Барбара была из тех, кто усваивает идеи и понятия по очереди, в порядке их поступления. Она слушала молча, но ее мозг лихорадочно работал.

После паузы Хьюм вновь продолжил, и речь его казалась уже чуть менее серьезной:

– Помните, что мы говорили о преподавании уроков? Я считаю, мир слишком мрачен и суров в том, что касается наказаний. Было бы гораздо лучше, если бы им управляли, как в детской. Людям не нужны каторжные работы, казни и прочее. Что нужно людям на самом деле, так это чтобы им надрали уши или отправили их в постель. Как было бы забавно поймать нечистоплотного миллионера и поставить его в угол! Вот это было бы подходящее наказание.

Когда Барбара заговорила, в ее голосе слышалось облегчение и любопытство.

– Чем вы занимаетесь с Томом? – поинтересовалась она. – И что означают все эти смешные треугольники?

– Я валяю дурака, – серьезно ответил он. – Мне необходимо привлечь и приковать к чему-то его внимание. При обучении детей дурачества всегда срабатывают. Причем, весьма очевидные дурачества. Разве вы не знаете, насколько им нравятся такие образы, как корова, прыгающая через Луну? В этом образовательный эффект загадок. В данном случае загадкой приходится быть мне. Я заставляю его постоянно ломать голову над тем, что имею в виду или что сделаю в следующий момент. Поэтому мне необходимо выглядеть тупицей, но другого пути нет.

– Да-а, – протянула она, – в загадках есть что-то невероятно притягательное… в любых загадках. Даже этот старый священник с его загадками из Откровений заставляет почувствовать, что он знает, ради чего живет… Кстати, кажется, мы пообещали сегодня днем прийти к нему на чай. Из-за этих событий у меня все напрочь вылетело из головы.

Барбара не успела договорить, как увидела, что по тропинке поднимается Оливия. Ее наряд свидетельствовал о том, что она направляется куда-то с визитом. Оливию сопровождал плотный и коренастый мужчина – ее супруг, заместитель губернатора, который нечасто утруждал себя подобными обязанностями.

Они вместе двинулись по дороге, и Барбара удивленно заметила впереди не только блестящую, холеную фигуру секретаря, мистера Мида, но и более угловатого полковника Хейтера. Несомненно, приглашение служителя церкви распространялось на весьма обширную компанию.

Преподобный Эрнест Сноу жил очень скромно, занимая один из ряда маленьких домиков, выстроенных для мелких чиновников губернаторства. Именно позади этого ряда домов была проложена дорожка, ведущая вдоль садовой стены, а затем мимо платана и оливковой рощицы к углу, где губернатора сразила загадочная пуля.

Дорожка окаймляла открытую пустыню и представляла собой грубую каменистую тропу для странников. Но проходя по эту сторону стены, перед выстроившейся вдоль нее шеренгой домов, путешественник вполне мог представить себе, что находится в лондонском предместье, настолько аккуратными были декоративные перила, крытые галереи и маленькие лужайки с цветами и кустарниками.

На доме священнослужителя не было ничего, кроме номера, а вход был настолько аскетичным и узким, что гости с трудом протиснулись в него.

Мистер Сноу склонился над рукой Оливии так церемонно, что его седые волосы напомнили напудренный парик из восемнадцатого столетия. Но было в его манере держаться что-то еще, явно неуловимое. Его лицо казалось очень сдержанным, однако эта сдержанность была нарочитой, и, несмотря на опечаленный голос, глаза мистера Сноу оставались ясными, а взгляд внимательным.

Внезапно Барбара осознала, что он проводит панихиду, и ее догадка оказалась недалека от действительности.

– Мне незачем говорить вам, леди Смайт, – все тем же мягким голосом произнес он, – как в этот ужасный час мы все вам соболезнуем. Даже с общественной точки зрения, смерть вашего выдающегося дядюшки…

Безумный взгляд Оливии Смайт заставил его умолкнуть на полуслове.

– Но мой дядя не мертв, мистер Сноу. Я знаю, что поначалу распространилась такая информация, но стрелявший всего лишь ранил его в ногу, и он уже пытается ходить по дому.

Выражение лица пастора мгновенно изменилось, это произошло настолько быстро, что для большинства присутствующих осталось незамеченным. Барбаре показалось, будто у него даже рот открылся от изумления. Когда его черты вновь приняли подобающее случаю выражение, мистер Сноу сиял улыбкой самой неискренней радости.

– Моя дорогая леди, – выдохнул он, – какое облегчение…

Отсутствующим взглядом он обвел комнату. Оставалось неясным, позаботился ли преподобный Эрнест Сноу о чае к положенному времени, но те приготовления, которые он все же сделал, вряд ли могли утолить голод гостей.

Низкие столики были завалены толстыми томами, открытые страницы которых пестрили какими-то чертежами и рисунками, по большей части архитектурного или археологического свойства, а в отдельных случаях явно астрономическими либо астрологическими. В целом все это отдаленно напоминало книги заклинаний волшебника или библиотеку чернокнижника.

– Апокалиптические исследования, – пробормотал он. – Мое хобби. Я верил, что мои расчеты… Это написано нам в назидание…

И тут Барбару охватила острая и мучительная тревога, потому что внезапно ее сознанию с ужасающей очевидностью открылись два факта. Первый заключался в том, что преподобный Эрнест Сноу принял сообщение о смерти губернатора с чувством, очень похожим на мрачное удовлетворение, и безрадостно принял весть о его выздоровлении. Вторым фактом являлось то, что он говорил тем же тоном, которым когда-то уже произнес эти же слова. И прозвучали они из тени платана, раздавшись в ее ушах безумным призывом к кровопролитию.

Шеф полиции, полковник Хейтер, уже шел вглубь дома небрежной, но вполне целенаправленной походкой. Барбаре очень хотелось знать, почему такой чиновник сопровождает их во время исключительно светского визита, и теперь у нее в голове тут же зароились смутные, совершенно невероятные предположения. Священник, отвернувшись к одному из книжных стеллажей, с лихорадочным волнением листал какой-то том. Казалось, он даже что-то бормочет себе под нос. Он был похож на человека, отыскивающего цитату, точность которой была поставлена под сомнение.

– Я слышал, мистер Сноу, что у вас весьма красивый сад, – произнес Хейтер. – Мне очень хотелось бы на него взглянуть.

Сноу, обернувшись, изумленно уставился на полковника через плечо. Казалось, он не в силах оторваться от своего занятия. Затем резким и слегка дрожащим голосом ответил:

– В моем саду не на что смотреть. Вообще не на что. Я только хотел…

– Вы не возражаете, если я все же взгляну одним глазком? – не обращая внимания на эти возражения, повторил Хейтер и, раздвинув плечом гостей, направился к задней двери.

В его действиях чувствовалась настойчивость, что заставило остальных нерешительно и совершенно безотчетно двинуться за ним. Хьюм, шедший непосредственно за детективом, вполголоса поинтересовался:

– Что, по вашему мнению, может расти в саду старика? Что вы рассчитываете там увидеть?

Хейтер оглянулся через плечо и с мрачноватой веселостью посмотрел на учителя.

– Всего лишь определенную разновидность дерева, о которой вы недавно нам рассказывали, – ответил он.

Но когда они очутились на аккуратной и узкой полоске земли, отведенной под сад, единственным деревом в поле зрения оказался платан, простерший свои ветви над тропинкой, и Барбара, в очередной раз внутренне содрогнувшись, вспомнила, что по расчетам экспертов именно с этого места кто-то стрелял в губернатора.

Хейтер пересек лужайку и склонился над переплетением тропических растений под стеной. Когда он снова выпрямился, его пальцы сжимали длинный тяжелый предмет цилиндрической формы.

– Вот кое-что, свалившееся с оружейного дерева, произрастающего, по вашим словам, в этих местах, – угрюмо заявил Хейтер. – Как странно, что винтовка оказалась в саду мистера Сноу. Вы со мной согласны? Особенно если учесть, что это двуствольная винтовка, один из стволов которой разряжен.