Там ее торжественно поздравила и восславила ее «свита». Она мысленно представила себе, как Габриэль описал бы это чествование, и тут же почувствовала грусть – их с Дженни не было на ее свадьбе!
Фрэнсис от имени всех ее поклонников заявил, что завтрашний день у них объявлен днем траура, после чего они впадут в вечное уныние и скорбь. Но Саманта шлепнула его по руке и заметила, что его беспардонное кокетство за столом сразу с двумя дамами, которое она только что наблюдала, вселяет в нее оптимизм – ей кажется, что он не похож на человека, принявшего решение зачахнуть от неразделенной любви.
Фрэнсис заулыбался и расцеловал ее в обе щеки. За ним принесли поздравления и по очереди расцеловали Саманту сэр Робин, Джереми Николсон и все остальные.
Она должна вернуться в дом и отыскать Хартли, подумала Саманта. Нехорошо, что она тут без него.
– О Боже! – воскликнула она, и глаза ее наполнились слезами. Она вдруг поняла, что жизнь ее с сегодняшнего дня бесповоротно изменилась – теперь она замужняя женщина. Но мысль эта неожиданно показалась ей приятной. – Какая же я глупая! – сказала она.
– Мне хочется задать вам один вопрос, Саманта, – сказал сэр Робин. – Вот вы печалитесь о нас, не так ли? А о ком именно? Очень интересный вопрос. – Сэр Робин ласково улыбнулся Саманте, а Фрэнсис протянул ей большой носовой платок.
Саманта приложила платок к глазам, затем сжала его в руке. Фрэнсис отвернулся в сторону, его внимание привлекла одна из тех дам, рядом с которыми он сидел за завтраком.
– И старое, и новое – прекрасное сочетание! – произнес над ее ухом тихий голос. Саманта круто повернулась, но она все еще стояла рядом со своими верными поклонниками. – Эти жемчуга вы носили, когда были девушкой. Наверное, они принадлежали вашей матери. Ну а платье новое и очень красивое.
– Спасибо. – Саманта нерешительно улыбнулась Лайонелу. Ей не хотелось спрашивать его, как он сюда попал. Наверное, нахально явился без приглашения. Зачем он это сделал?
– Кое-что вы заимствовали, – сказал Лайонел, указывая длинным, с наманикюренным ногтем, пальцем на зажатый у Саманты в руке носовой платок. – Но, Саманта, в вашем наряде нет ничего голубого…
– Об этом я и не подумала, – сказала она, глядя в его голубые глаза. Они были печальны.
– Зато я подумал, – сказал Лайонел. – Я принес вам свадебный подарок. Фамильную реликвию, она всегда была мне очень дорога. Хочу преподнести вам ее по случаю вашей свадьбы. – На какое-то мгновение он нахмурился, но тотчас же улыбнулся и достал из кармана маленькую коробочку. Он не передал ее Саманте, а сначала открыл и показал ей то, что в ней лежало. Не сводя глаз с ее лица.
Саманта ахнула – прекрасной работы старинная брошь с большим сапфиром, окруженным бриллиантами.
– Вот вам и голубое, – сказал Лайонел.
– Ах, милорд, но я не могу принять такой дорогой подарок, – не без сожаления сказала Саманта – брошь была изумительна.
– Можете, – мягко возразил он. – От свадебных подарков не отказываются. Примите это в знак моего… уважения к вам.
– Нет. – Саманта покачала головой. – Это слишком личный подарок, милорд. Я вам очень признательна, и это правда. Но принять такой подарок я не могу.
– Что бы Хартли ни сказал…
– Хартли? – Саманта недоуменно смотрела на Лайонела.
Он же вдруг рассмеялся.
– Ну да, Хартли. Мой кузен. Практически мы выросли вместе. Разве он вам не говорил? И я тоже до сегодняшнего дня? Неужели вы не знали? Предполагается, что какие-то вещи общеизвестны. Но вы могли и не знать. Простите. Моя мать и его отец были сестрой и братом. Большую часть моего детства я провел в Хаймуре.
Саманта могла бы вспомнить, что в тот год, когда Дженни готовилась начать выезжать в свет и к официальному объявлению ее помолвки с Лайонелом, все это было на какое-то время отложено из-за того, что Лайонел находился в Йоркшире, возле своего тяжелобольного дяди. Насколько она помнила, между Лайонелом и Габриэлем возникла тяжелая личная вражда, из-за чего Дженни очутилась в центре чудовищного скандала и была вынуждена выйти замуж за Габриэля. Но Саманта никогда не интересовалась подробностями тех событий. Так, значит, Лайонел приходится Хартли кузеном?
– Вы удивлены? – спросил Лайонел, откалывая брошь от маленькой бархатной подушечки внутри коробки. – А теперь, после свадьбы, я и ваш кузен. А это фамильная драгоценность. Теперь, вы не откажетесь принять ее, не так ли? К тому же голубой цвет должен присутствовать в вашем наряде.
– Пожалуй, – неуверенно проговорила Саманта. – Благодарю вас, милорд.
Саманта с неприятным чувством наблюдала, как Лайонел вынул брошь из коробочки и стал прикалывать к ее платью над левой грудью. Застежка не закрывалась. Его пальцы, казалось, целую вечность прикасались к тонкому муслину, жгли ее сквозь ткань, а когда он наконец справился с застежкой, то, будто бы проверяя, как держится брошь, провел рукой по ее груди, коснувшись соска.
– Саманта, я давно знал, чью грудь должна украшать эта брошь, – вкрадчиво сказал Лайонел. – Только я хотел бы приколоть ее при других обстоятельствах и чтобы сегодня вы были молодой женой другого. Тем не менее я от души желаю вам счастья, дорогая Саманта! – Он изящно поклонился, по-прежнему глядя ей в глаза.
– Благодарю вас, Лайонел, – сказала Саманта и, только когда эти слова были уже произнесены, поняла, что назвала его по имени. Вот уже шесть лет она не называла его просто Лайонел. – Однако я должна покинуть вас – хочу отыскать моего мужа.
– Вашего мужа! – повторил он, и глаза у него стали грустные.
Саманта повернулась и поспешно пошла по направлению к дому, но по пути ее еще несколько раз остановили с поздравлениями и поцелуями.
Хартли оказался в плену у пяти пожилых дам, все они наперебой предались приятным воспоминаниям о его отце и дедушке – красавце и дамском угоднике. Все пятеро согласились на том, что со стороны Хартли было просто возмутительно столько лет прятать себя неведомо где.
– Одна надежда, что милейшая леди Кэрью решительнейшим образом изменит ваш характер, – сказала одна из дам, поразив его тем, что назвала Саманту «леди Кэрью» – он впервые услышал это ее новое имя из посторонних уст.
– Право же, Кэрью, вы не должны скрываться от света оттого лишь, что вы хромаете и у вас изуродована рука, – даже не пытаясь как-то завуалировать бестактность, заявила другая старушка. – Многим нашим героям войны пришлось куда хуже. Молодой Уэйтерс, внук моей сестры, вернулся домой без одной ноги, а вторая отрезана до колена!
Какое это было облегчение – увидеть в дверях гостиной Саманту! Она стояла, оглядываясь вокруг, пока не увидела его. Все, мимо кого она проходила, хотели поговорить с ней и поцеловать ее, но все же минут через пять она добралась до Хартли и теперь стояла рядом с ним, с милой улыбкой слушая ностальгические воспоминания старых дам, две из которых не удержались от того, чтобы не дать Саманте довольно прозаический совет относительно близящейся брачной ночи, чем вогнали в краску и Саманту, и маркиза. Сами же старушки весело захихикали в восторге от собственного остроумия.
Не прошло и двух минут, как Саманта сумела избавить своего супруга от болтливых старушек, и он проследовал за ней в холл. Гости уже начали расходиться, и у Кэрью с Самантой так и не выпало минуты, чтобы обменяться хотя бы несколькими словами друг с другом.
Хартли мечтал остаться наедине со своей женой. Это он хотел устроить пышную свадьбу и не жалел об этом. Такое событие должно запомниться на всю жизнь. Но сейчас он стремился только к одному – побыть наедине с Самантой. Сейчас середина дня и до вечера еще далеко, и он проявит такт и не будет раньше времени стараться завлечь ее в постель, но все же он хотел побыть с ней наедине, поговорить или просто посидеть с ней рядом и помолчать.
Он с тоской вспоминал об их встречах в Хаймуре и милых беседах. Но скоро, скоро! Не пройдет и недели, как они уже будут там, а дальше – долгое счастье на всю жизнь. Наконец-то, минуя редеющие вереницы гостей, он вывел ее в сад, вдохнул полной грудью свежего воздуха, продел руку Саманты себе под локоть, и они пошли к небольшому розовому дереву. К счастью, там никого не было. Хартли усадил Саманту на кованую железную скамью и сел рядом с ней.