Потом она включила чайник и поставила на плиту разогреваться вчерашние макароны.
Но тут в квартире погас свет. Такое иногда случалось в их доме, когда в сильные холода многие жильцы одновременно включали электрические обогреватели, но сейчас было совсем не холодно.
Алевтина Ивановна очень расстроилась: без электричества не только телевизор не посмотришь, но даже и поесть не удастся, поскольку в ее доме и плита, и даже чайник были электрические.
С трудом пробравшись по темному помещению в прихожую, она открыла входную дверь, чтобы позвонить в дверь соседей и узнать, отключился ли у них свет, или авария ограничена ее квартирой и нужно просто сменить пробки.
На лестничной площадке царила кромешная тьма. Прикрыв входную дверь, но не запирая ее – иначе пришлось бы в темноте на ощупь вставлять ключи, – Алевтина Ивановна дошла до соседской двери, нашарила кнопку звонка и надавила на нее. Звонка она не услышала. Тут же до нее дошло, что если отключили электричество, то звонок тоже не работает. Можно было, конечно, постучать в дверь соседей, но это было неудобно, да собственно уже и не нужно, она уже получила ответ на вопрос, который хотела задать соседям: у них света тоже не было.
В это мгновение ей почудилось в темноте за спиной какое-то движение.
Алевтина Ивановна оглянулась и испуганным дрожащим голосом спросила:
– Кто здесь?
Ответа не последовало, и она, всерьез перепугавшись, сочла за лучшее вернуться в собственную квартиру. Скорее всего, свет выключен во всем доме, и десятки людей сейчас звонят в аварийную службу.
Алевтина Ивановна, стараясь не натыкаться в темноте на мебель, пробралась на кухню, с трудом нашла в ящике кухонного стола толстую хозяйственную свечу и продолжала рыться в ящике, где у нее должен был храниться коробок спичек. При этом Алевтина Ивановна мысленно пожалела, что у них в доме электрические плиты, а не газовые – был бы у нее газ, и без ужина не осталась, и спички лежали бы на видном месте.
В это мгновение ей снова почудилось в темноте за спиной какое-то движение. Женщина судорожно напряглась, волосы у нее на голове зашевелились от страха.
Неужели, пока она выходила на лестничную клетку, к ней в квартиру успел забраться злоумышленник и теперь осуществятся наяву все те ужасы, которые она так часто представляла себе, пряча в заветный тайник очередную пачку зеленых бумажек?
Наконец под руку ей попался спичечный коробок. Алевтина Ивановна схватила его, обернулась и чиркнула спичкой, чтобы хоть на мгновение осветить страшную темноту, в которой мог притаиться неизвестный, невидимый враг.
Яркое пламя вспыхнуло на мгновение, но женщина ничего не успела разглядеть, как огонек погас. Причем он погас не сам собой. Его кто-то задул.
– Кто… кто здесь? – проговорила Алевтина Ивановна заплетающимся от страха языком.
Ей ответило только молчание, но она больше не сомневалась в том, что на кухне, кроме нее, еще кто-то есть.
Трясущимися руками она снова попробовала зажечь спичку, но не удержала коробок, уронила его на пол.
Нагнуться, чтобы поднять его с пола, она не могла себя заставить. Женщина, мелко дрожа от страха, отступила к стене, пытаясь вжаться в нее, слиться со стеной, исчезнуть, раствориться во мраке…
И тут ее схватили маленькие сильные руки, и к лицу прижалась тряпка, пропитанная чем-то пахучим, душным, странно знакомым…
Алевтина Ивановна попыталась сопротивляться, но, дернувшись два-три раза, затихла и потеряла сознание.
Карина подхватила безвольно обвисшее тело женщины, включила закрепленный на головном обруче фонарик и потащила Алевтину Ивановну в ванную комнату. Здесь она раздела ее, перевалила через край ванны и уложила так, чтобы создать впечатление, что женщина задремала и захлебнулась в воде. Затем она открыла кран и занялась окружающей обстановкой. Разложила одежду в естественном беспорядке, поставила на видном месте открытую бутылочку с пеной для ванны. Ванна тем временем наполнилась водой. Карина нагнулась над бесчувственным телом и притопила голову Алевтины Ивановны. По телу пробежала предсмертная судорога. Карина выждала для верности еще несколько минут, убедилась, что женщина не подает больше признаков жизни, и вышла из ванной.
Заказ был выполнен, причем выполнен в полном соответствии с требованиями заказчика: убийству была придана видимость естественной смерти. Алевтина Ивановна была еще жива, когда Карина топила ее в ванне, поэтому при вскрытии в ее легких будет обнаружена вода и ни у кого не возникнет сомнений в том, что одинокая женщина задремала и захлебнулась в ванной. Такое происходит удивительно часто.
Ключи от квартиры были в дверях. Карина заперла двери снаружи и спрятала связку ключей в карман, чтобы выбросить их в безопасном месте. Здесь, конечно, слабое звено в ее инсценировке. Лучше было бы, если ключи остались на месте, но изготовить копии она не успела, заказчик поставил слишком жесткие сроки. Приходилось надеяться на то, что никто не будет слишком серьезно разбираться в несчастном случае с одинокой женщиной, а также на то, что в крайнем случае где-то в сумочке найдется запасной комплект.
На лестнице было темно, и Карина спокойно спустилась и вышла из подъезда, никого не встретив.
Через полчаса после ее ухода ванна, в которой лежала мертвая Алевтина Ивановна, переполнилась, и вода полилась на пол.
Можете себе представить мое удивление, когда на следующее утро меня разбудил разносящийся по квартире аромат кофе. Встав с дивана, я, едва продрав глаза, притащилась на кухню и увидела лежавшие горкой на тарелке мои любимые пончики с вареньем, которые продаются только в «Севере» на Невском.
– Мам, неужели ты с утра пораньше смоталась в «Север»? – не веря себе, спросила я.
– Ну, во‑первых, сейчас уже далеко не утро, – ответила мамуля, – двенадцатый час… Ты хоть помнишь, когда вчера вернулась?
Ну да, я вернулась вчера очень и очень поздно, потому что неожиданно поехала на вечеринку к одному кинокритику. Мы познакомились с ним лет пять назад в поезде «Москва – Санкт-Петербург», и с тех пор он изредка приглашает меня в гости. Вчера захотелось встряхнуться, тем более что Мишка Котенкин очень просил познакомить его с кинокритиком. Зачем это ему нужно – я не поняла. Критик вообще-то – довольно заурядный самодовольный тип. Но время мы провели неплохо, и Мишка завез меня на такси домой часа в два ночи.
– Мам, но сегодня же суббота, мне в редакцию не надо идти, – отмахнулась я. – А если ты сердишься, то зачем тогда пончики?
– Это Петр Ильич нас балует, – улыбнулась мамуля.
– Хм, а сам-то он где?
– Ушел по делам. И, Александра, все-таки ты достаточно грубо с ним разговариваешь…
Голос у мамули был непривычно неуверенный, так что я решила оставить ее замечание без ответа.
– Вот, смотри, – мамуля протянула мне газету, – твою статью напечатали.
– Не статью, а заметку, – машинально поправила я.
Действительно, напечатали. Слово в слово, никаких изменений. В газете статья выглядела совершенно не так, как на экране компьютера. Слова приобрели солидность и весомость. Несведущий человек, прочитав статью, не усомнился бы в ее достоверности.
Вчера Гюрза после совещания у Главного в отдел не вернулась, так что нагоняя мне не последовало. Что ж, напечатали так напечатали, на мой взгляд, это мало что меняет. А от Гюрзы как-нибудь отмахнусь, не в первый раз.
Раздался звонок в дверь, и мамуля пошла открывать. Услышав из прихожей голос Ираиды, я доела пончик и положила себе на тарелку еще два: Ираида и сама поесть не дура, мигом все подметет! На такие мелкие неприятности, как прибавление нескольких килограммов, Ираида никогда не обращала внимания.
Однако сегодня Ираида была явно не в своей тарелке: ненакрашенная, непричесанная и неголодная, во всяком случае на пончики она поглядела без всякого вожделения.
– Сашка, дай закурить! – обратилась она ко мне, забыв поздороваться. – У тебя есть, я знаю.
