– Замороженная пицца со всеми прибамбасами, – кивнула я. – Передай мне Radio Times, пожалуйста.

А₄ просто лапочка, он коллекционирует для меня обрывки еврейскости, как некоторые мужчины неуклюже подбирают гладкие камешки на пляже, чтобы впечатлить своих девушек.

– Эй, глянь-ка, Тони Блэр по телику, в еврейской шляпе и зажигает канделябр!

– Ты имеешь в виду ермолку и ханукальные свечи?

– Э-э… да.

С каждым уходящим годом я испытываю все большую тревогу по поводу праздников, и не в последнюю очередь – из-за недавнего развода моих родителей. Как бы так вести разговор, чтобы этот вопрос не всплыл? «Извини, мам, не могу с тобой сегодня поужинать, потому что я… э-э… у меня немного другие планы…» Разговор о чувствах подобен чему-то, что граничит с криминалом – я бы чувствовала себя куда комфортнее, говоря, что встречаюсь со своим сутенером.

И я так завидую тем своим друзьям, у которых родители разошлись, когда они были детьми! В этом возрасте родители чувствовали бы свою вину из-за поднятой кутерьмы и пытались бы купить твою любовь. А если это происходит, когда ты уже взрослая, что ж, тебе не повезло. Курточки с меховой отделкой? Каникулы на лыжах? Забудь об этом! Лучшее, что ты поимеешь, – это закатывание глаз и самый тяжкий в мире вздох, когда папина машина выруливает на улицу.

Моя мама – мудрая женщина, она давным-давно оставила попытки расспрашивать, когда я намереваюсь остепениться и создать семью по примеру Л. (само совершенство, чудесным образом воплотившееся в моей сестре). Нет, она теперь принялась разрабатывать ту богатую жилу, которую копали с незапамятных времен все матери нашего рода, – пассивно-агрессивное провоцирование чувства вины.

И в этих вопросах она – всего лишь ученик-падаван у высшего Мастера Йоды[33] – моей бабули.

Итак, поздний вечер, я, мама и бабушка вместе сидим в кухне, поедая шоколадки, – ну, ты знаешь, как это бывает. Они совершили удачный маневр, заняв ближайшие к двери места, что, как выяснилось позднее, было моей первой ошибкой.

– Оно заставляет кое о чем задуматься, правда, это время года? – говорит бабушка, изучая свою кучку сладостей. Она прикарманивает все конфеты с клубничным кремом с 1972 года. Это фамильный закон.

– М-м-м, определенно заставляет. – Мама пропускает последнюю карамель с темным шоколадом, любимую нами обеими, – она НИКОГДА так не делает – и передает шоколадки мне. Я триумфально вытаскиваю карамельку из коробки. Ошибка номер два.

– В это время года я всегда занимаюсь переоценкой…

Мама кивает с обдуманной внимательностью:

– От этого никак не удержаться.

– Я оглядываюсь на свою жизнь и раздумываю о тех или иных мелочах в минувшем году, которые заставляли меня гневаться или раздражаться.

– М-м-м. (В этот момент до меня начинает доходить, что их мурлыканье не обязательно предназначено друг для друга.)

– Но если посмотреть на это все в перспективе, то становится очевидным, что́ на самом деле имело зна-чение.

– Семья, – согласно подхватывает мама, и карамель застревает у меня в глотке на полпути: она никогда ничего подобного не говорит. Моя матушка – не какая-нибудь там степфордская жена. Она гоняла на мотоциклах, курила гашиш в Марокко, показывала сиськи университетскому декану. Ее юношеские проступки сподвигали ее родителей на молитву, а бесчисленных мужчин ввергали в отчаяние. Она хороший человек, но совершенно определенно никакая не Хорошая Девочка. Мои глаза мечутся по кругу в панике, ища спрятавшихся инопланетян.

– Да, я могла бы беспокоиться из-за того, чего достигла или не достигла в жизни. Но когда я гляжу на моих детей… – сияющая улыбка для мамы – …и внуков, а теперь еще и правнуков, то я знаю: вот для чего все это было нужно.

Кто уже читал мои книги, тот представляет, что в норме это был бы один из тех моментов, когда приходит папа и спасает меня. Но теперь мои родители в разводе. Спасителя не будет. Я здесь совершенно одна.

– Кажется, у меня звонит мобильник, – говорю я, приподнимаясь со стула.

– О, милая, сейчас ведь каникулы, – говорит мама, вся из себя – яичный пудинг и сладкое вино. – Кто бы это ни был, он поймет, если ему придется перезвонить. Вот, возьми еще одну карамельку…

Я не так много помню из того, о чем шел разговор в тот вечер, но припоминаю, что был упомянут JDate[34]. А также некий хороший приятель, имеющий сына, которого моя мама недавно видела в городе.

А еще стоимость замораживания яйцеклеток. Думаю, кто-то – возможно, я сама – изрек слова «выкуп за невесту». Точно сказать не могу.

Все, что я знаю, так это то, что в следующий раз я остановлюсь в отеле.

Решения:

• Сделать будущий год лучше прошлого. Это не должно быть трудно. Даже двенадцать месяцев комы были бы лучше, чем прошлый год.

10. Туфли, некогда бывшие в широком обращении как офисная обувь, ныне сосланы в ту часть гардероба, на которой навешан ярлык «наряды для костюмных вечеринок».

9. Ночной крем становится дневным кремом, дневной крем – кремом для рук, а на лицо перед отходом ко сну ты намазываешь нечто, подозрительно напоминающее крем от детских опрелостей.

8. Телефон звонит в десять минут одиннадцатого по будним дням, и разговор начинается со слов: «Извини, я тебя не разбудил?»

7. Этот двадцатидвухлетний не флиртует. Он просто проявляет любезность.

6. Ты начинаешь понимать разницу между био– и не-био– и даже стираешь вручную свои тряпочки. Не то чтобы многие видят их теперь, но на всякий случай…

5. Твои сексуальные фантазии включают члена теневого кабинета (а то и двух).

4. Если они напечатают еще одну статью об использовании силы ветра для зарядки энергией вайфая в твоей юрте из переработанной тиковой древесины, тебе придется убить… погоди-ка, нет, это же были десять признаков того, что тебе нужно начать читать другую газету. Прошу прощения!

3. Последний мужчина, который дал тебе номер своего телефона, в тот момент примерял тебе туфли.

2. Ты удачно разрешила проблему «Делать мне лазерную коррекцию этих капилляров или не делать», став слишком близорукой, чтобы их замечать.

И последнее – по очередности. Но не по значимости:

1. У тебя кончился лубрикант, и ты даже не можешь вспомнить, когда он в последний раз использовался.

Пустые бутылки из-под джина возле кровати: четыре.

Не совсем пустые бутылки с джином где-то в доме: две.

Впавшие в бессознательное состояние друзья – на диване или рядом с ним: тоже двое.

Туфли, которые я не сумела толком снять, прежде чем забраться в постель: одна.

Другие обитатели означенной постели: один (чертов кот).

Первое долбаное похмелье в году? Счету не поддается.

– Итак, теперь, когда ты доступна, предположительно…

– Предположительно?.. – Я сидела на краю ванны, общипывая облупившуюся эмаль с ногтей на ногах. Настоящий уход за собой провалился в ад, бросил вызов дьяволу, вышел на другой стороне, был возрожден и умер еще пять раз. Я теперь практически пещерная женщина.

– Может быть, тебе хотелось бы, чтобы я приехал и как следует о тебе позаботился?

Я хихикнула. Вот что я обожаю в Н.: мы можем быть идеальными платоническими друзьями многие месяцы – да что там, годы! – подряд, но как только мы оба снова остаемся без постоянной пары – вперед на всех парах. Это все равно что постоянно иметь под рукой идеального мужчину. Если бы только этот мерзкий душок прежних отношений уже выдохся… Впрочем, неважно – я знаю, что он играет в «друзей с привилегиями» как настоящий профессионал.