Она стала вспоминать, что такого было у нее в сумке. Никаких документов там не было, это точно. Смена белья, теплый свитер, косметичка, а в ней – обычные бабские штучки. Обычные безликие мелочи. Никаких записей. Еще ключи от квартиры, но на них ведь тоже не написано, какой адрес.

От сердца немного отлегло. Тут она заметила, что коврик сбился, и нащупала в углублении пола кожаный чемоданчик. Вспомнив слова покойника, потянула чемодан на себя, вытащила его из машины. Чемоданчик был дорогой, хорошей кожи, с кодовым замком. Эта вещь плохо подходила убитому, была для него слишком дорогой и красивой. Оглядевшись, не нашла ничего, чем можно было бы открыть замок, и сунула руку в бардачок. Там ей в первую очередь попалась в руки сложенная в несколько раз плотная желтая бумага. Вспомнив последние слова мертвеца, она сунула бумагу за пазуху, порылась в бардачке и нашла там складной нож с широким прочным лезвием. Этим ножом в два счета сорвала кодовый замок и открыла чемоданчик.

Внутри лежали плотные пакеты с белоснежным порошком. Сердце подпрыгнуло и ухнуло куда-то вниз.

– Вот блин! – проговорила она, тупо уставившись на содержимое пакетов. – Белая леди! Стекло! Героин! Только этого мне не хватало! Ну и ночка выдалась! Нет, будем считать, что я ничего не видела!

Она торопливо захлопнула чемоданчик, засунула его обратно под сиденье, бросила сверху желтую бумагу из бардачка, прикрыла все ковриком и, машинально хлопнув дверцей машины, выскочила из сарая.

Небо на востоке начало понемногу розоветь, и какая-то ранняя пичуга уже выводила свою нехитрую песенку. Нормальные птицы на юг осенью улетают, а эта петь настроилась!

Рядом с развалюхой, окруженной ярко-желтыми кленами, оказался круглый глубокий пруд с неподвижной черной водой. Внезапно она представила мертвеца на сиденье машины и, еще не осознав, что собирается делать, шагнула обратно. Распахнув дверцы «Опеля», подхватила мертвеца под мышки и выволокла из сарая. Она и сама не понимала, для чего все это делает. С трудом дотащила до берега, здесь на глаза ей попались несколько крупных булыжников. Набив камнями карманы трупа, столкнула его в воду. Темная вода глухо булькнула и сомкнулась над ним.

Это последнее усилие отняло все силы. Она была мокрая от пота вся, от шеи до пяток. Такое впечатление, что выкупалась в прокисшем борще. Или в дерьме, так, пожалуй, вернее.

Наклонившись над темной водой, она смыла с лица и одежды чужую кровь.

На какое-то время она утратила чувство реальности и пришла в себя только в нескольких километрах от сарая с брошенным «Опелем», шагая по проселочной дороге. Под ногами громко шуршали красные, желтые, оранжевые листья. Уже окончательно рассвело, и издалека раздавался приближающийся звук мотора. Она хотела было спрятаться в придорожных кустах, но внезапно ее охватила какая-то апатия, она словно дошла до некой мертвой точки. Стало совершенно все равно, что будет дальше. Убьют? Ну и пусть! Событий прошедшей ночи вполне хватило бы, чтобы сойти с катушек. В мозгу что-то заклинило, и теперь она ничего не боялась.

Из-за поворота дороги показался допотопный львовский автобус. Она замахала руками, автобус остановился. Внутри было тепло, и мрачные мужики в кирзовых сапогах и замурзанных ватниках разглядывали ее, как инопланетянку.

Она и вправду производила впечатление неземной – высокая, с длинными белыми волосами и очень бледным лицом.

«Запомнят? – спросила она себя. – А, все равно, если и запомнят, то никому не расскажут…»

И она в изнеможении закрыла глаза, вытянула с наслаждением ноги и задремала под мерный шум двигателя.

До дома она добралась без приключений.

Поднявшись на четвертый этаж, позвонила тихонько.

Конечно, еще очень рано и Ритка, разумеется, спит как убитая, но Лере, честно говоря, было на это совершенно наплевать. Ключей у нее не было, они остались в потерянной сумке, а ей сейчас хотелось одного – забраться под горячий душ и стоять под ним несколько часов, пока обжигающие струи не смоют весь ужас прошедшей ночи.

Она звонила раз за разом, но подруга и не думала открывать.

– Черт, утащилась, что ли, куда-то? – пробормотала Лера, еще раз надавив на кнопку звонка. – Вроде ведь не собиралась…

Она застонала и привалилась к двери. Что же делать? Как попасть домой?

И вдруг дверь чуть заметно подалась.

Она не была заперта.

Что за черт? Не в такое время мы живем, чтобы оставлять двери открытыми!

Она потянула ручку и вошла в темную прихожую. Пугаться уже не было сил.

В квартире пахло чем-то сладковатым, удивительно неприятным и пугающим. И вместе с тем знакомым. Лера шагнула вперед, споткнулась о Риткины сапоги, еще какую-то обувь, негромко чертыхнулась и протянула руку к выключателю. Вспыхнувший свет на секунду ослепил ее.

В прихожей словно только что промчался тропический ураган или пробежало целое стадо слонов: одежда и обувь валялись кучей на полу, на самом видном месте красовалась новая Лерина куртка, и на ней виднелся отчетливый отпечаток грязного мужского ботинка.

– Что за черт, – Лера раздраженно втянула воздух сквозь зубы и крикнула:

– Ритка! Чертова кукла! Что тут у тебя творится? Ты что – напилась, что ли?

Никакого ответа не последовало. Тишина. Закрыв за собой дверь квартиры и торопливо накинув крючок, Лера перешагнула через груду одежды и толкнула дверь Ритиной комнаты.

Здесь царил беспорядок почище, чем в коридоре: постель сброшена на пол, простыни скомканы и разорваны, пол усыпан разорванными фотографиями, осколками стекла и фарфора. В этих фарфоровых осколках Лера узнала любимую Ри-тину статуэтку – китайскую собачку, которая всегда стояла у подруги на полке.

Убедившись, что в комнате никого нет, Лера снова выбежала в коридор, заглянула в свою комнату. Здесь было то же самое – полный погром. Схватившись за голову, она бросилась на кухню. Уже ничуть не удивляясь, разглядела вывернутые на пол шкафчики, рассыпанные по полу крупы, кофе, сахар, битую посуду… и всюду этот запах, отвратительно сладковатый и странно знакомый!

Осталось заглянуть только в ванную.

Лера распахнула дверь ванной комнаты и замерла на пороге.

Вот откуда так страшно, так одуряющее пахло. Здесь этот запах был так силен, что у нее закружилась голова.

Занавеска была задернута, но за ней что-то было. Что-то или кто-то.

Руки у Леры тряслись, и она не могла заставить себя отдернуть занавеску. Казалось, если она это сделает, произойдет что-то ужасное, что-то непоправимое.

Лучше уйти, закрыть за собой дверь… И никогда сюда больше не возвращаться.

Однако это было необходимо.

Она дернула занавеску и привалилась к притолоке, чтобы удержаться на ногах.

В первый момент она даже не поняла, что лежит в ванне.

Это не было человеком. Во всяком случае, это не было ее подругой, не было Риткой, с которой они вместе выкурили целый вагон сигарет, съели не один пуд соли, с которой тысячу раз ссорились и снова мирились, которая знала все ее маленькие и большие секреты.

Это было кровавое месиво, в котором едва угадывались человеческие черты.

Держась за косяк ванной, Лера закрыла глаза, досчитала до десяти и снова открыла их. Ничего не изменилось. Ванная комната накренилась, как палуба корабля в шторм, и ее организм затрясли рвотные спазмы. После этого стало чуть легче. Вот и хорошо. Лера умыла лицо холодной водой, потом сильной струей из душа смыла кровь с мертвой подруги и заставила себя рассмотреть ее. Еще немного, и она может устраиваться на работу в морг, мрачно попыталась она про себя пошутить. Она знала по опыту: только трезвый взгляд на происходящее и здоровый цинизм помогут ей выпутаться.

Ясно было одно: Риту пытали, прежде чем убить. Ее руки были испещрены ожогами. Маленькими круглыми ожогами, которые может оставить на теле горящая сигарета. Рот ее был заклеен скотчем – чтобы не кричала.

Бедная девочка. Бедная, несчастная Ритка, а она так хотела жить! Ее пытали, а потом долго и страшно убивали.