– На самом деле я уже успела полюбить свое…

– Выбирай, – велела она голосом, который был на одну четверть рычанием тигрицы, а на три – приказом раздраженной принцессы, и я видела, что отныне и впредь все именно так и будет.

– Мне не нужно кресло, – сказала я так, как разговаривают с вопящим карапузом, когда нужно настоять на своем. – Мне нужно, чтобы мы разобрались с этой презентацией.

Она закатила глаза и скрестила руки на груди.

– Ладно. Как хочешь!

Да, чувствую я, веселенькие нас ждут времена.

ЧЛ сдержал свое слово и приехал на групповые репетиции. Он даже остался допоздна, чтобы помочь убрать сцену, то есть достаточно долго, чтобы Юэн отбыл вместе с приятелями, и предложил подбросить меня до дому. Я пожала плечами и улыбнулась, но, конечно, сказала «да». Стоя в вечерней пробке, омываемые городскими огнями, мы ни о чем не говорили. Я люблю вечерний город, лоснящийся и приглушенный, когда все туристы уже уснули в своих «новотельных» кроватках, театральные клакеры вливаются в устья похожих на пещеры театров Вест-Энда, последние запоздалые и немногочисленные офисные работники расходятся по домам, растрепанные и помятые. Это мой народ – неуверенный, рассеянный, застрявший на полпути между тем, где он был, и где хочет оказаться.

Машина затормозила возле моего дома. Он выключил мотор, и мы посмотрели друг на друга. Я улыбнулась:

– Зайдешь на кофе?

ЧЛ ухмыльнулся:

– Это что, эвфемизм…

– Ты меня подловил. Нет у меня никакого кофе. Я имела в виду, не хочешь ли ты зайти на чашку чая?

– Обожаю чай. И очень хочу.

Мы вошли в дом. Он сбросил свой вельветовый пиджак на диван и сел.

– Славный котик, – заметил он.

– Спасибо, – отозвалась я с кухни. – Это был нежеланный подарок.

– Правда? А мне нравится, когда в доме есть кошка.

– М-м-м… К этому я уже начала привыкать. Он достойный представитель своего племени. Ты как чай пьешь?

– О, так чай и в самом деле есть? С капелькой молока, пожалуйста. – Я вошла в комнату с кружками. ЧЛ от души начесывал кота, и тот издавал громкое урчание. Со мной он урчал редко, а то и вовсе никогда. – Холодновато здесь.

– Правда? Хочешь, принесу одеяло?

– Нет, нет, конечно, это совсем не по сезону, – запротестовал он, но я видела, что рука у него побелела и дрожит. Принесла из кладовки шерстяное одеяло.

– Ну вот, теперь у меня такое ощущение, будто я тебя нянчу, – проворчала я, подтыкая одеяло вокруг его бедер. – А дальше начну пичкать тебя каолином и морфином.

– Не шути так, в моем-то возрасте: недержание и все такое прочее, – сказал он, ухмыляясь.

– Боже, ты и впрямь умеешь очаровывать женщин! Не хочешь, чтобы тебе составили компанию под одеялом?

– На самом деле, – проговорил ЧЛ, подтягивая меня к себе за пояс моих рабочих брюк, – мне хотелось бы кое-чего большего…

Я опустилась на диван, оседлав его бедра, и мы поцеловались.

Это был нежный поцелуй, не такой, которого я ожидала. Он лишь чуть приоткрыл рот; его мягкий язык, исследуя мой, был застенчив почти по-мальчишески. Рука, которая притянула меня поначалу так уверенно, затрепетала и в конце концов легко замерла на моей талии. Это был поцелуй нервного подростка, поцелуй с последнего ряда кинотеатра, поцелуй, который отозвался во мне эхом какой-то полузабытой мимолетной влюбленности. Это было сногсшибательно.

– Я не могу этого сделать, – выдохнула я ему в шею. И в этот момент осознала, что мои бедра медленно трутся о его ноги. О, я могла сколько угодно говорить, что я этого не хочу, но на самом деле не могла даже вспомнить, когда я в последний раз хотела чего-то сильнее!

– Нет, конечно, мы не должны ничего делать, – прошептал он мне в ухо. – Мы можем сидеть и всю ночь держаться за руки, если ты этого хочешь. Я могу уйти, если ты этого хочешь.

Я отстранилась и взглянула на него, освещаемого оранжевым светом торшера. Его глаза были нежны и полны надежды, как у юноши, словно он не понимал, что я едва ли не принадлежу ему со всеми потрохами, что дело уже в шляпе.

– Это не то, чего я хочу. Я просто… Я давным-давно ни с кем не была. И у меня месячные. И я не подбрилась. Я… я не ждала, что кто-то ко мне нагрянет. Извини.

– Не извиняйся, не надо, – проговорил он, словно удивленный тем, что я прошу у него прощения.

– Пойдем со мной в постель, – сказала я. – Я хочу обнять тебя.

Но, конечно, едва мы оказались там – я, раздетая до бежевых шелковых трусиков, он в тесных черных боксерах, – все случилось совсем не так. Под кремово-голубым викторианским одеялом он посасывал мои соски; я терлась лицом и щеками о густые заросли волос на его груди. От него так и веяло мужественностью, от всего, до последнего дюйма – почти чересчур. Он заполнял кровать своим ростом, своей шириной. Я проводила руками по его чудесному телу и могла думать только об одном – ты восхищаешь меня, ты восхищаешь меня – снова и снова. Когда наконец я забралась в его трусы и коснулась кончика члена, он выгнулся дугой и ахнул. Я смочила пальцы и потерла кожу между его яичками и анусом.

– Покажи мне, как ты себя трогаешь, – попросила я.

Он крепко схватился за член ниже головки и принялся неистово мастурбировать. Чем плотнее я его массировала, тем быстрее он двигал рукой, извиваясь всем телом, и, наконец, вскрикнул, когда я кончиком пальца миновала сфинктер и проникла вглубь. Я нависла над ним, подождала приближения оргазма и, когда он кончил, нырнула вниз, чтобы распробовать вкус каждой капли. Казалось, он кончал целую вечность, мышцы стискивали мой палец – плотно, еще плотнее. Солоноватая сперма волнами изливалась мне в губы. Он вскрикнул, как женщина, и, когда все было кончено и я скатилась с него, поцеловал меня, жадно раскрыв рот.

– Это было… восхитительно.

Я улыбнулась и пробормотала что-то насчет того, что неплохо бы поспать. Он мял мои груди и тискал бедра, но я взяла его руки и положила на свою талию. Дело не в том, что я не хотела кончить; но я упивалась этим моментом: несколько мгновений он безраздельно принадлежал мне, был в моей власти. Я подожду до следующего раза, когда почувствую, что готова к тому, чтобы он, в свою очередь, доставил наслаждение мне. Он уснул, кот свернулся калачиком у его ног на одеяле. Я смотрела в потолок – долго, далеко за полночь, – пытаясь припомнить, когда я в последний раз испытывала к кому-нибудь такие же чувства.

Я проснулась до сигнала будильника и перекатилась на бок. Глаза ЧЛ были уже открыты, он смотрел на меня.

– Доброе утро.

– Доброе утро.

– Если хочешь, можешь сходить в душ, – сказала я и села на постели.

– Нет, спасибо. Ненавижу после душа натягивать на себя ту же одежду. Я сделаю это дома.

– Чашку чая?

– А кофе нет? – Я помотала головой. – Отлично, пусть будет чай.

– Вот и славно. – Я накинула белый махровый халат, которому уже исполнилось несколько лет. Не помню, откуда он взялся, скорее всего, сувенир из какого-нибудь случайного гостиничного номера. – Как тебе сделать?

– Джули Эндрюс, – ответил он. – Я имею в виду…

– Да, я знаю, ничего белого, – улыбнулась я. Вот это круто! Я спустилась вниз, предоставив ему возможность подниматься и одеваться в собственном темпе.

Он сидел на диване; я – в кресле, нянча кружку в ладонях. Он рассеянно гладил кота.

– Как мне нравится, когда в доме есть котенок, – проговорил он.

– Ты уже говорил. – Мы оба кивнули и посмотрели друг на друга. – Ну… знаешь, как говорится… неловкое утро лучше, чем скучная ночь.