И вдруг разразились неслыханные бои по всему периметру всех вражеских действий. Обо всех этих атаках и оборонах будет рассказано далее, равно как и о наших группах, возникших на тысячные километры боев, и идущих за ними боевых конгломератах.
«Эдакую плеяду юнцов взрастили мы в зоне Чувашских Моркваш!» – думал не без восторга капитан второго ранга Сверчков. Он стоял на верхней палубе катера «Знаменательный». Экипаж судна занимал посты по расписанию: кто сидел у зенитной пушечки, кто стоял у главного калибра на носу, кто на корме возлежал на захваченных персидских коврах возле ящика стремительного сброса глубинных бомб, а часть экипажа на одном из подобных ковров отрабатывала приемы самбо. Временами от одного поста до другого проносились вспышки юмора и освежающего смеха.
Кавторанг внимательно приглядывался к юнцам. Все они достигли возраста, когда, можно сказать, забрасывают детство и соприкасаются с юностью; недокормленное комплотство, перекормленное флотство, уплотненный шоковздор! Вот Марик Ратгер, чьи полупудовые гири не сносились еще во все эпохи WW2, и всякий раз они влекут его мускулы к дальнейшим достижениям, а он берет всякую выдержку и даже приседает попеременно на каждой из ног попеременно – вот он каков! Теперь берем Фитьофа Сагбеева с его промороженным взглядом проникающего голубоглазия, где он располагает шахматные фигуры своей игры, – таков Фитьоф! А где же Сережка Холмцев, наш мастер «морского боя» и еще больший мастер радиотехники, способный прослушивать многоступенчатую клавиатуру европейских и атлантических радиовещаний? Вот он – в наушниках – насвистывает тромбоны on the woodchopers' ball! А вот Валера Садовский, у которого с возмужанием прорезался удивительный баритон! Однажды мы все большой компанией смотрели захваченную в трофеях испанскую мелодраму. Там были субтитры, передающие смысл танцоров и певцов, поющих вперемешку с ослом. И вдруг Садовский стал мощно вторить ослу.
Вовк Осиновский, основной стрелок «Знаменательного», с той поры подружился с Валерой. Они вместе ходили на свидания к Оксане, словно Сирано де Бержерак вместе с юношей, в кого влюблена была Роксана. Спрятавшись во мгле, Садовский пел под видом Сирано. Оксана-Роксана задыхалась во мгле: это поет его любовь!
Садовский, сокрытый в трепетании лунного света, до самого конца наблюдал завершение встречи. Ему хотелось почерпнуть до финала смысл их страстей и стонов. По завершении в тени пионерских террас возникали звуки расшатанных панцирных сеток.
Кавторанг Сверчков – между прочим, родной брат инвалида войны – подмечал, что особый восторг вызывала Оксана Крутоярова – между прочим, родная сестра Ольги Крутояровой – в стихотворном чтении бывшего пионера Акси-Вакси. Этот юнец, у которого нередко на лице появлялись блики неумолимого завершения забега, иной раз позволял себе вольность прочесть что-нибудь вроде:
Окси, Катаваксия,
Вспышки огня!
Карабан Галаксии,
Пламя дня!
Ты приближаешься, моя фигня!
Подходишь, Кваксия!
Кавторанг Сверчков специально отобрал для себя такой экипаж: он знал, что попрут напролом ради одной только девичьей рожи. У него и у самого совсем еще недавно был на грани сумерек хаотический кошмар и бред, когда всем казалось, что подходит конец, и только тогда присутствие Оксаны их всех спасло.
Теперь, когда в междуречье Волги и Свияги разыгралась междоусобица, когда повсюду вились ищейки мощной державы Юга, готовой прервать упорные попытки Севера удержать снабжение, он знал, что следует ополчиться на тех, кто еще не познал войны.
Итак, они мчались прямым курсом на Юг, если следовать по течению Волги. В рулевой будке за штурвалом, слегка приплясывая, несла свою вахту босоногая Оксана Крутоярова. Лихая ритмика охватывала всю команду и прежде всего породнившихся волгарей, готовых вести свой экипаж в глубину расщепительных столкновений.
К нам цеппелин летел с авансом,
Гудел надменною персоной,
Жевал дорогой персимфанцы,
Плевал слюнявостью особой.
И все ребята, с хохотом вообразив надменное чучело, которых немало посшибали, теперь наращивали обороты. Мы перли, чтобы влиться в кильватерный строй Миронова-младшего и подойти к становищу за островом КС-99. Нам важно было доложить командованию, как проходил недавний ленд-лизовский конвой. Несколько наших сторожевиков, включая и «Знаменатель», отметили, что отряд огромных лихтеров и транспортов «блу карго» благополучно преодолел систему Беломора и дальше прошел по «старой гравитации». Днями эти конвои отстаивались в торговых точках под заранее подготовленным камуфляжем. Шли – в темноте.
Сторожевики выполняли свои индивидуальные задания. Они, и мы в их числе, гнали во весь опор по крутому накату водяного потока. В этот раз вокруг нас не было ни единого судна. «Знаменателю» был отдан приказ подвергать обстрелу остатки недавно прорванной паутины дирижаблей. Мы должны были как можно скорее влиться в становище десятков плавединиц ВКФ, включая наши отряды, а также канонерские лодки и мониторы, которые в настоящее время бдительно несли охрану на всю высоту и ширину воздушного столба, вздымающегося над пространством за известняковыми скалами острова КС-99.
Пока что «Знаменательный» мчал на полных оборотах посреди волжской пустыни. Вдруг с капитанского мостика последовал приказ вооружиться дальнозоркими биноклями. Мы внимательно стали созерцать единственный воздушный аппарат, который появился на огромной высоте и начал медлительную циркуляцию и снижение.
Через некоторое время можно было узнать в этом аппарате преогромнейший гидроплан. Все юнцы, сгрудившиеся вокруг капитанского мостика, пялились в свои линзы, пока вдруг кто-то, кажется, Холмский, не воскликнул: «Капитан, мне кажется, что это не кто иной, как сама «Святая Корова»!»
Еще один круг. Над стремниной Волги с диким посвистом четырех турбореактивных моторов прошел гидроплан с множеством иллюминаторов. Он прошел над сторожевиком и исчез за горами Верхнего Услона. Через десять минут, совершив огромный поворот, он вышел из-за гор и стал заходить на приводнение. Еще несколько минут, и он сел на Волгу.
Он был теперь в полукилометре от сторожевика и полностью отстранял от себя элементарное несходство с Holy Cow; несходство в сторону, перед нами слегка покачивался Air Flight № One, личный самолет Президента Соединенных Штатов Америки. По трапам его опускались группы отрядов «морских котиков», и вскоре он стал похож на окруженный прихвостнями приморский замок. Открылось днище корабля, и изнутри выдвинулась платформа. Главный пассажир, сопровождаемый Генеральным штабом, вышел на помост – высоченный, энергетический и враскачку Дуайт Солю Солюкс.
Он что-то пробормотал одному из своих офицеров и помахал рукой в нашу сторону. Офицер извлек из парусиновых брюк пару сигнальных флажков. Акси-Вакси и Холмский переглянулись – в порхании флажков угадывалась Международная декларация морской стражи. Два друга тут же доложили своему кавторангу: «Они приглашают нас причалить к платформе. Встреча пройдет в неформальных обстоятельствах».
Катер бойко двинулся в сторону причала и в два счета забросил пару канатов. Несколько морских пехотинцев обеспечили быструю швартовку, и катер левым бортом притерся к «Святой Корове». Экипаж сторожевика спрыгнул на платформу и выстроился вдоль причала: Ратгер Марк, Фитьоф Сагбеев, Валера Садовский, Вовк Осиновский, Акси-Вакси-Наш-Поэт, Сережка Холмский, Большие Уши, Оксана и Люда Крутояровы, кок Сверчков и его брат, командир-кавторанг Сверчков, – все выстроились, в общем, в количестве девяти человек; кое-кто в морских тельниках, в штанах из «чертовой кожи», один или двое в боксерских трусах, две девчонки в волейбольных шортиках, кок в фартуке и кэп в белом кителе с прежней заслугой в виде звезды «Пурпурное сердце».