Зато он ни с того ни с сего наорал на собственных подчиненных Ростовцева и Сажина, без всякой логики чередуя тирады из серии «Почему до сих пор не найден убийца Лесникова?!» с тирадами на тему «Какого черта вы прицепились к этому (Глобусу(?!»
Попытки Ростовцева объяснить, что они прицепились к «Глобусу» именно для того, чтобы найти убийцу, не производили на Горелова никакого впечатления. Во-первых, он это и сам знал, а во-вторых, прекрасно понимал, что если убийца связан с «Глобусом» или его окружением, то лучше его вообще не искать, чтобы не тревожить вышестоящее начальство и осиное гнездо купленных с потрохами чиновников в мэрии.
— Короче, есть у вас другие версии — по ним и работайте! — подытожил Горелов после краткого препирательства с подчиненными. — Афанасьев этот, коллега, так сказать. Наркоман ваш. Бандит беспаспортный, как его… Новиков.
— Старик-коллега, между прочим, скончался на днях, — заметил Ростовцев и добавил, кивнув на Сажина: — А Юра вот предполагает, что вместо Барчука мы тоже можем найти труп.
— Вот и хорошо. А еще лучше, если вы найдете еще и труп Новикова, а заодно — свидетелей, которые видели его в ночь убийства возле того дома. Тогда мы спокойно закроем дело, и ни у кого не будет неприятностей.
— А предсмертную записку с признанием в убийстве не хотите? — съязвил Сажин.
— Представь себе, хочу, — ответил Горелов.
— А как быть с поручением следователя о проверке деловых операций, которые проводились с участием Лесникова? — поинтересовался Ростовцев.
— А кто у нас следователь? Светка Кораблева? Ну так она это поручение дала по вашему же наущению — разве нет?
Собственно, так оно и было. Молодая следовательница без излишней самонадеянности считала, что опытные оперативники разбираются в этих делах гораздо лучше нее, и, как правило, охотно следовала их советам. А недавно она наглядно убедилась, что если этим советам не следовать, то случаются всякие неприятности, вроде бесследного исчезновения Барчука, отпущенного ею на свободу вопреки мнению капитана Ростовцева.
Но Ростовцев слишком явно не хотел разговаривать с Кораблевой об отмене этого поручения, и Горелов сказал:
— Ладно, я сам с ней поговорю. А может, с ней и без меня поговорят…
* * *
После разговора с Гореловым Ростовцев незамедлительно извинился перед Светой Кораблевой за грубость, но одновременно настоял, чтобы Алексею Барчуку был возвращен статус подозреваемого, а сам Барчук был срочно объявлен в розыск.
Заодно он выяснил, что Сергей Петрович Новиков в розыске не числится. Но зато эксперты из криминалистической лаборатории быстро выяснили, что в паспорте на имя Новикова подклеена фотография. А это значит, имя в паспорте чужое.
— Очень знакомая рожа, — повторил Ростовцев, получив это известие, и посадил стажера Вадима Мальчугина просматривать розыскные альбомы и ориентировки.
Стажер долго и добросовестно их просматривал, но «знакомую рожу» не нашел.
— Он может быть среди тех, кто был в розыске, а теперь нет, — предположил Ростовцев.
— Но тогда он либо арестован, либо умер, — сказал Сажин, намекая на то, что в этом случае Новиков не мог убить Лесникова.
— Либо розыск отменен, потому что с него сняты обвинения или потому что он был арестован и осужден, а теперь отсидел и опять на свободе. Я ручаюсь, что видел его морду и именно в ориентировке.
На то, чтобы поднять старые ориентировки, ушло еще некоторое время, но потрачено оно было не даром. Действительно, среди отмененных ориентировок нашлась одна со схожим портретом.
— Истомин Святослав Сергеевич, — прочитал Ростовцев. — Пятьдесят седьмого года, трижды судим, разбойные нападения, грабежи, хранение оружия. Задержан в прошлом году за разбой и нанесение телесных повреждений.
— Если он сбежал из-под стражи, то должна быть новая ориентировка.
— А если он отпущен из-под стражи под залог, за взятку или за недостаточностью улик, то новой ориентировки быть не должно. А разыскивало его Нижегородское управление. Надо посылать туда запрос и выяснять, сидит он или нет.
— И если нет — объявлять в розыск по нашему делу?
— По идее он должен сидеть. Правда, у нас с этой демократией по-русски, бывает, даже серийных убийц выпускают под подписку о невыезде… Короче, пиши запрос.
— Так ведь пока ответят…
— А пока будем Барчука искать. Ведь по твоей версии он должен быть в городе.
— По моей версии он должен быть на полтора метра под землей. Долго искать придется.
* * *
На самом деле Барчук находился не на полтора метра под землей, а в шести метрах над нею — на втором этаже недостроенного здания, законсервированного из-за нехватки средств.
Барчук сидел в углу и мог показаться спящим, если бы не запах. Но труп в разгар лета разлагается быстро, и запашок распространился по всей стройке.
Самое противное, что нашли его детишки. Они играли внизу, а когда вонь добралась то первого этажа, их заело любопытство. Один пацан вспомнил, что такой же запах был, когда хоронили его бабушку, а дальше кто-то произнес фразу:
— А слаб(пойти и посмотреть?
Естественно, после этого все гурьбой пошли и посмотрели.
Когда приехала опергруппа, судмедэксперт выматерился трехэтажно, потому что для людей его профессии нет ничего хуже, чем работать с полуразложившимися покойниками. Но внешний осмотр он все-таки провел на месте и сразу сказал:
— Видимых причин смерти нет. Не застрелен, не задушен, не зарезан и не избит. А остальное — после вскрытия.
Сажин надеялся, что в теле Барчука будет пистолетная пуля, а рядом — гильза от «Макарова». Но надежда оказалась тщетной.
Зато рядом с телом обнаружился пакетик. Небольшой такой пакетик из полиэтилена, а в нем малюсенькие таблеточки, похожие на нитроглицерин.
«Смешинки».
— Черт возьми! Да у него тут целое состояние, — сказал Сажин, разглядывая пакетик со всех сторон.
В нем осталось совсем немного таблеток. Остальные Барчук, очевидно, съел — и если так, то причина смерти становилась совершенно очевидной. Нормальная доза «смешинок» — от одной до четырех-пяти штук. Больше уже опасно. А в пакетике их было не меньше сотни. Если учесть, что каждая таблеточка стоит полдоллара, то это действительно целое состояние. Месячная зарплата среднего российского гражданина. Именно столько можно заработать с одного пакетика — если, конечно, продавать таблетки, а не жрать их горстями.
А если жрать горстями, то где-то между пятнадцатой и двадцатой таблеткой можно необратимо сойти с ума, а после каждой последующей — заснуть и не проснуться.
А самое главное — бывалые поедатели «смешинок» (со стажем от месяца и больше) утверждают, что чем больше таблеток съешь — тем больше хочется еще. И спасает только то, что наркоман помногу не покупает, потому что на это надо слишком много денег, а торговцы помногу не продают, потому что не хотят терять постоянных клиентов.
Возникает вопрос — каким образом к Барчуку попал целый пакетик таблеток общей стоимостью не меньше тысячи рублей. Даже если он был неполон — все равно, даже то, что осталось после смерти Барчука, тянуло сотни на три.
Сам Барчук толкачом не был. Его квартиру обыскали очень тщательно и никаких наркотиков не нашли. К тому же, толкачи сами редко балуются зельем — особенно таким, которое начисто отрубает все тормоза, так что, имея под рукой запас, можно запросто схватить сверхдозу.
Как и большинство наркотиков, «смешинки» создавались на благо людям. Героин когда-то считался превосходным средством от кашля, а «смешинки» были придуманы, как сильнодействующее лекарство от депрессии, ипохондрии, черной меланхолии и суицидальных наклонностей.
Однако «смешинки» не прошли строгих фармакологических испытаний из-за опасных побочных свойств. Поэтому серийное производство этих таблеток наладил не тот концерн, который их изобрел, а совсем другой — тот, что давно известен во всем мире под названием «Мафия Инкорпорейтед» и под тысячью других имен.