…Только успели сесть, опрокинуть первый стакан слабенького румынского домашнего вина, закусить куском колбасы и ложкой мамалыги, как на стойке гаштета затрезвонил телефон. Заросший до бровей густым черным волосом трактирщик, все это время опасливо поглядывавший на расположившихся за столами его заведения солдат, ошарашенно вскинулся и, бросив на русских еще один опасливый взгляд, протянул руку к телефону.

– Ты гляди, – поразился младший лейтенант Ковалевич, командир взвода ротных минометов, – телефон у них тут.

– Так это ж, товарищу младший лейтенант, – отозвался командир разведчиков старшина Перебийнос, – туточки фольварк рядышком. Мабуть, оттуда провели.

– Уже пошарил? – прищурился ротный, сразу же верно оценив озвученную разведчиком информацию.

– Та трохи, – смутился старшина. – И нету там ничого. Всё кляты фрицы вже пограбили. Даж патефону немае.

– А был? – усмехнулся ротный замполит.

– Пластинки е, значить был, – поделился старшина выводом из оценки оперативной обстановки.

Но тут у столика нарисовался испуганный трактирщик и взволнованно залопотал по-своему, размахивая руками.

– Чего это он? – недоуменно произнес замполит. – Денег, что ль, требует? Так мы… это…

– Погоди, – прервал его ротный, – чего-то он в сторону телефона пальцами тычет. Может, меня?

Замполит рассмеялся:

– Да ты что, Иван? Ну кто мог знать, что мы остановимся на обеденный привал в этой деревушке? Их же здесь до черта. Через пару верст следующая будет.

Но старший лейтенант уже поднялся из-за стола и решительным шагом направился к лежащей на стойке трубке телефонного аппарата.

– Слушаю.

– Командующий 52-й армией генерал-лейтенант Коротеев. С кем я говорю?

Ротный ответил не сразу. Представившийся генерал действительно носил фамилию командующего 52-й армией, соседней с той, в которую входила 72-я Гвардейская стрелковая дивизия, чей тыл и был вверен под охрану их 239-му батальону НКВД. Но самого генерала Коротеева старший лейтенант Воробьев никогда не видел и голоса его не слышал. Так что первой его реакцией было – провокация!.. Но с другой стороны, какая-то глупая провокация получается. Командующий армией выходит на связь с командиром роты – нелепость! Слишком далеки уровни подчиненности. Может, чья-то шутка?.. Да тоже какая-то глупая.

И он решил не спешить с выводами.

– Командир первой роты 239-го отдельного батальона войск НКВД старший лейтенант Воробьев.

– НКВД… Вот, значит, как. – Голос в трубке прозвучал немного смущенно, но затем вновь набрал уверенность: – Вот что, старший лейтенант, ты с какого года воюешь?

– С сорок первого, товарищ генерал, – осторожно отозвался ротный.

– Ну, значит, опытный. Слушай сюда. Немцы прорвали внутреннее кольцо котла. И двигаются от Поприкани прямо на тебя. Большими силами. Пехота, минометы, бронетранспортеры, возможно даже танки. Хотя авиаразведка их не обнаружила. Никого, кроме тебя, у меня в этом районе нет. Ближайшие подкрепления, которые я смогу перебросить, подойдут только к рассвету. Если ты их не остановишь… – Генерал замолчал.

Ротный переваривал информацию. В принципе останавливать прорвавшиеся войска противника – совершенно не их задача. Они – НКВД, то есть войска охраны тыла. Их задача – ловить диверсантов, шпионов и мелкие группы разбежавшихся гитлеровцев. А тут… С другой стороны, если все так, как говорит этот незнакомый генерал, немцы вполне могут вырваться из котла. И если это произойдет – никто не будет разбираться, НКВД ты или не НКВД и какие перед тобой стоят задачи. Ты – воинское подразделение, на тебя идет враг – стой насмерть. Старшина Воробьев свой первый бой в этой войне принял, поднимая своих бойцов в лобовую атаку на огрызающуюся огнем окраину подмосковного Юхнова. У него-то за спиной уже была финская, которую он начал рядовым, а закончил сержантом, а у его бойцов – вообще никакого опыта. Вот они и залегли, не добежав до окраины несколько десятков метров. Аккурат под бросок фашистских гранат…

– Какова примерная численность прорывающихся?

– Не менее шести тысяч человек.

Воробьев охнул. Шесть тысяч! И это на его полторы сотни бойцов…

– Все понимаю, старший лейтенант, все понимаю… Но больше остановить их просто некому. Совсем некому, слышишь? Уж больно ловко они маршрут отхода выбрали. Если не ты – уйдут фрицы.

Ротный стиснул зубы так, что образовались жесткие желваки.

– Понимаю, товарищ генерал, – тихо проговорил он.

Что ж, если так, то… теперь надо удостовериться, что это действительно так. Приказ, конечно, дело серьезное, но старший лейтенант был опытным волком и потому желал убедиться, что позвонивший ему и правда является советским генералом и командует той армией, о которой говорит. А то мало ли… Может, немец готовит серьезную диверсию в тылах той самой дивизии, за охрану тыла которой и отвечает их батальон, и ему жизненно необходимо на какое-то время отвлечь роту Воробьева от выполнения служебных обязанностей. Немцы на такие финты куда как горазды. И возможностей у них, с тех пор как наступающая Красная Армия перешла государственные границы СССР, заметно прибавилось. Недаром дивизиям для охраны тыла теперь по батальону НКВД придается. Раньше-то одной ротой обходились…

– А откуда вы узнали, что моя рота находится в этой деревне?

– Да ничего я не знал, старший лейтенант. Нет у нас по докладам тут никаких воинских частей и подразделений. Так что просто посадил переводчика обзванивать все близлежащие деревни, на случай если кого случайно застанем. С тобой вот повезло…

Ротный молча кивнул. Что ж, похоже на правду. Но этого мало.

– А можно попросить вас пригласить начальника особого отдела?

Трубка несколько мгновений молчала. А затем отозвалась:

– Понимаю… Сейчас будет.

Старший лейтенант Воробьев ждал, не оглядываясь на своих, которые совершенно точно навострили уши, прислушиваясь к разговору.

– Начальник особого отдела 52-й армии подполковник Доценко. Слушаю вас.

– Товарищ подполковник, командир первой роты 239-го отдельного батальона войск НКВД старший лейтенант Воробьев. Не могли бы вы назвать мне имя и звание начальника особого отдела 72-й Гвардейской стрелковой дивизии?

Человек на другом конце провода тут же ответил. А затем перебил уже начавшего задавать следующий вопрос ротного:

– Проверяете, старший лейтенант? Правильно. Хвалю. Но у меня тут для вас полное подтверждение имеется. Передаю трубку.

И в следующее мгновение в телефонной трубке зазвучал знакомый хриплый голос:

– Ваня? Птичкин? Жив еще, чертяка?!

– Коля? – Воробьев слегка расслабился. Он узнал говорившего, да и это его прозвище – Птичкин – было известно только близким друзьям и сослуживцам. С младшим лейтенантом Пудлиным они познакомились и подружились в том же страшном сорок первом. Пудлин был командиром батальонного взвода станковых пулеметов их отдельного батальона, а также отчаянным певуном и плясуном. Как, впрочем, и сам Воробьев. Помнится, они тогда выиграли конкурс художественной самодеятельности, который проходил в стоявшем рядом с ними в деревне Кузнецово инженерном батальоне. И заграбастали первый приз – бутылку водки, целый круг домашней колбасы и две буханки пшеничного хлеба. Ох и орал тогда комиссар инженерного батальона, до которого только после того, как они выскочили из деревенского клуба, дошло, что столь жарко ходившие вприсядку плясуны, одетые, как и все вокруг, в ватники и ушанки, – пришлые, а не его бойцы.

– Точно, – тихо рассмеялся Коля Пудлин.

Ротный пару мгновений помолчал. Похоже, все верно, но шесть тысяч фрицев… Он прикрыл глаза. Что ж, значит, пришел их срок умирать. Ну да он и так старуху с косой три года за нос водил.

– Знаешь? – тихо спросил друга.

– Знаю, Ваня, – глухо отозвался Пудлин. – Сам с подкреплениями иду. Гнать их буду, как… Но раньше рассвета не успеем.

– Понятненько, – резюмировал старший лейтенант. – Ну что ж, передай генералу – будем держаться сколько сможем. А если не удержимся – не обессудьте. – И аккуратно положил трубку на рычаг.