Барчук не клюнул даже на Сажинскую приманку:

— А что, если Николай Иваныч сам Лесникова грохнул, а теперь на тебя стрелки переводит?

— Не знаю я ничего! — продолжал твердить Леша. — Не помню. Может, меня вообще там не было.

При этом он не думал о выборе правильной тактики — однако выбрал самую правильную.

Крыть нечем.

Хочется крыть, а нечем, как выразился однажды общенародный любимец Михаил Жванецкий.

В тот же день Света Кораблева, наделенный всеми законными полномочиями следователь прокуратуры, вежливо, но твердо сообщила Сажину и Ростовцеву:

— Держать Барчука я больше не могу. Прокурор ордера на арест не даст, да я и не буду его просить. Вам придется искать другого убийцу.

Алексей Барчук вышел на свободу за несколько часов до истечения предусмотренного законом 72-часового срока задержания без ордера на арест.

И исчез.

Сажин с Ростовцевым предлагали приставить к нему наружное наблюдение — хотя бы на несколько дней. Вдруг он все-таки замешан в убийстве. И если Сажин все-таки прав, и Леша симулировал кайф, а на самом деле был в сговоре с киллером — то он может отправиться к сообщнику или заказчику за своей долей.

Но начальник угрозыска Горелов людей на это дело не дал, а сами Сажин и Ростовцев заниматься слежкой не могли. У них было полно других дел.

Они даже не сразу узнали, что Барчук пропал. Только на третий день его вечно пьяный отец был после уличной драки доставлен в дежурку райотдела, где как раз в это время оперуполномоченный Сажин разговаривал с участковым.

Папаша орал, что его сына ни за что держат в тюрьме, а теперь и его решили посадить без вины, и вообще все менты сволочи.

Сажина в этой тираде заинтересовало только одно обстоятельство — оказывается, папаша понятия не имел, что сына уже три дня как выпустили из изолятора временного содержания.

Сажин переспросил несколько раз и убедился, что дома Леша не появлялся. Матери у него не было, а отец его в глаза не видел.

И во дворе его тоже не видели со дня ареста.

Барчук как сквозь землю провалился, и Ростовцев сразу уверенно сказал:

— Сбежал.

И даже позвонил в прокуратуру Свете Кораблевой и в выражениях, которые обычно не принято употреблять при общении с дамой, высказал ей свое отношение к ней самой и особенно к ее методам ведения следствия.

И продолжал злиться на нее еще целых два дня.

А через два дня в своей квартире номер десять, что на третьем этаже в том самом подъезде, где жил и умер Юрий Лесников, скоропостижно скончался ветеран органов внутренних дел, бывший начальник медвытрезвителя Николай Иванович Афанасьев.

Старичок жил одиноко, и когда из его квартиры запахло газом, соседи вызвали сразу и аварийку, и милицию. А местные милиционеры вспомнили, что Николай Иваныч проходит свидетелем по делу об убийстве, и отзвонились в городское управление, Сажину.

Старший менеджер охранной фирмы «Ястреб» Игорь Тараканов был на складе, когда пришла фура с зеленым горошком из Германии.

Полностью должность Тараканова называлась «старший менеджер по боевой подготовке», и оба шофера этой фуры были его учениками. Работали они, однако, не в «Ястребе», а в транспортном филиале ООО «Глобус», и со своим учителем виделись нечасто.

Навыки, которые привил им Игорь Тараканов, шоферы могли проявить, скорее, при перевозке электроники, дорогой бытовой техники и других ценных грузов. Зеленый горошек к таковым не относился. Хотя как знать. На дорогах встречались такие беспредельщики, которые имели дурную привычку сначала убивать шоферов, а уже потом смотреть в кузов.

Едва Тараканов успел поздороваться с учениками, как в его кармане заверещал мобильный телефон.

Звонил генеральный директор «Глобуса» Заборин, который даже не пытался скрывать свои эмоции и разговаривал с Таракановым далеко не так интеллигентно, как с Ростовцевым.

Как понял Тараканов, проблема заключалась в том, что этот самый Ростовцев позвонил Заборину и вежливо попросил добровольно предоставить в распоряжение уголовного розыска документы, связанные с деятельностью покойного Лесникова Ю.П. на посту заместителя генерального директора «Глобуса». Документы, содержащие особо важные коммерческие секреты, можно пока не предоставлять, но если они вдруг понадобятся, Ростовцев очень просит показать и их тоже и ручается, что секретность от этого не пострадает.

— Нас не интересует ваш бизнес как таковой, — сказал Ростовцев по телефону. — Мы расследуем убийство, и все, что с ним не связано, нас не касается. Даже если в этих документах что-то не так, мы не дадим им хода.

Заборин при этих словах мог бы рассмеяться — так же как Ростовцев после слов Заборина, что он впервые слышит о заказных убийствах. Но генеральный директор слишком сильно психовал и смеяться не мог. Он на повышенных тонах завел свою прежнюю песню, что никакие документы «Глобуса» не могут иметь отношения к убийству Лесникова.

Тогда Ростовцев все так же вежливо и твердо уведомил генерального директора, что документы можно изъять по постановлению следователя, но в этом случае вместе с работниками угрозыска их будут исследовать оперативники из ОБЭП и налоговой полиции.

Заборин не знал, что постановление уже на руках у Ростовцева, но он не верит, что в документах «Глобуса» найдется след, который может вывести на убийцу Лесникова. А потому решил в стиле Коломбо лишний раз потрепать Заборину нервы и посмотреть на его реакцию.

Реакция была впечатляющей. Заборин совершенно потерял самообладание, и когда он бросил трубку, Ростовцев решил, что генеральному директору придется покупать новый телефонный аппарат.

Заборин действительно шарахнул трубкой по аппарату с такой силой, что он мог разлететься вдребезги, если бы был хоть чуть менее прочным. Но аппарат уцелел, и Заборин сразу же схватил трубку снова и, промахиваясь по нужным кнопкам, только с третьей попытки набрал номер Тараканова.

Тараканов выслушал сбивчивое сообщение генерального директора и произнес совершенно спокойно:

— Хорошо, я все понял. Прекрати панику. Розыск — это мелочь. Хватит одного звонка, чтобы тебя больше не трогали. Я позвоню сегодня — так что завтра они перед тобой еще и извиняться будут. Ты мне лучше скажи, что там с наследством. Имей в виду, Ирина беспокоит меня гораздо больше, чем какой-то угрозыск.

— Ну, с Ириной я сам разберусь. Я не собираюсь кормить эту сучку всю жизнь за счет фирмы. Насчет этого ты не беспокойся.

Когда милиция и газовщики ломали дверь в квартиру номер десять, на лестнице собралось десятка два любопытных с преобладанием детей, подростков и прочей поющей молодежи. Участковый, срывая голос, орал:

— Не курить! Спичек не зажигать! И вообще — пошли все вон отсюда!

Однако вон никто не пошел. А дверь у старичка, между тем, оказалась не простая, а противоударная, и высадить ее с лету не удалось.

В разгар процесса в подъезд зашел молодой человек в джинсовой куртке и с сумкой из джинсовой ткани через плечо. Он вообще был весь в потертой истрепанной джинсе, и Сажин сразу придумал ему прозвище — «Джинсовый Мальчик».

Между тем, был он уже не мальчик — лет тридцать, не меньше. Однако, выглядел Джинсовый Мальчик так, словно только вчера окончил школу. С лица его не сходила улыбка, а рот не закрывался ни на минуту — похоже, молчать этот парень просто физически не мог.

Зато он мгновенно вник в ситуацию и тут же подал здоровую идею — просочиться в квартиру через форточку. Он даже вызвался самолично туда пролезть. Невысокий и щуплый, он как нельзя лучше подходил для этой цели.

Когда к месту событий подъехали Сажин с Ростовцевым, они застали интенсивную возню и трепыхание в лоджиях третьего этажа. Наряд милиции в сопровождении молодого человека со здоровыми идеями перебирался из соседней квартиры на балкон Николая Ивановича.

Молодой человек, назвавшийся Толей, ловко просунулся в форточку и дотянулся до оконных задвижек. Через пару минут милиция уже входила в квартиру через открытое окно.