– Это не Ира. Конечно, не Ира. Продолжайте поиски, капитан.

На последнем слоге доктор пошатнулся и мешком рухнул в сугроб.

Даша встретила мужа в коридоре. Уткнулась в грудь заплаканным лицом.

– Слава Богу, пришел.

– Ненадолго, – он погладил жену по волосам. – Перекушу и обратно в часть.

– Они не справятся без тебя?

– Ты же понимаешь, почти весь офицерский состав в отпуске.

На период школьных каникул офицеры, за исключением нескольких лейтенантов, уехали с семьями в город. Лунев был и за начальника части, и за коменданта, и за дирижера военного оркестра. Он отдал бы палец на отсечение, лишь бы вернуть Требейчика и снять с себя тяжесть ответственности.

– Ну прекрати, – он помассировал плечо жены. Пальцы вспомнили холодную плоть Иры, и комок тошноты подкрался к горлу. – Обычный волк. И он уже далеко.

– Что с отцом девочки?

– Отвезли в лазарет. Он, кажется, не осознает, что произошло.

– И я тоже не осознаю.

Она взяла у него куртку, смахнула снежинки.

– Загляни к Костику, а я разогрею суп.

Свет в спальне был потушен. На экране беззвучно работающего телевизора белка носилась за орехом. Костя сидел у окна, прижав ладони к стеклу.

– Привет, сынок.

Прошлым летом мальчику исполнилось шестнадцать. Он был высоким и стройным, со светлыми завивающимися волосами. С широкими от природы плечами. Сложись все иначе, и он мог бы покорить самое капризное девичье сердце. Но, словно насмехаясь над родительскими чаяниями, природа поместила в тело юноши-красавца разум пятилетнего ребенка.

– Дядя с автоматом, – сказал Костя своим отрывистым шершавым голосом.

Луневы жили на первом этаже, и, посмотрев поверх сыновьей головы, капитан увидел фигуру солдата во дворе, приплясывающего и уклоняющегося от ветра.

– Да, он нас охраняет.

Костя повернулся к отцу. Гладкая кожа, мягкий пушок на скулах. Безоблачное небо в глазах. И на лбу, рядом с бьющейся голубоватой жилкой, затянувшийся шрам.

Всплыла в памяти ночь, когда Лунев вытаскивал мальчика из снега, отогревал его дрожащие руки, вытирал кровь. А Костик вырывался при этом, и тянулся к лесу, и улыбался рассеянно, и рычал….

Лунев прикоснулся к Костиному шраму, откинул со лба пшеничный завиток.

– Ира кричала.

Он решил, что сын задает вопрос, и поспешно ответил:

– Нет! Она быстро… Быстро улетела. Теперь она вместе с Боженькой.

Год назад Костик побывал в церкви, и рассказ мамы о правящем на небесах старике привел его в восторг. С тех пор он обязательно крестился, ложась в постель. Искренне и неловко.

– Ира кричала, – негромко подтвердил мальчик, – я был там.

– Был где? – вздрогнул отец.

Лицо Костика оставалось безмятежным.

– Вы с мамой уснули. Мне не спалось. Я побежал за Ирой. Мы весело играли.

Он натужно улыбнулся, обнажив зубы. Блеск белых крепких зубов странным образом загипнотизировал Лунева, на миг старый капитан исчез из времени и пространства: он погрузился в туман, и услышал зловещий вой, и почувствовал, как пульсирует в венах кипяток.

Он тряхнул головой, отгоняя наваждение. Проверил окно. После ноябрьского инцидента он заколотил раму гвоздями, чтобы Костя не вздумал искать мамонтов. От сердца отлегло. Гвозди были на месте.

– Играли, играли, играли, пока Ира не стала липкой и красной.

Костя улыбался, но небо в глазах заслонила пелена. В них отразились скорбь и ужас.

Капитан обнял сына:

– Тебе приснилось. Ты никуда не ходил. Ты был дома, это сон, сон…

Мальчик созерцал свои запястья. Признак того, что разговор ему наскучил.

– Я скоро вернусь, – пообещал Лунев.

Он выходил из комнаты, когда сын произнес:

– Боженьки нет. Есть лес, и лес не кончается. И там мы бежим, голодные, по снегу. Все время. – Костик зажмурился и повторил: – Все время…

Капитан сидел в кабинете, снова и снова перечитывал собственный отчет. И с каждым разом ему казалось, что недостает чего-то важного, ключевого. Что побег сына имеет прямое отношение к сегодняшней трагедии.

Что ему тогда не почудился острый звериный запах, витавший над лесной поляной.

«И луна, – размышлял капитан, – она была красной. Не чуть розоватой, а багровой, как Костина рана. И Костя в крови, он поцарапался о сук, должно быть, так…»

Он напряг мозг, стараясь воскресить происшествие месячной давности. Кривые ветви деревьев, неправильное ночное светило, улыбающийся рот живого, слава Всевышнему, живого Костика. Его шепот.

– Папа… там… там…

И потом… что за слово было потом?

Капитан прислушался к голосу из прошлого.

– Арсений! – хлопнул дверями Кошман. – Одиннадцать часов. Иди домой, я подежурю.

Лунев собирался отвергнуть предложение, но гортанное «папа», продолжающее звучать в ушах, остановило его. Пожалуй, следует быть с семьей в эту ночь.

– Никаких новостей? – поинтересовался он, надевая куртку.

– Тишина. Убег волчара.

– А Виельгорский?

– Я запер его в лазарете. Сказал, что оттуда ему будет удобнее руководить поисковыми группами.

Капитан с благодарностью похлопал товарища по спине.

– Надеюсь, завтра погода улучшится, и заработает магистраль. Если что-то случится, хоть что-то, звони.

Он открыл дверь.

– Хороший ты командир, Арсений, – сказал Кошман вслед. – Будь осторожен.

– Буду, – Лунев поправил кобуру с табельным пистолетом Макарова и покинул кабинет.

Метель рисовала на плацу загадочные иероглифы, напоминающие круги на полях. Те – якобы внеземного происхождения. Луну скрыли тучи, однако капитан знал: она круглая, как бубен. У стрельбища к нему присоединилась сутулая тень.

– Домой идете? Не против, если я вас проведу?

– Пошли, Егор Корнеевич, какой разговор.

Старый егерь вытащил из пачки папиросу, предложил Луневу.

– Я бросил. Как сын родился.

– Славный парень, – Приступа выпустил густой дым. – Не сбегает больше?

– Нет, – с излишним напором сказал Лунев, – мы с Дашей ему объяснили, что в тайге опасно.

Они вышли на пешеходную дорогу. Справа скрипел деревянными зубами лес. Добрый зеленогривый старик, дарующий местным ягоды и грибы, превратился в древнее зло, готовое выпустить кровожадных хищников из своих берлог.

– Опасно, опасно, – пробурчал старик. – Я ведь родился здесь, Арсений Петрович. Слыхал про тайгу кой-чего.

– Где, здесь?

– Да в часе ходьбы. Там моя деревня была, Лыковка. А из Лыковки уж по всему Союзу меня жизнь повела.

Дед Егор кашлянул и покосился на собеседника нерешительно. Мужчины замедлили шаг.

– Капитан, – Приступа потупился, – наш волк умный. Как человек. Я такого встречал. Десять годков мне было. Объявился у нас в Лыковке зверь. Коров драл, лошадей. Близко к избам подходил, никого не боялся. Моя прабабушка, ей, считай, сто пять лет стукнуло, следы посмотрела, говорит, нечисть это. Никто не поверил, конечно. А зверь к тете Тамаре в избу залез и младшего ребенка утащил. А старший все видел и рассказал, что зверь на двух лапах ходит, что тело у него людское, а голова волчья.

Он прервался, перевел дыхание. Капитан ждал, изучая морщинистое лицо старика.

– Мужики наши подметили, зверь появляется в полнолуние. Подстерегли. Стали из ружей палить, он наутек. За ним побежали в лес, видят, лежит на земле животное, покрытое серой шерстью, в крови от огнестрельных ран. И шерсть с него спадает клочьями, а под ней – голое человеческое тело. Тело умирающего конюха Гаврилы. Люди его окружили, а он посмотрел с ненавистью и издох.

Непроизвольный смешок сорвался с губ Лунева.

– Оборотень?

Красные от мороза щеки старика покраснели еще сильнее.

– Оборотни, волкодлаки… Прабабка, царствие ей небесное, говорила, существуют три способа стать оборотнем. Либо родиться, либо заразиться от укуса или царапины. Либо с помощью колдовства. Попить в полночь дождевой воды из волчьего следа или перепрыгнуть через волчий пень.