Фигуры, которые они преследовали, ползли, как две черные мухи, по огромному зеленому склону холма. Они явно были увлечены разговором и, возможно, не задумывались о том, куда их несут ноги, но ноги несли их на холмы Хампстед-хит, где людей не было и было намного тише. Преследователям, следующим за ними по пятам, пришлось как каким-нибудь охотникам на оленей прятаться за деревьями, припадать к земле за кустами и даже ползать в высокой траве. Столь неудобный способ передвижения тем не менее позволил охотникам подойти к дичи настолько близко, что они смогли услышать тихое журчание беседы. Однако слов было не разобрать, отчетливо слышалось лишь одно слово – «разум», которое снова и снова повторялось высоким, почти детским голосом. Один раз на краю обрыва, среди густых и беспорядочных зарослей сыщики потеряли из виду две темные фигуры. Следующие десять минут прошли в агонии поисков, но когда следы снова были найдены, они вывели их к подножию огромного холма, который нависал над залитым светом заходящего солнца пустынным естественным амфитеатром. В этом величественном, но заброшенном месте под деревом стояла старенькая покосившаяся скамеечка. На нее и опустились двое увлеченных серьезным разговором священников. Темнеющий горизонт все еще восхитительно отливал зеленью и золотом, но небесный купол теперь постепенно утрачивал павлинью зелень и все больше набирался павлиньей синевы, а звезды все больше и больше походили на сверкающие бриллианты. Молча делая руками знаки своим помощникам, Валантэн каким-то образом исхитрился подползти к большому ветвистому дереву. Заняв позицию за его стволом, затаив дыхание, он прислушался и впервые смог разобрать разговор странных священников.

После полутора минут подслушивания его охватило жуткое сомнение. Может статься, что он затащил двух английских полицейских на просторы ночного парка ради затеи, в которой смысла было не больше, чем в поисках фиг на ветках чертополоха, заросли которого темнели не так далеко. Дело в том, что священники разговаривали так, как и полагается священникам: благочестиво, учено и степенно; обсуждали они бесплотные загадки богословия. Маленький эссекский священник говорил просто и спокойно, подняв круглое лицо к разгорающимся звездам, его спутник отвечал, склонив голову, словно был недостоин на них смотреть. Но более богословской беседы нельзя было услышать ни в белой итальянской церкви, ни в черном испанском соборе.

Первое, что услышал Валантэн, было окончанием замечания отца Брауна, которое звучало так:

– …что они на самом деле имели в виду в Средние века, говоря о непорочности высших сил.

Высокий священник кивнул и сказал:

– Да, эти современные язычники обращаются к их разуму, но разве может кто-то смотреть на эти миллионы вселенных и не чувствовать, что там наверху могут существовать и такие удивительные миры, в которых разум совершенно неразумен?

– Нет, – ответил другой священник, – разум всегда разумен, даже в самых дальних закоулках лимба и на затерянных границах материального мира. Я знаю, люди ставят в укор Церкви, что она якобы преуменьшает значение разума, но на самом деле все обстоит как раз наоборот. На земле лишь Церковь ставит разум превыше всего остального. На земле лишь Церковь утверждает, что сам Бог ограничен рамками разума.

Его собеседник поднял строгое лицо к звездному небу и произнес:

– Но кто знает, быть может, в этой безграничной вселенной…

– Безграничной только физически! – с большим чувством возразил маленький священник, резко повернувшись к собеседнику. – Не безграничной в смысле отступления от законов истины.

За деревом Валантэн в молчаливой ярости впился ногтями в кору ствола. Ему уже слышались смешки английских сыщиков, которых он, доверившись своему чутью, завел так далеко только ради того, чтобы послушать метафизические рассуждения двух тихих служителей Церкви. В нетерпении он выслушал не менее вдохновенный ответ высокого священника, а когда снова начал прислушиваться, опять говорил отец Браун.

– Разум и справедливость царят и на самой дальней и одинокой звезде. Взгляните на эти звезды. Разве они не похожи на алмазы и сапфиры? Вы можете представить любые, самые безумные ботанические или геологические формы. Каменные леса с бриллиантовыми листьями, луну в виде циклопических размеров сапфира… Но не думайте, что подобная безумная астрономия может иметь хотя бы малейшее значение для разума и чувства справедливости. На опаловых равнинах, под утесами из жемчуга на доске объявлений все равно будет начертано: «Не укради».

Валантэн, сраженный первой по-настоящему большой глупостью, совершенной в своей жизни, как раз поднимался, чтобы как можно незаметнее и быстрее удалиться, но что-то в молчании высокого священника заставило его остановиться, чтобы дождаться его ответа. Когда тот наконец заговорил, голова его была низко наклонена, руки лежали на коленях. Он просто произнес:

– Что ж, возможно, иные миры выше нашего разума. Загадка небес непостижима, и я могу лишь склонить перед ней голову. – А потом, все так же не поднимая головы и не меняя интонации, он добавил: – Просто отдайте мне сапфировый крест. Здесь мы совершенно одни, и я могу разорвать вас на куски, как соломенную куклу.

Совершенно не изменившийся голос и полное спокойствие заставили эти неожиданные слова прозвучать особенно зловеще. Но маленький хранитель реликвии всего лишь повернул голову на какую-то долю градуса. Его простодушное лицо было все так же обращено к звездам. Возможно, он просто не понял. Или понял и окаменел от страха.

– Да, – сказал высокий священник все тем же тихим голосом и не шевелясь, – да, я – Фламбо. – Потом, немного помолчав, произнес: – Так что, отдадите крест?

– Нет. – Односложный ответ прозвучал как-то странно.

Совершенно неожиданно Фламбо сбросил с себя маску скромного служителя Церкви. Великий грабитель запрокинул голову и захохотал. Смеялся он негромко, но долго.

– Нет! – воскликнул он. – Вы, горделивый прелат, не отдадите мне его. Вы, мелкий простофиля в сутане, мне его не отдадите. А сказать вам почему? Потому что он уже лежит у меня за пазухой.

Человечек повернул к нему показавшееся в сумерках застывшим лицо и неуверенным голосом личного секретаря, робеющего перед грозным шефом, произнес:

– Вы… уверены в этом?

Фламбо взвыл от удовольствия.

– Честное слово, вы – интереснейший человек! Наблюдать за вами – одно удовольствие, все равно что смотреть трехактный фарс, – голосил он. – Да, болван вы эдакий, я в этом совершенно уверен. Мне хватило ума приготовить фальшивку, и теперь, друг мой, у вас – подделка, а у меня настоящий крест. Это старый трюк, отец Браун… Очень старый.

– Да-да, – промямлил отец Браун и с трудноопределимым выражением лица пригладил рукой волосы. – Да, я слышал о нем.

Гений преступного мира с неожиданным любопытством чуть подался вперед и пристально всмотрелся в маленького деревенского священника.

– Слышали? – спросил он. – От кого?

– Я не имею права назвать вам его имя, – бесхитростно сказал человечек. – Тайна исповеди, понимаете? Но этот человек двадцать лет жил в полном достатке, зарабатывая подделыванием бумажных свертков и пакетов. И, видите ли, когда я начал подозревать вас, мне сразу вспомнился этот несчастный.

– Начали меня подозревать? – повторил преступник, и в его голосе послышались напряженные нотки. – Неужто вам хватило сообразительности что-то заподозрить, когда я завел вас в это пустынное место?

– Нет-нет, – извиняющимся тоном заверил его Браун. – Видите ли, я начал подозревать вас, как только мы встретились. Все дело в небольшой выпуклости на рукаве, там, где вы носите браслет на шипах.

– Дьявол! – вскричал Фламбо. – Откуда вам известно про браслеты на шипах?

– От паствы! – простодушно ответил отец Браун и несколько удивленно приподнял брови. – Когда я служил куратором в Хартлпуле, у меня было трое прихожан, которые носили такие приспособления. Поэтому, конечно же, когда у меня с самого начала возникли подозрения, я сделал все, чтобы с крестом ничего не случилось. Извините, но, боюсь, что я наблюдал за вами. Поэтому когда вы наконец подменили пакет, я это заметил и подменил его снова. Потом нужный пакет я отправил в надежное место.