– Он здорово смахивает на Кейлеба Стоуна, – все же осталась она стоять на своем. – С виду он настоящий джентльмен, но у него такие же глаза, и нос тоже…
– Однако это другой человек, – продолжала настойчиво объяснять Друзилла, – это его брат.
– Неправда! У Стоуна нет брата!
– Нет, есть.
– Ну… – задумчиво проговорила женщина. – Может, он и не совсем на него похож, но я его не видала.
– Он был хорошо одет и правильно говорил, – добавила Уайндхэм.
– Говорю вам, он мне не попадался! Чего еще вам от меня надо? – Жительница трущоб сунула рисунок обратно.
Но прежде чем Друзилла успела его взять, дверь широко распахнулась, и из-за нее выглянул тощий мужчина с потемневшим, давно не бритым лицом.
– Когда ты, наконец, кончишь болтать, жирная корова?! Где мой обед? – закричал он на полную женщину. – У меня уже кишки заворачиваются, а ты все стоишь и чешешь языком с какой-то потаскушкой… Живо иди домой!
– Закрой рот и иди сюда, глянь на эту картинку! – прокричала в ответ женщина, не слишком разозлившись на то, что с нею так разговаривают. – Так, значит, вы нам заплатите? – повернулась она затем к Монку.
– Да, – согласился тот.
Мужчина неохотно вышел из дома, и на его сморщенном лице появилось подозрительное выражение. Он пристально посмотрел на Друзиллу, а потом перевел прищуренный взгляд на сыщика и лишь после этого принялся, наконец, рассматривать портрет.
– Да, – заявил он через некоторое время, – я его видел. Только зачем он вам понадобился? Он тогда выпил пинту пива в «Артишоке», а после пошел в сторону реки. И что в этом такого?
– Может, вы видели Кейлеба Стоуна? – с сомнением спросил Уильям.
– Нет, я видел не Кейлеба Стоуна, – ответил мужчина, передразнивая его. – Я не спутаю Кейлеба Стоуна с приличным парнем, к тому же хорошо одетым.
– Когда он вам встретился? – поинтересовался Монк.
– А я помню? – раздраженно бросил обитатель трущоб. – На той неделе или на позапрошлой.
Сыщик еще глубже засунул руки в карманы.
– Как это не помнишь, дубина?! – сердито проговорила женщина. – Пораскинь мозгами! В какой день это случилось? До того, как твоя тетка принесла тебе носки, или после?
– Как раз в тот день это и было, – угрюмо ответил ее муж. – Или за день до того… – Мужчина икнул. – Если раньше, значит, с тех пор прошло уже две недели, точно! Больше я вам ничего не могу сказать. – Повернувшись, он снова скрылся в доме.
Женщина протянула руку, и Монк дал ей шиллинг. Местные жители назвали именно тот день, когда пропал Энгус Стоунфилд, за это стоило заплатить щедрую сумму.
– Спасибо, – вежливо сказал детектив.
Схватив монету, женщина спрятала ее в своих необъятных юбках и отправилась вслед за мужем, захлопнув за собой дверь.
Уильям обернулся к Друзилле. Лицо ее выражало торжество победы, глаза сияли, и, казалось, даже кожа у нее светилась. Обрадовавшись, что им удалось узнать, что Энгуса в день его исчезновения видели на Собачьем острове, и выяснив даже, в какой трактир он заходил, Монк, находясь в обществе мисс Уайндхэм, ощутил еще больший подъем, еще глубже осознал, насколько прекрасна его спутница.
– А не зайти ли нам в «Артишок», чтобы немного перекусить? – предложил он, широко улыбнувшись. – По-моему, мы вполне это заслужили.
– Это точно, – весело согласилась Друзилла, взяв его под руку. – Мы попробуем у них самые лучшие блюда.
Когда они обедали в «Артишоке», Уильям попытался расспросить владельца трактира – грузного мужчину с багровым лицом и большим носом, приплюснутым в результате какой-то давней травмы. Однако тот оказался слишком занят и явно не собирался отвечать на вопросы, не имеющие отношения к оплате счета. Поэтому Монку не удалось выяснить ничего, за исключением того, что в таком месте встреча двоих мужчин вполне могла остаться незамеченной.
Потом они заходили в несколько магазинов и пробовали обращаться к прохожим, но в этот сумеречный туманный день их встречалось не слишком много. Где-то около трех часов сыщик предложил Друзилле отвезти ее домой. К вечеру заметно похолодало, и к тому же пронизывающая сырость пробирала их до самых костей, да и его спутница, наверное, здорово утомилась.
– Спасибо, но вам незачем меня провожать, – с улыбкой ответила девушка. – Я знаю, вы намерены продолжать поиски, пока не стемнеет.
– Нет, я обязательно должен вас отвезти, – настаивал Монк. – Здесь вам никак нельзя оставаться одной.
– Ерунда! – бросила в ответ Уайндхэм. – В этом смысле мы равны. Я понимаю приличия, но не люблю, когда меня считают недотепой. Остановите мне кеб, и через час я буду дома. Если станете намекать, что я вам в тягость, вы лишите меня того удовольствия, которое я сегодня получила. – Ослепительно улыбнувшись, она со смехом продолжила: – К тому же мне придется расстаться с чувством выполненного долга. Я прошу вас, Уильям. – Она впервые назвала его по имени, и Монку показалось весьма лестным услышать его из ее уст.
Этот довод оказался решающим. Уступив ее просьбам, детектив проводил Друзиллу до ближайшей оживленной улицы, где остановил кеб, помог ей подняться, заплатил извозчику и подождал, пока экипаж не исчез в призрачной дымке. Туман сгустился настолько, что даже огни отъехавшей повозки сделались невидимыми в течение нескольких минут. Затем Монк вернулся обратно и потратил на расспросы и поиски еще не менее часа. Однако ему ничего не удалось узнать, кроме исполненных страха слухов о Кейлебе Стоуне, изображавших его в далеко не лестном свете. Тот, похоже, вел весьма скрытную жизнь, появляясь и исчезая, когда сам того пожелает, и всегда оставаясь злобным и склонным к насилию.
Чем больше сведений накапливалось у Уильяма, тем больше он убеждался в том, что Энгус Стоунфилд действительно мертв и что он погиб от руки брата, когда копившиеся в Кейлебе долгие годы ненависть и ревность привели, наконец, к взрыву.
Но как доказать это перед судом присяжных? Как добиться того, чтобы его собственная уверенность получила вещественное подтверждение, а не осталась лишь сознанием вопиющей несправедливости, злодейства и неразрешимого вопроса? Детективу не удалось отыскать труп, и, возможно, его никогда не найдут. Все, что он знал теперь о Кейлебе, свидетельствовало о его жестокости и редкостном эгоизме, однако этот человек был в то же время достаточно хитер и имел немало друзей в прилегавших к реке кварталах, готовых его укрыть, которые наверняка уже прятали его раньше, когда ему угрожала опасность.
Однако Монк наверняка превосходил Стоуна в умственных способностях и воображении. Он шел медленным шагом, двигаясь почти на ощупь в сменившемся темнотой тумане.
До его слуха едва доносился приглушенный звук шагов других прохожих, возвращавшихся домой в этот вечер. Огни проезжавших мимо экипажей напоминали луну, плывущую в густой туманной дымке. Удары подков о заледеневшую мостовую тоже казались глухими.
Очень многое из собственной биографии оставалось для Уильяма неизвестным. Но он, по крайней мере, после того несчастного случая ни разу не потерпел поражения, раскрывая серьезные преступления, за исключением, может быть, нескольких мелких краж. Ни одно убийство, которое он расследовал, не осталось нераскрытым. О предшествующих несчастному случаю событиях сыщик мог судить лишь по записям о его работе, сохранившимся в полицейских архивах.
Каждая из этих записей свидетельствовала о нем самом как об исключительно упорном человеке, отличающемся хорошо развитым воображением и стремлением добраться до истины. Ему приходилось иметь дело с противниками не менее опасными и жестокими, чем Кейлеб Стоунфилд, и никто из них не сумел нанести ему поражения.
Монк прошел не меньше полутора миль по Вест-Индия-Док-роуд, прежде чем ему, наконец, удалось остановить кеб и приказать извозчику отвезти его на Фитцрой-стрит. Он ожидал визита Женевьевы Стоунфилд. Пообещав предоставить ей отчет о результатах расследования, сыщик должен был вернуться домой раньше ее прихода. Откинувшись на сиденье, Уильям закрыл глаза, приготовившись к долгой неторопливой езде. Даже из Блумсберри дорога на Фитцрой-стрит в такое время и при такой погоде займет никак не менее часа с лишним.