Он подумал, сказал с уважением:

– А что, в самом деле прекрасный способ… Тем более сколько женских постелей надо поменять…

Сэр Морган прислушался, возразил:

– Ну при чем тут постели? Спать с женщиной можно и в стогу. Или в лесу под деревом.

Ему тут начали подсказывать еще тысячи разных мест, все оживились, я сказал сердито:

– Что-то вас не туда занесло. Тоже мне, благородное сословие!

Багровое солнце утопает, скрываясь в пышности воздушно-пурпурных гор, небосвод на западе раскалился докрасна, вспыхнули и заискрились грозным оранжевым огнем облака.

На стальные доспехи пал грозный отблеск заката, лица воинов кажутся чугунными, а в глазах отражается красное пламя. Адский Пес выметнулся из-за скал, поглядел жутко внимательно и снова исчез.

Я беззвучно охнул, из-за поворота свернувшей дороги появился потрясающих размеров рубин величиной с трехэтажный дом, яркий и сверкающий. Во все стороны, в том числе и к нам, ударил победный пурпурный свет, доспехи окрасились в радостно-победный цвет.

Граф покосился в мою сторону, улыбка тронула губы, когда увидел выражение моего лица.

– Ну как?

– Что это? – выдохнул я.

– Лед, – ответил он.

– Лед? – переспросил я ошарашенно. – На таком солнце?

– Лед, – повторил он. – Осколок тех времен, ваша светлость, о которых не могут вспомнить даже летописи. Если потрогаете эту штуку, пальцы застынут от холода. Приложите ладонь – не сразу и отдерете. Ну, а кто рискнет постоять рядом долго, легко может замерзнуть до смерти…

Отряд проехал мимо, темно-багровое облако надвинулось на солнце, глыба льда тоже потемнела. Наверное, ночью просто темная, в темноте можно стукнуться лбом сослепу.

Кони поднялись на холм, пологий, но длинный, оттуда хорошо виден перекресток дорог, а в самом удобном месте высится двухэтажный дом с большим огороженным двором.

– Она? – спросил я.

Граф кивнул.

– Да, «Гостиница Шести Мечей».

– Там хорошо кормят, – напомнил я его слова, – а вино всегда превосходное. Проверим.

Он сдержанно и польщенно улыбнулся.

– У вас прекрасная память, ваша светлость!

– Такая необходима правителю, – пояснил я. – Чтобы при случае напомнить. Обещали, дескать, и… не исполнили.

Он учтиво поклонился.

– Надеюсь, себя упрекать не дам повода.

Заметив нас издали, к воротам выбежали двое подростков и торопливо распахнули навстречу створки. На крыльцо вышел дородный хозяин, оглянулся через плечо, крикнул строго и повелительно.

Мы соскакивали на землю, парнишки приняли коней, привычная суматоха, затем все нестройным стадом отправились в харчевню.

Постояльцев немного, свободных мест столько, что благородным господам можно было выбрать по комнате, пусть и крохотной, а оруженосцам и слугам выделили большую комнату.

Я видел, как нервно переглядываются барон Гедвиг и его оруженосец, мальчишка совсем побледнел, глаза тревожные, оглядывается затравленно.

Я подошел, хлопнул барона по плечу и сказал благожелательно:

– Понимаю вас, сэр Гедвиг, слуги должны располагаться в помещении для слуг, но ваш оруженосец не обучится там благородным манерам. Я бы просил вас взять его в свою комнату.

Он дернулся.

– Ваша светлость…

Я перебил:

– Понимаю, это ущемляет ваше достоинство барона, но этот ваш оруженосец хоть пока и не рыцарь, но будет когда-то. И станет быстрее, если больше проведет времени с людьми благородного сословия, а не с конюхами.

Он судорожно перевел дыхание, я видел боковым зрением, с каким напряжением слушает меня оруженосец.

Барон проговорил, запинаясь:

– Как скажете, ваша светлость…

– Принимайте это, – сказал я, – как мой первый приказ вам лично.

– Да, ваша светлость…

Они пошли на второй этаж, оба одновременно оглянулись с верхней ступеньки, но я уже не смотрел вслед.

Во дворе все еще занимаются последними лошадьми, я по-хозяйски осмотрел, как устроили наших коней, чистой ли водой собираются напоить, что за ячмень в яслях.

За спиной захрустели тонкие веточки под тяжелыми сапогами. Я резко оглянулся, граф Гатер вскрикнул поспешно:

– Это я, я!

Я сказал недовольно:

– Ну что вы все следите за мной? Могу же я, как любой из вас, немножко пройтись по самкам?

Граф Гатер сказал смущенно:

– Я не видел здесь ни одной женщины…

– Женщины! – передразнил я. – Какая ограниченность!.. Вам только дам подавай. Прям как животное какое. Никакой фантазии.

– Ох, ваша светлость…

Я отмахнулся.

– Ладно-ладно, я в самом деле уже шел спать.

Комнату я занял один, хотя желающих разделить со мной вызывалось немало, но я могу всю ночь пропялиться в окно, мне на сон нужно всего пару часов, и неловко объяснять, что, дескать, спите-спите, сэр, ваш жуткий храп совсем не причина моего бодрствования.

Небо чистое, звездное, я посматривал на него со смутным беспокойством. Не знаю, отчего у меня такие тревожные с ним ассоциации. Луна медленно проявляется, пока еще едва заметная, прозрачная, как тающий во рту леденец, но скоро наберется зловещего мертвенного блеска, озарит мир призрачным светом, который так любят танцующие по ночам феи.

Бобик повозился у моей кровати, поднял голову и посмотрел с недоумением.

– Спи, – сказал я с неудовольствием, – еще и ты будешь меня контролировать, морда.

Он уронил голову на лапы, в самом деле заснул крепко и мирно. Странно, мелькнула мысль, вампиры и прочая нечисть особенно набирают мощь в полнолуние. Не в новолуние, когда луны вообще не видно, а именно в полнолуние, когда луна во всем объеме, но скрывается за тучами.

Рассердившись – ну что за чувствительный такой, мужчина должен быть по впечатлительности чуточку похож на обух топора, я лег и попытался заснуть, что удалось не сразу. И даже не понял, что уже сплю, только вот иду через зал пугающе огромных размеров, я в нем просто муравей, везде темно, мрачно и страшно, только полоска лунного света впереди, я иду по ней, по телу трепет, а там, вдали под стеной, высится черный с ледяными блестками трон, отвратительный, но от него волнами струится мощь, ослабляет мое и без того трусливое сердце.

Я шел на ватных ногах к трону, на сиденье – только роскошная алая подушка с золотыми нитями. На ней – черная корона с зубчиками и одним-единственным рубином, но размером с куриное яйцо, что должен помещаться над серединой лба.

С грохотом распахнулась в стене дверь, из черноты появились темные фигуры в балахонах, капюшоны надвинуты на лица. Раздалось нестройное, но встряхнувшее меня пение, зловещее, могучее, невероятно порочное.

Фигуры выдвигались рядами по двое, выстроились перед троном, громкий голос выкрикивает что-то знакомое, я не уловил слов, пока не сообразил, что это обычные молитвы, которые читают задом наперед…

Голоса становились громче и громче, возник грохот барабанов, начал сотрясать стены. Невидимые трубы ревут, не переставая, я пытался сделать шаг вперед, ноги не слушаются, однако я должен пересилить себя и ухватить ту черную корону…

Я вздрогнул и пробудился. Из окна доносятся со двора бодрые голоса, фырканье коней, плеск воды у колодца. Бобик поднял голову, сонно зевнул.

– Все в порядке, – заверил я. – Ты молодец, всех отогнал.

Сердясь на свое малодушие, пусть и во сне, я торопливо оделся, сотворил чашку горячего кофе, вылакал быстро и выскочил наружу. Большинство уже в харчевне утоляют зверский молодой аппетит, голоса веселые, хохот, стук кружек по столу, крепкие шуточки.

Граф Гатер отодвинул пустое блюдо с обглоданными костями и ребрышками, сыто рыгнул и вежливо осведомился:

– Как вам здесь?

– Кормят в самом деле неплохо, – сказал я.

– А вино?

– И вино весьма.

Я сел к нему за стол, сосредоточился, представил вкус, аромат, пальцы стиснули стеклянную бутылку. У графа глаза полезли на лоб, я покосился по сторонам, не заметил ли кто; тугая темно-красная струя красиво изогнулась, переливаясь в кубок графа.