– Границы приличия – не переходите? – спросил президент.
– Какие границы? Если сами не понимаете, кто-нибудь ведь должен правду сказать? Раньше цари и короли для таких целей шутов держали. Пусть я таким шутом сейчас выгляжу. Только – технически более оснащённым. Вы тоже уверены, что коррупция непобедима?
– Вы знаете, пожалуй – да. Слишком укоренённое и распространённое явление. Ремонт здания с разрушения фундамента не начинают…
– А я скажу – нет! Вам про Сингапур никто не рассказывал? Будете там с государственным визитом – найдите время, поинтересуйтесь. А знаете, как при царе Александре Третьем, на которого я странным образом похож, одномоментным указом и контрабанду, как явление, ликвидировали, и коррупцию в пограничных и таможенных органах? Очень просто. При задержании контрабандистов чины, в том деле участвовавшие, получали шестьдесят процентов изъятого! Для честной делёжки. Остальное – в казну. И никто не жлобился, как ваши чиновники. Эти – солдатам на фронте положенные боевые не платят. Между собой делят. А при царе честнее было: заслужил – получил! Оттого контрабанда, как явление, потеряла всякий смысл. Взятку больше шестидесяти процентов стоимости товара не дашь. Просто затеваться не стоит. Зато престиж службы и Государя Императора возросли неимоверно. Не приходилось читать?
– Нет, – честно ответил президент, неожиданно для себя начавший получать странное удовольствие от разговора с непонятным, но весьма неординарным человеком.
– Жаль, – вздохнул Ляхов. – Тогда хоть кассету с фильмом «Белое солнце пустыни» прикажите принести. И задумайтесь – отчего это Верещагину «за державу обидно», а вашему окружению – нет. Вот если бы вы сегодня издали подобный указ, мол, любой гражданин, доказательно, я подчёркиваю – доказательно сообщивший о факте коррупции, хоть в школе, хоть в больнице и Госдуме, получил бы шестьдесят процентов движимого и недвижимого имущества обвиняемого, процесс сошёл бы на нет сам собой. Помните, при царе Алексее Михайловиче – «Государево слово и дело!» Не доказал – доносчику первый кнут. Доказал – никто не защитит виноватого. Особенно, если нижестоящий коллега, разоблачивший недобросовестного судью или прокурора, получит вместе с его имуществом и его должность.
– Как вы всё примитивно понимаете, – вздохнул президент. В Китае, на который у нас коммунисты чуть ли не молятся, коррупционеров на стадионах расстреливают, а процесс движется по нарастающей. А в нашей богоспасаемой родине? Развернётся такая вакханалия доносительства, взаимное подсиживание, «охота на ведьм»… Новый тридцать седьмой год. Десять человек всегда могут сговориться и посадить, обобрать до нитки единственного честного… Такое – представляете. И что тогда?
– Всю жизнь меня мучила проблема, – вздохнул Фёст. – Отчего все мои начальники глупее меня? Не от личной гордости страдал, от обиды за Отчизну. Выходит, и вы такой же… Неужели не понятно, что с лжедоносчиками справиться не в пример проще, чем с тотальным воровством и продажностью. Особенно, если всё будет делаться предельно гласно и любой гражданин страны в каждом конкретном случае сможет выступить как на стороне обвинения, так и защиты. Веря при этом, что Власть его не сдаст! На каждый Шемякин суд найдётся Государево Око!
– Послушайте, Александр, или как вас там… – президент потерял ту психологическую нить, вдоль которой они могли бы выстраивать что-то взаимоприемлемое. – Скажите прямо, что вам от меня нужно, где в ваших инвективах позитив? Креатив[12], как некоторые любят говорить…
– Вот, наконец-то! – обрадовался Фёст. – Господин-товарищ президент, вы с вашим очень неплохим образованием и служебным опытом догадались, что я не дурака валяю, что дельные мысли до вас пытаюсь довести, пусть и не совсем обычным способом.
Вадим увидел, что достиг своей цели. Президент подскочил с кресла, начал быстро расхаживать по просторной комнате, то и дело оглядываясь на экран, когда он оказывался у него за спиной.
– Я, то есть мы, хотим, чтобы вы стали настоящим лидером нации. И нашим другом. Не потому, что нам что-то от вас нужно. Скажите только – через пятнадцать минут во дворе вашей дачи мы выгрузим столько золота или цветных бумажек, что нефтью десять лет торговать не потребуется, или лучше восьмиполосный автобан Владивосток – Калининград наконец построим. С эстакадой над Литвой, на высоте, выходящей за пределы её юрисдикции. Пока шучу, но технически это возможно.
Одним словом, мы предлагаем вам собственную программу. Детализирую – вы продолжаете воплощать в жизнь свою собственную, но с нашими коррективами. Мы вам гарантируем полную безопасность с любой стороны. И помощь в проведении, скажем так, непопулярных мероприятий, к которым лично вы не будете иметь никакого отношения. У нас есть собственный инструмент принуждения и возмездия. «Чёрная метка». Уж о ней вы наверняка слышали в прошлом году, когда неизвестно куда делось некоторое количество весьма коррумпированных личностей, а пара десятков отпетых отморозков рассталась с жизнью. И, вы это тоже должны знать, ни по одному случаю никакие структуры не добились никаких результатов. Ну настолько никаких, что даже самый липовый отчётик придумать не получилось. Стопроцентные «висяки».
– Так вы и к тем событиям отношение имели? – с долей оторопи спросил президент.
То, что в «Братстве» получило кодовое обозначение «Снег и туман», доставило массу неприятностей, головной боли и бессонницы очень и очень многим важным людям. Но из ситуации выбравшимся, примерно как немцы из зимних боёв под Москвой сорок первого года.
– Кто же ещё, господин президент? Соперников на этом поле у нас нет и вряд ли появятся, поскольку любой честный человек в России, от участкового инспектора райотдела милиции до генерала, всегда предпочтёт помогать нам. Думаете, людям не осточертело про «оборотней в погонах» каждый день слышать?
– Мне помнится, кое-где организации такого типа назывались «эскадроны смерти», – уклонившись от ответа по существу, президент произнёс эти слова со всей возможной неприязнью в тоне. – Бессудный террор, вы к нему призываете скатиться? Вам не кажется, что…
– Ни в коей мере не кажется. – Фёст наконец нашёл должную пропорцию в тональностях и сути произносимых слов. – Если в стране парализована не только правоохранительная система, но у «элиты», по преимуществу, патологически деформированы архетипы[13] добра, зла, греха и в этом роде, терапией не обойдёшься. Хирургическое вмешательство рискованно, кроваво, но подчас неизбежно. Лучше ампутация ноги, чем газовая гангрена. Я учился на врача, я знаю.
И насчёт «бессудности» вы зря говорите. Особенно при нынешних «судах». После нескольких «показательных пóрок» все прочие сообразят, куда ветер дует. Когда-то Каддафи в Ливии проводил санитарную акцию под девизом: «Откуда у тебя это?» Любой гражданин, не способный документально подтвердить источники своего благосостояния, подвергался конфискации до уровня законного дохода. А наш великий полководец любил повторять: «Каждого интенданта после пяти лет службы можно вешать без суда».
Негуманно, разумеется, но тут уж или – или!
– Я убедился, что вы действительно сделали одно из величайших открытий в истории, – осторожно подбирая слова, ответил президент. – Вот бы я и посоветовал вам продолжить работу в этом направлении. Хотите, я распоряжусь, завтра же вам предоставят научно-исследовательский институт с необходимым финансированием? Мне трудно сразу вообразить все сферы применения вашего изобретения, но, безусловно, это будет революция в целом ряде областей…
Фёст рассмеялся, протянул руку и забрал бутылку с телевизионной подставки.
– Видите? Точно так я могу взять любую сумму из хранилищ форта Нокс, любого банка в любой точке Земли. Что мне ваше финансирование? Могу в одном месте взять атомную бомбу, в другом её взорвать. Но, предположим, я – пацифист, альтруист и гуманист. Если у вас хорошее воображение, представьте, что случится на планете, если о моей установке СПВ станет известно кому-то кроме нас с вами и тех людей, которые имели отношение к её созданию? Так что всё-таки сначала нужно привести страну и мир к более вменяемому состоянию, а уже потом…