Ну а Артем с Аскольдом подтверждали наше неоспоримое техническое превосходство, поскольку ничего равноценного они роботам противопоставить не могли, да и вообще не очень понимали, что те собой представляют. А кроме того, сразу поверили, что мы в состоянии переправить на их территорию неограниченное количество андроидов, страшных как раз «искусственным мозгом», абсолютно не реагирующим ни на какое «волновое воздействие», и по любым параметрам превосходящих что самих «высочайших», что наиболее мощного «монстра». О том, что андроиды на самом деле полные аналоги их «мыслящих», только во много раз более универсальные, они пока не догадывались.

Значит, подтвердились наши расчеты на справедливость суворовской максимы: «Смелость города берет». Взяли, внаглую прилетели в логово экзистенциального врага и пока живы. Принимают, и даже с уважением.

Какое-то время мы с «товарищем Мураванго» согласовывали мои имевшиеся в ноутбуке карты Земли с теми, которыми пользовались они. Меркатора в их истории, конечно, не имелось, привычной системы координат – тоже, и то, что они называли картами, выглядело, на мой взгляд, достаточно дико. Особенно учитывая, что и магнитные полюса у них в других местах расположены, и меры длины у дуггуров отнюдь не метрические.

Но кое-как разобрались.

Помещение, в котором мы работали, находилось на одном из верхних этажей громадной восьмиугольной каменной башни, высящейся на склоне скалистого хребта, сплошь, за исключением гранитных ребер и щебенчатых осыпей, покрытого дремучим, на вид совершенно непроходимым лесом. Напротив, на мысу, проецируясь на синее с полосками облаков небо и еще более синий океан, высилась небольшая куполообразная гора. Ее вершина находилась как раз на уровне окна, сквозь которое я на нее смотрел. Красиво, черт возьми. Умеют же устраиваться люди!

У нас что-то подобное можно увидеть только на Курилах, а прочие острова, Соловецкие, например, или Валаам, такого праздничного настроения не создают. Совсем другое у них предназначение.

А вообще оказались мы на центральном острове архипелага, Сан-Хорхе, как он у нас называется, похожем на узкий иззубренный клинок, брошенный на синее бархатное полотнище океана. На мысу, прямо под нашей башней, должен был бы располагаться курортно-рыбацкий городишко Велаш. Но здесь на его месте сплошным покровом расстилались дремучие темно-зеленые дебри. Только выделялась ярко-желтая полоса многокилометрового пляжа, с двух сторон отороченная зеленой бахромой леса и бело-синей прибойной полосой. Судя по ровной, с высоты кажущейся неподвижной кромке пены, накат там довольно приличный. Серфингом вполне можно заниматься.

Снова непреодолимо захотелось искупаться в этой немыслимо чистой для нашей Земли воде. Каламбур получился, или как?

Чтобы избавиться от соблазна (а то ведь потребую прямо сейчас, чтобы меня доставили на берег), спросил у Мураванго, как здесь насчет акул и прочей хищной морской фауны, и вообще, развиты ли у них водные виды спорта?

Почему-то я совсем не удивился, получив положительный ответ на первый вопрос и отрицательный на второй. Акулы, по словам моего куратора, это еще довольно безобидные существа. Имеются в океане рыбообразные, моллюски и членистоногие, опаснее стократ. Одна из медуз, например (типа нашей «кубоидеум», живущей в Охотском и Японском морях), убивает человека одним прикосновением в девяноста случаях из ста. Есть еще всякого рода рачки, заменяющие в океане пресноводных пираний, способные обглодать даже крупное животное до костей. Спасает остальную водоплавающую фауну только особо прочная чешуя, кожа и изобилие рыб, этими рачками питающихся, словно киты – планктоном.

Относительно же спорта подтвердилась наличествующая и в нашей истории закономерность – кроме полинезийцев, ни один первобытный народ до спорта не додумался. Например, горцам, хоть кавказским, хоть андским, в голову не пришло за тысячелетия заняться альпинизмом. До верхней границы альпийских лугов добирались, а дальше зачем? Только европейцы, а конкретно – греки, перевели физические упражнения из занятия чисто утилитарного в некое развлечение. Правда, после древних греков потребовалось еще две тысячи лет, чтобы вернуть идее спорта утраченные в «темные века» позиции.

Точно так и «высочайшие» не баловались даже плаванием, ограничиваясь купанием в бассейнах, а весь их атлетический облик происходил от генетики и каждодневных упражнений, не носящих характера соревнований. Соревноваться друг с другом, притом с «нулевой суммой»[28], считается среди «высочайших» делом предельно недостойным. На это у них имеется неограниченное количество «низших».

Два феодала могут вести долгую кровопролитную войну за какой-то материальный или моральный интерес, но после достижения одним из них цели или просто исчерпания ресурсов для войны понятие «победы» или «поражения» не используется. И «высочайшие» во врагов не превращаются, следующая «война» по умолчанию никак не связывается с результатами предыдущей.

Есть в этом что-то от рыцарских турниров, а поскольку цивилизация дуггуров сформировалась раньше, чем возникла такая культура, то здесь ближе аналогия с поведением большинства высокоорганизованных млекопитающих. Никакая драка не предполагает нанесения противнику «неприемлемого ущерба». Бой прекращается после вполне символического изъявления покорности. Как и у нас, рыцарь, вылетев из седла, отдавал победителю свой доспех и коня, но уроном его чести сей факт не считался. Они тут же могли сесть за общий стол и приступить к пиршеству. До следующего поединка.

Иначе при весьма ограниченном количестве феодалов их цивилизация давным-давно исчезла бы за исчерпанием мобилизационного ресурса.

Достигнув полного взаимопонимания со своим куратором, я погрузился в документы и материалы, которые мне сочли возможным предоставить. Кстати, у них при крайне ориентированной в сторону биологии и бионики науке механических достижений тоже хватает.

С задачей удобного и компактного хранения текстовой информации, неподвижных и движущихся изображений они справились вполне успешно лет на тысячу раньше нас, но так на этом, соответствующем приблизительно середине нашего ХХ века уровне и остались. Потому как незачем дальше лошадей гнать. Это примерно как если бы у нас в архивах хранились фотоснимки фронтовых корреспондентов, сделанные в походах россичей на Царьград или в ходе битвы на Калке, причем тем же самым «Зенитом» или «Зорким», что и сейчас работают.

Честно сказать, происходящее с нами мне нравилось. Снова, как в молодости, я занимался делом, к которому был привержен и приспособлен, а самоощущение не сильно отличалось от того, что было, когда я в двадцать шесть лет впервые очутился на «диком Западе», да еще и в самых экзотических его местах. Контраст не намного меньший получился, чем я сейчас наблюдаю.

И Антон вернулся к основной профессии. Все ж таки большая разница – состоять непонятно в каком качестве при оголтелой компании землян, с которыми свела судьба и она же наградила жалкой участью невозвращенца[29], или опять обрести свой высокий дипломатический ранг. Пусть и на время.

Беда Антона заключалась в том, что после ареста в своей Метрополии и осуждения на пожизненный срок он в глазах Замка как бы потерял авторитет. Или не Замка в целом, а его адаптированной к условиям работы на Земле субличности. Форзейль перестал быть представителем некоей высшей воли, служить которой Замок изначально был предназначен.

Исполнять по привычке просьбы, пусть даже облеченные в форму команд, Замок соглашался, но видно было, что все это только имитация, наглядная демонстрация поговорки: «Привыкла собака за возом бегать».

Согласен, что все это только мои домыслы, где уж среднему уму постичь тайны взаимоотношения «галактов», как подобных экземпляров назвали в каком-то романе давних времен. Но с моей точки зрения, треугольник Замок – Антон – Арчибальд расшифровывался именно так.