Впрочем, поговаривали, что некоторые удачливые искатели не уходили из этих мест без хорошей добычи. Хотя возможно, что все рассказы о самородках могли быть лишь плодом мечтаний лесорубов, грезящих о лучшей доле, – нашел самородок, и сиди себе в трактире, попивай пиво, а не маши здоровенным топором с рассвета до заката.

Забросив похудевший мешок за плечи, Илар потрусил по теряющейся в сумерках дороге прямиком в лес. Теперь, после встречи с «добрыми людьми», темный, машущий еловыми лапами лес казался Илару гораздо более ласковым и добрым, чем люди, уже показавшие свою злую натуру. Лес пока еще ее не показал…

Через минут пятнадцать бега трусцой, после того, как едва не выколол себе глаз сухим сучком и не сломал обе руки, дважды упав через повалившиеся деревья, искатель приключений выскочил на большую поляну посреди леса.

На ней стоял дом, или скорее избушка – бревенчатая, вросшая в землю, с крохотным окошком, из которого лился зыбкий, дрожащий свет. Было видно, что за окном на подоконнике горит свеча, и сквозняк, поддувающий из приоткрытой дощатой двери, колеблет пламя – тусклое, неверное, почти ничего не освещающее вокруг себя.

Илар осторожно подошел к окну, заглянул в него; мутное стекло, засиженное мухами и покрытое грязными потеками, почти не пропускало свет, и рассмотреть что-либо в избушке было совершенно невозможно. Лишь пламя свечи – завораживающее, приковывающее внимание, билось, плясало в каком-то непонятном ритме; хотелось смотреть на него и смотреть, бесконечно, не отрываясь… А еще очень хотелось войти, прикрыть за собой дверь, сесть у очага и вытянуть ноги к пламени, облизывающему трещащие, пускающие слезу-смолу поленья.

Мечта, конечно, – над избушкой не струился дым из очага, и, если бы не огонек свечи, избу можно было бы счесть брошенной много лет назад.

Сколько Илар простоял возле окна – он не знал. К реальности вернула несчастная голова, заболевшая так сильно, что перед глазами завертелись красные круги, а еще – его сильно затошнило.

Илар сдержал позыв и, подождав с минуту, решил – лучше пусть убьют, но он не будет замерзать тут, под окном, как бродячий пес – голодный, холодный и побитый. Надо идти внутрь.

– Мам, чем это так воняет? – Илар наморщил нос, не открывая глаз, и вдруг заподозрил, что никакой мамы тут нет, дома нет, а еще почувствовал, что лежит на чем-то твердом, все тело у него затекло и еще… ужасно хочется по-маленькому. Так хочется, что еще чуть-чуть, и будет поздно.

Открыл глаза, проморгался и едва не описался – ситуация располагала: прямо перед ним, в пяди от глаз Илара, висел череп, с которого свешивалась седая клочковатая борода. Обтянутый сухой, как пергамент, кожей, он смотрел на Илара засохшими открытыми белесыми глазами, а еще – улыбался ехидной улыбкой, обнажив неожиданно белые и крепкие зубы.

Илар почувствовал, что левую руку что-то сдавливает, будто звериный капкан, с трудом отвел глаза от притягивающего взгляд седобородого черепа и с ужасом обнаружил, что левая рука находится в плену у скелета, вцепившегося в нее со всей силой, на какую способны восставшие мертвецы!

Илару казалось, что прошли долгие минуты с того момента, как, проснувшись, он ощутил неприятный запах, но на самом деле минуло всего секунды три-четыре. Нет, не минуты – вечность!

Парень вскрикнул и, подвывая, стал отползать от скелета, пытаясь освободиться от коварного плена. Сразу освободиться не получилось, скелет дернулся следом за несчастным пленником, что увеличило ужас Илара и подвигло на более активные усилия по возвращению свободы, – он рванулся так, что сухие кости пальцев скелета хрустнули, переломившись, и с перестуком, словно горох, упали на деревянный пол.

Дверь охнула под напором молодого, вскормленного на папиных пирожках тела, отлетела в сторону, и это самое тело, завывая, понеслось в сторону речки, где виднелись кусты, представляющиеся достаточной защитой от оживших скелетов. Мелькала трава, тонкие ветки хлестали по лицу, и опомнился Илар только тогда, когда едва не влетел в речку, сбегающую по темным камням прозрачной струей, в которой мелькали стайки серебристых рыбок.

Эта струя напомнила Илару о невыполненном желании, он метнулся назад, в кусты, и… через несколько минут облегченно опустился в слегка влажную от утренней росы траву на берегу, глубоко вдыхая напоенный лесными ароматами воздух.

Голова медленно освобождалась от тумана, заполнявшего ее до основания и не дававшего мыслям двигаться легко и приятно, и минут через пятнадцать Илар был в состоянии понять некоторые вещи, а именно: он каким-то образом оказался на полу в незнакомой избушке, в плену у отвратительного, вонючего скелета, а еще – что он не помнит, как там оказался.

Будучи парнем умным, Илар принял единственно верное решение: сунул голову в воду, справедливо решив, что надо освежиться, смыть с себя грязь, кровь, пот и по возможности – проклятие, если таковое было на него наложено. Всем известно, что текучая вода – верное средство против проклятий. По крайней мере, в городке так говорили.

Поплескавшись в студеной воде, Илар снова уселся на берегу и стал вспоминать – что же вчера с ним было? Память вела его от самого дома до избушки, из которой он сейчас выскочил, и воспоминания обрывались возле окна, за которым мерцала свеча. Далее – темнота, и вот – утреннее пробуждение в объятиях гадкого скелета, при воспоминании о котором парня охватывала нервная дрожь.

Впрочем, дрожь была не только нервной, ему ужасно хотелось есть, он продрог на утреннем ветерке, мокрая голова стыла, ее ломило – удар дубинкой, или чем там его угостили, не прошел даром. Эта же дрожь выбила из него последние остатки одури, разум прояснился, и теперь Илар четко осознал – скелет был не живым, это радовало. Рядом был дом, в котором можно поживиться чем-нибудь съестным (возможно, но не обязательно), а еще, если не быть особенно щепетильным, можно украсть у скелета что-нибудь ценное, то, что поможет Илару продолжить путешествие. Деньги, ценные вещи – зачем они мертвецу? Они нужны живым! И единственный живой здесь – это Илар. А значит, все, что найдет, принадлежит ему.

Удовлетворенный безупречными логическими умозаключениями, Илар собрал волю в кулак и побрел к избушке, беспокоясь о том, чтобы кто-нибудь с тракта не успел забрести в уединенный домик и не успел обобрать покойника раньше, чем он.

Илар не был особенно суеверен, хотя и верил в живых мертвецов. Выросший среди грубых и не обладающих особенно развитым воображением лесорубов и золотоискателей, Илар смотрел на жизнь довольно просто – есть труп, владевший при жизни некими ценностями. Они ему не нужны, а нужны хорошему парню, желающему исполнить свою мечту и осчастливить мир своим присутствием. Так чего стесняться? Дело есть дело.

Дверь болталась на ржавых петлях, поскрипывая и будто приглашая войти. Неприятно, конечно. Ощущение такое, будто входишь в могилу. Но ведь Илар хочет быть волшебником! А волшбу не творят трусливые и брезгливые люди! Чего только стоят рецепты магических снадобий, о которых Илар прочитал в книгах: «Взять щепотку соли, ушной серы с булавочную головку, ложку меда, кусочек засушенной жабы-муги, десертную ложку земли со старой могилы и толченую кость от правого указательного пальца повешенного. Все хорошенько перемешать, сдобрив столовой ложкой крови девственницы, добавить столовую ложку крепкого вина тройной перегонки, подогреть до появления серого дыма, сказать заклинание. При удачном колдовстве вы получите средство от облысения. Намазывать на лысину перед сном на полчаса. Результат скажется через неделю употребления. Желательно часть снадобья перед намазыванием принять внутрь, не обращая внимания на неприятный вкус».

Илар помнил, как его перекосило, едва он прочитал рецепт в одной из книг: совать в рот ушную серу, могильную землю и кость повешенного – фффу-у-у! А жаба! Говорят, на юге лопают этих жаб, только звон стоит, но чтобы уроженец севера сунул в рот эту пакость?! Вырвет, даже сомневаться не надо.