Две тысячи тринадцатый год от Рождества Христова потом назовут годом колючей проволоки. Счастливо избегнув конца света, предсказанного индейцами майя в конце 2012 года – может, у них просто воображение закончилось, а может, они видели в этой жизни что-то, что не видим мы, – человечество бросилось покупать колючую проволоку. В этом году силы стабилизации в Афганистане решили испробовать новую тактику конфликта, основанную на изоляции районов, контролируемых моджахеддинами, талибами, и воспрещении свободного перемещения в районы, контролируемые властями. Для изоляции применялись самые разные средства – от ракет «Хеллфайр» с «Предаторов» до колючей проволоки, которой опутали, а где и не в один ряд, дороги, кишлаки, города. Афганистан был не единственной страной в мире, где колючая проволока была востребована. Люди, избегнув конца света, научились бояться собратьев своих.

Год колючей проволоки…

Вне зоны доступа мы…

Майор Владимир Тахиров, уволенный из рядов вооруженных сил в девяносто седьмом году за то, что написал рапорт на имя министра обороны, где указал несколько схем расхищения военного имущества своими сослуживцами, а до этого изгнанный из рядов спецназа за то, что ударил полковника, в пьяном угаре посылавшего на смерть его и его пацанов, проснулся, как и обычно, – с первыми лучами солнца, с рассветом.

Он проснулся так, как просыпаются дикие звери – просто открыл глаза и замер, вслушиваясь в тишину, в едва слышный шелест штор у открытого окна, в легкое, сонное дыхание женщины рядом с ним, в шум ранних машин на проспекте. Он прислушивался, принюхивался, стараясь уловить хоть самый малый намек на то, что дело плохо, – легкий шорох, посторонний запах, отсутствие шума под окнами, которое могло говорить о том, что улица перекрыта, приближающийся шум вертолетных лопастей – у американцев в последнее время появились малошумные транспортные машины, можно не заметить, пока поздно не будет. Но ничего этого не было – только едва слышный шум за окном да дыхание. Майор полежал так еще какое-то время, потом аккуратно поднялся на руках, стараясь не разбудить спящую рядом женщину, – и ловко выпрыгнул на ковер. Почти бесшумно пошел в ванную, по пути не забыл проверить, закрыта ли дверь.

Дверь была закрыта.

Намыливаясь под душем, майор понял, что стареет. После вчерашнего, когда ему немало пришлось лазать по чердакам и подвалам, мышцы так и не восстановились, остатки молочной кислоты были в них и поныне, причиняя боль.

Да… Не мальчик.

Мальчишками они были тогда, в Афганистане – удивительно, но в СССР даже в спецназе были срочники! Он попал в спецотряд, потому что на него обратили внимание в военкомате: идеальный немецкий, потому что мать учительница немецкого в средней школе, и посредственный английский, потому что немецкий он изучал дома, в порядке факультатива, так сказать. Плюс – взрослый норматив «кандидата в мастера» по биатлону. Надо сказать, что в спецназ тогда подбирали по несколько другим критериям, нежели сейчас. Ценились не габариты и спортивные достижения по рукопашному бою – а знание языков и спортивные успехи по дисциплинам, требующим длительного и упорного приложения сил – бег на стайерские дистанции, лыжи, биатлон – вообще великолепно. А два языка – это просто находка, потому что два иностранных языка являлись минимумом для солдата советского спецназа, а за два года службы можно выучить и третий – и тогда получится вообще полиглот, будет, чем похвастаться на смотре. Да вот только не дали ему французский поучить…

После курса молодого бойца их сразу перекинули в Чирчик. Одна из самых страшных школ доподготовки в Советской Армии, с постоянным голодом, с марш-бросками под палящим солнцем, с обмороками от солнечных ударов, со стесанными до костей пятками. Во время длительных марш-бросков под палящим солнцем и с полной выкладкой в этой спецшколе умирали люди. Упражнения были самыми разными. Провинившихся расстреливали – давали лопату и заставляли копать себе могилу в каменистой земле. Когда могила была готова – стреляли холостыми…

Первым комбатом у них был Ялдаш Шарипов, по национальности узбек, кличка Бай. Командир жесткий, но правильный, побывавший в Афганистане и учивший тому, что действительно было нужно там. И даже больше – например, каждый вечер он ставил каждой из рот задачу украсть что-либо у другой роты – что-то из документации, дневального, иногда ставилась задача украсть знамя отряда. В итоге – в ночное время вместо сна все дежурили, а если кому-то все же получалось потерять что-то, пропустить воров, то провинившихся ждал марш-бросок под палящим солнцем в полной боевой выкладке. В основном отряд состоял из призывников с Кавказа и Средней Азии, но Тахирова, на четверть русского, на четверть узбека, наполовину немца, в отряд взяли, благо он был таким же, как и все, чернявым и смуглым. Потом ему и дали кличку Узбек, словно в насмешку, за четверть его узбекской крови, но кличка прилипла, и больше Тахирова по-другому никто и не звал.

Потом Тахиров не раз с благодарностью вспоминал майора Шарипова. Пусть и тридцать с лишним лет прошло, и ему самому уже – пятьдесят, но уроки Шарипова до сих пор ценны и действенны…

В Афганистане они стояли под Кандагаром – оперативная зона Юг, один из самых страшных участков. Пустыня и плоскогорья, для караванов – сущее раздолье. От Кандагара к пакистанской границе ведет «американка», отличная, построенная то ли британцами, то ли американцами дорога, а там совсем рядом – порт Карачи, через который в Пакистан прибывают оружие и подкрепления для моджахедов. И даже если начнется вторжение – оно начнется именно отсюда, потому что здесь – самый короткий и не прикрытый горами путь для удара.

И они здесь стояли. Неделями пропадали в пустыне, брали караваны. Выстроили вокруг Кандагара многоэшелонированную систему обороны, на которой сложили немало голов духи. Патрулировали на вертолетах…

Когда распался СССР – перед Тахировым, как и перед всеми другими офицерами, встал выбор – что делать дальше? Кому присягать? На этот вопрос не так-то просто ответить, как кажется. Их вывели после войны в Азербайджан, сам он был на четверть русским, на четверть узбеком и наполовину немцем, имевшим право выехать в теперь объединенную Германию. А родился он в Киеве, на Украине – или в Украине, как сейчас принято говорить. Нормально? Вот и реши тут…

Решил – как и многие другие, присягнул России. Знать бы тогда…

Иногда он долго думал. Над тем, как прошла его жизнь, с кем и как он воевал, и самое главное – ради чего? Ради чего они воевали, если результатом – вот это?! Что же они сделали не так, ведь они воевали честно и храбро, и ни один не дрогнул и не побежал?