссис Стоунфилд. Да, Уильяму следовало обратиться к Тайтусу. А если он имел отношение к гибели Энгуса, тонкая ирония этого обстоятельства станет еще одним элементом трагедии.

Связав вещи в узел и уложив его в дорожную сумку с мягкими боками, Монк отправился в путь.

Он застал Нивена дома, и тот принял его вежливо, не скрывая, однако, удивления. Он был одет столь же элегантно, как и прежде, но костюм его казался немного поношенным, а в камине уже не горел огонь, так что в комнате ощущался сильный холод. Это, похоже, вызывало у хозяина чувство неловкости, но он тем не менее не извинился перед гостем. Тайтус предложил сыщику кофе, что, как тот догадался, он вряд ли мог себе позволить – как сам кофе, так и газ, чтобы его сварить.

– Спасибо, но я только что позавтракал, – отказался Монк. – А кроме того, я пришел к вам по делу, которое вовсе не располагает к тому, чтобы наслаждаться напитками. Я буду вам очень признателен, если вы поможете мне сообщить о нем миссис Стоунфилд, причем как можно более мягко, и, оставшись с ней, постараетесь ее успокоить.

Лицо Нивена побледнело.

– Вы нашли тело Энгуса? – спросил он испуганно.

– Нет. Но я нашел одежду, которая, как мне кажется, могла принадлежать ему. Я хочу, чтобы она ее опознала.

– Это необходимо? – Бывший коммерсант говорил с трудом, как будто слова застревали у него в горле, глядя на своего гостя умоляющими глазами.

– Иначе я не обратился бы к вам с такой просьбой, – тихо проговорил детектив. – По-моему, эти вещи принадлежали ему, но я не могу подключить к расследованию полицию, пока у меня больше не останется на этот счет никаких сомнений. Кроме миссис Стоунфилд, в полиции никому не поверят на слово.

– А камердинеру? – чуть слышно спросил Нивен, но тут же осекся. Возможно, он уже знал, что Женевьева уволила всю прислугу, за исключением няни и горничной, не сомневаясь теперь в том, что Энгус больше не вернется. – Да… По-моему, вы правы, – согласился он. – Вы желаете, чтобы я поехал с вами?

– Если вы согласитесь. Она не вынесет такого известия в одиночку.

– А мне можно взглянуть на вещи? Я был близко знаком с Энгусом, и если только они не появились у него совсем недавно, я могу их узнать. Мне, по крайней мере, известны его вкусы и манера одеваться.

– А вы знаете, как зовут его портного? – поинтересовался сыщик.

– Да, мистер Уиклоу, из «Уиклоу и Харпер».

Это имя было вышито на костюме, который Уильям выменял на Ист-Индия-Док-роуд. На одежде, снятой с мертвеца… Монк кивнул и, поджав губы, извлек сверток из сумки.

Лицо его собеседника стало пепельно-серым. Он заметил кровь, а также следы грязи и воды на изорванной и распоротой ножом ткани. Судорожно сглотнув, Нивен утвердительно кивнул головой, а потом долго не сводил с детектива пристального взгляда голубых глаз.

– Я возьму пальто. – С этими словами он повернулся к Монку спиной. Сыщик обратил внимание на его чуть заметно дрожащие руки и неподвижно застывшие расправленные плечи, как будто ему с трудом удалось овладеть собой и поэтому он теперь стоял едва ли не по стойке смирно.

Наняв кеб, двое мужчин тронулись в путь в полном молчании. Им сейчас было просто не о чем говорить, и ни один из них не пытался навязать своему спутнику беседу на какую-нибудь отвлеченную тему. Уильям мысленно обратил внимание на то, что он страстно желает, едва ли не молит об этом Бога, чтобы Тайтус не оказался соучастником убийства. Чем ближе сыщик узнавал этого человека, тем больше он ему нравился, тем большее восхищение вызывал у него.

Подъехав к дому Женевьевы, они вышли из экипажа, попросив кучера подождать, на случай если хозяйка окажется у лорда Рэйвенсбрука и им придется ехать туда, чтобы как можно скорей привезти ее домой.

Однако этого, как вскоре выяснилось, не понадобилось. Открывшая дверь горничная сказала, что миссис Стоунфилд дома, а потом, узнав Нивена, без малейшего колебания позволила им войти.

Расплатившись с кучером и отпустив кеб, Уильям через несколько минут вновь присоединился к Тайтусу.

– Что у вас, мистер Монк? – тут же спросила Женевьева, отпустив горничную и велев ей увести находившихся вместе с ней в комнате двоих детей. Взглянув Нивену в лицо, она убедилась, что ей предстоит узнать крайне важную новость. – Вы нашли Энгуса…

– Нет. – Детектив решил рассказать ей обо всем как можно скорей. Если он станет медлить, то лишь заставит ее страдать еще больше. – Я обнаружил одежду, которая, как мне кажется, раньше принадлежала ему. Если мое предположение подтвердится, этого вполне может оказаться достаточным, чтобы нашим делом заинтересовалась полиция.

– Я понимаю. – Женщина перешла на едва слышный шепот. – Покажите мне эти вещи.

Нивен подошел к ней еще ближе. Даже в эту столь отчаянную минуту Монк обратил внимание, что он не испытывал неловкости и не выглядел застенчивым. Возможно, это случилось из-за того, что Тайтус сосредоточил все мысли на одной лишь Женевьеве, совершенно не думая о себе самом. Подобная догадка вызвала у Уильяма какое-то непонятное успокоение, заставив его на мгновение ощутить тепло, несмотря на леденящий холод.